— Если бы не граната, ты бы мне еще спасибо сказал, — не собираясь признавать вину вслух, хмыкнул миллиардер. Закурив, он нервным жестом провел по волосам и снова посмотрел на сына. — Что теперь будешь делать?
Богдан не ответил, сунув руки в карманы черных джинс, отстраненно и равнодушно смотря перед собой. В высоких армейских ботинках, в черном свитере, с серебристыми волосами, молчаливый — он казался простым мальчишкой.
На первый взгляд.
Полонскому-старшему уже было знакомо это состояние сына — он только с виду казался равнодушным, а в голове его в это время обрабатывались, словно на компьютере, сотни подходящих вариантов. Один за одним, медленно и методично, рассматривая каждую мелочь и все детали и ровно до тех пор, пока не сложится один единственный, но верный план. И еще пара запасных на всякий случай.
Стоило уже, наконец, признать, что мальчишкой-то он уже давным-давно не являлся на самом деле.
— То же, что и раньше, — спокойно откликнулся Богдан, не глядя на отца. — Приеду к Исаеву и поставлю его перед фактом. Либо на место Воронцова становлюсь я, либо в скором времени его корпорация перестает существовать.
Это он и собирался сделать… сегодня, пока Воронцов был бы занят встречей с дочерью. Люди Громова не дали бы им уехать раньше времени, а Исаев не мог не согласиться и сам бы разорвал контракт, оплатив Воронцову неустойку, которую с лихвой компенсировал бы ему Богдан.
Когда Аня вместе с отцом и в сопровождении вернувшегося Кирилла поехала бы подписывать договор о помолвке, их самих бы ждал отказ…
Но все планы полетели ко всем чертям благодаря одному человеку, решившемуся влезть не в свои дела. Солнцеву вычислили, она чудом осталась жива и еще неизвестно насколько пострадала. Более того, пока люди Громова искали ее по городу, она вернулась в квартиру, где поджидал ее Воронцов. И, увы, нескольких оставшихся человек Кирилла не смогли помешать отъезду. Их просто вывели из строя. И еще неизвестно, выживут ли.
И Аню увезли в неизвестном направлении. Подъехавший Никита, сообразивший, что девушка скорее всего рванула домой, своими глазами видел, как уезжал кортеж, среди которого затесалась каким-то образом старая черная иномарка.
Приехавший буквально через несколько минут на место Богдан, по программе, оставленной Кириллом и маячку на «Тойоте» легко определил куда.
К Исаевым в загородный особняк.
И одному богу известно, как отреагировал сам Демьян на эту новость… Нет, в том, что касалось экономики и финансов, мозги младшего Исаева работали как надо. Несовершенно, конечно, но весьма прилично — в конце концов, сколько лет Богдан собственноручно его тренировал, устраивая аферы и подставы? Как экономист парень был весьма неплох, но в том, что касалось отношений и чувств между людьми…
Ноль. Полнейший!
Блондин, чьи руки сейчас сжались в кулаки, вполне осознавал, если по вине этого придурка с Аниной головы упадет хоть волос, то не только бизнес Воронцова и Исаевых, но и сами они перестанут существовать.
— По-мелкому ты не играешь, — усмехнулся мужчина, откидываясь на спинку кресла.
— Если речь идет о ней, то нет, — ровно отозвался Богдан, чувствующий, не смотря на внешнюю отчужденность, какое-то смутное беспокойство. Что-то неприятно карябало изнутри, заставляя с каждой минутой волноваться все больше. И постепенно беспокойство переросло в самую настоящую тревогу и такую, что некоторые жесты удавалось контролировать уже с заметным трудом.
За окном давно стемнело, и с момента, как Аня оказалась в особняке Исаевых прошло всего пара часов… Но парень боялся за нее все больше и больше. Настолько, что уже был готов сам ехать туда, не дожидаясь приезда Громова, вылетевшего первым рейсом из Штатов.
И плевать на суммы и договора. Сейчас ему нестерпимо хотелось как можно скорее забрать Солнцеву оттуда, пускай даже в обход все планов, воспользовавшись банальной силой.
Останавливало только одно. Если его люди, предупрежденные о последствиях, на открытую конфронтацию не пойдут, то охрана тандема Исаев+Воронцов скорее всего начнет банально отстреливаться. В итоге начнется самая настоящая перестрелка и штурм особняка… Где-то внутри которого находится Аня.
— Ты нервничаешь, — едва молчаливый врач оказался за дверью, вдруг заметил старший Полонский с ноткой удивления. Пожалуй, за все это время он впервые увидел подобные эмоции на лице своего сына, который в любой ситуации всегда оставался невозмутимым и равнодушным.
Богдан только отмахнулся, доставая из кармана вибрирующий мобильник. Мельком взглянул на дисплей…
И в тот же момент маска холодного равнодушия разлетелась на части!
— Аня?!
***
— Анют, — негромкий, но такой знакомый голос раздался совсем рядом. Он казался таким знакомым, таким родным, таким… желанным, что я не сразу поверила в него. Произнесенное им собственное имя вполне могло оказаться глюком отчаявшегося сознания… Но мягкий, настойчивый зов повторился вновь. — Аня…
С трудом, с большим трудом я разжала ладони, открывая глаза… И не поверила в то, что увидела:
— Богдан…
Высокая фигура в черном у распахнутой дверцы машины, напряженное красивое лицо, такие непривычно взволнованные ярко-голубые глаза… и протянутая мне ладонь вместе с тихим, но уверенным приглашением:
— Иди сюда.
Слишком горячие пальцы обожгли мою руку, частично приводя в сознание. Из салона я выбиралась с трудом, дрожа на холоде и поскальзываясь на корке льда. Да и ноги уже просто не держали.
Но стоило мне только встать, как меня тут же стиснули в крепких объятиях, зарываясь лицом в волосы, а над головой послышался единственный судорожный вздох, полный нескрываемого облегчения:
— Нашлась.
— Богдан, — наконец-то начиная понимать, что мне не кажется, что он действительно здесь, я прижалась к крепкой груди, комкая непослушными пальцами мягкую ткань свитера и роняя крупные слезы, не сумев сдержать всхлипов. — Богдан…
Он здесь. Он, правда здесь!!
А меня просто сжимали в объятиях, ничего не говоря. Крепко, сильно, почти до боли и мешая дышать. Но мне было не до того — я сама старалась прижаться к нему еще крепче, так, словно от этого зависела моя жизнь, ненасытно и жадно вдыхая знакомый и неуловимо родной аромат одеколона, крепкого табака и пряной вишни…
И чувствуя, как меня начинает трясти от пережитого.
— Ань, что он с тобой сделал? — обхватив мое лицо ладонями, пальцами поглаживая щеки, напряженно и быстро спросил Богдан, вглядываясь в мои глаза. — Что?
— Ничего, — мотнула я головой, закусив нижнюю губу и снова прижалась к нему, тихо прошептав. — Он не успел.
На миг тело парня окаменело… Но только на миг. А потом меня обняли так, что едва не хрустнули все кости разом.
И я поняла — он боялся. Он действительно за меня боялся. Волновался, переживал, сходил с ума, не находя себя места, но как всегда пытался держать себя в руках…
И не мог. Срывался. Наверное, впервые в своей жизни.
И сейчас, прижимаясь к нему в поисках тепла и защиты, чувствуя, как отступает на задний план всё то, что было раньше, упиваясь его запахом и его присутствием рядом, я наконец-то поняла.
Я люблю его. Господи, как же я его люблю…
— Как ты здесь оказалась? — отстранившись, блондин надел на меня свою куртку, застегнул и снова обхватил мое лицо ладонями. — Сбежала?
— Да, — шмыгнула я носом… И опять полезла обниматься. Замерла, уткнувшись в мягкий свитер носом, почувствовала, как меня заключили в кольцо сильных и надежных рук, и попыталась объяснить, путаясь в словах. — Я не смогла. Отец, Исаев, они… Не хочу…
— Тш-ш-ш, — тихо прошептали мне на ухо, слегка укачивая в своих руках и гладя по голове. — Я знаю, Анют. Они больше тебя не тронут, обещаю.
И я верила. Кивала, роняла слезы, прижималась к нему, крепко обнимая за талию, и верила…
— Богдан, надо уходить, — послышался вдруг мужской голос, вроде бы и знакомый, но я все равно вздрогнула. — Ее наверняка ищут.
— Это Никита, — успокаивающе сжав мои плечи, пояснил блондин и, наклонившись, подхватил меня на руки. — Он видел, как тебя увез Воронцов. Ты настояла, чтобы забрали машину?
— Да, — снова шмыгнула я, пряча лицо на его груди, чувствуя, как он надежно прижимает меня к себе, аккуратно переходя скользкую дорогу. — Я не могла ее оставить.
— Только по ней я тебя и нашел, — с мягким смешком отозвался Богдан и, поставил меня на ноги на обочине рядом со знакомой «Ауди», припаркованной метрах в пятидесяти дальше. И, пока подошедший Никита открывал дверцу, напряженно оглядываясь по сторонам, блондин пригладил мои торчащие дыбом волосы и, коснувшись моих губ своими губами, произнес. — А сейчас мы поедем ко мне, хорошо?
— Да, — я кивнула, глядя в такие знакомые-знакомые глаза… и понимала, что просто схожу по нему с ума. И неуверенно спросила. — А моя машина?
— Ну я же не оставлю ее здесь, — просто улыбнулся Богдан, поглаживая пальцами мои щеки. — Никита перегонит.
— А он водить умеет? — вытирая слезы, с тихим любопытством и недоверием спросила, глядя на замершего охранника рядом.
На меня так посмотрели…
— Язва, — меня порывисто прижали к себе, сильно-сильно. И протянули негромко с нескрываемым облегчением. — Какая же ты язва, Анют…
Я только гнусаво хихикнула и уткнулась носом в его грудь. Меня обняли в ответ, ласково поглаживая по спине, давая понять, что теперь уже все действительно в порядке.
Да я и сама поняла, что меня только сейчас начало окончательно отпускать…
Он был рядом, он приехал, он нашел меня. А всё остальное не так уж и важно.
— Богдан! — резкий окрик Никиты прозвучал неожиданно среди ночной трассы в окружении заснеженных полей.
Машинально обернувшись на крик, я подняла голову и увидела летящую прямо на нас невесть откуда взявшуюся машину…
Фары резанули по глазам, ослепляя, машину, скорее всего вывернувшую из-за моста, занесло на скользкой дроге и теперь мотало из стороны в сторону.
Я не поняла, как оказалась прижатой к серебристому боку «Ауди». Все происходило слишком быстро — белоснежный внедорожник боком пронес мимо, обдав порывом ледяного ветра и оцарапав кожу тысячами мелких льдинок из-под колес. Нас не зацепил только чудом, но в следующий момент махина, совершив очередной вираж, с ходу влетела в припаркованную на той стороне дороге мою машину!
— Нет! — я рванулась вперед, не сумев сдержаться. На моих глазах с ужасающим грохотом и треском оба автомобиля улетели в кювет. — Нет!
— Аня, стой! — меня перехватили поперек талии чьи-то руки, не давая перебежать дорогу. — Ты уже ничем не поможешь!
— Отпусти, — я попыталась вырваться, отчетливо поимая, что там, в овраге сейчас лежит моя машина, покореженная, наверняка разбитая и совсем одна! — Отпусти меня!
Но меня все равно удержали, не давая вырваться. Как бы я не брыкалась, не пытались разжать руки, сомкнувшиеся на моей талии мертвой хваткой, как бы ни кричала — меня все равно не отпустили.
А я билась, вырывалась, кричала и плакала, не желая осознавать, что моего любимца, моей обожаемой машины, моего самого дорого малыша теперь больше нет.
И отчаянные, вырвавшиеся из груди рыдания потонули в громком, ослепительно-ярком взрыве.
Глава 22
Приходить в себя не хотелось. Не хотелось возвращаться в этот гребаный мир, открывать глаза, куда-то идти, с кем-то говорить, что-то делать.
Просто не хотелось. Внутри чувствовалась даже не опустошенность, разбитость или напряжение, а просто пустота. Холодная, равнодушная, отчужденная.
Просыпаться не хотелось.
И все-таки…
Открыв глаза, с минуту просто вглядывалась в окружающее пространство, не узнавая его. Я точно знала, что прямоугольная небольшая комната с огромным окном в пол и балконной дверью была мне незнакома. Огромный стеллаж из темного лакированного дерева от пола до потолка, весь заставленный аккуратными рядами книг я тоже видела впервые. Как и большой письменный стол с открытым ноутбуком перед ним, под неярким светом простой настольной лампы.
Медленно, как-то слишком медленно поднявшись с длинного дивана у стены, на котором лежала, закуталась в тонкий пушистый плед и, не совсем понимая, что делаю и зачем, подошла к столу. Обошла его, оглядывая темную матовую поверхность, и отстраненно заметила две вещи, расположившиеся у подставки с канцелярской мелочью вроде ручек и карандашей.
Нахмурилась, пытаясь понять, откуда мне они знакомы и, ощутив неудобство, коснулась пальцами брови. Надо же, лейкопластырь…
Облизнув губу, поморщившись, когда задела коросту в том месте, где я ее прокусила, снова перевела взгляд на вещицы, никак не вписывающиеся в окружающую обстановку.
Маленькая карикатурная фигурка Дарта Вейдера и небольшой бордовый плюшевый мишка…
Внутри что-то колыхнулось, но слишком слабо, чтобы обращать на это внимание. Взяв мягкую игрушку в руки, отстраненно коснулась шипов на пузе, провела по круглым ушкам, коснулась маленького носика, и равнодушно посадила обратно на стол, переводя взгляд на светящийся экран ноутбука.
А там, среди многочисленных рабочих файлов и папок, на меня смотрела я.
Счастливая до безобразия, с улыбкой в пол лица, в привычных джинсах, любимых кедах, лежа на капоте моего единственного, сверкающего на солнце малыша…
Сковавшая меня изнутри корка льда на какой-то миг треснула.
Но от попыток вспомнить и осознать все, что со мной случилось, отвлек знакомый, громкий и требовательный писк.
Поправляя на плечах плед, я встала. Проходя мимо светлой воздушной тюли, закрывающей окно, машинально отмечая, что за окном еще (или уже?) темно, я внимательно всмотрелась в угол за диваном, далеко не сразу поверив своим глазам и тому, что я там увидела.
Высокая большая клетка, а в ней, цепляясь крохотными пальчиками за прутья, ползал, возмущенно попискивая, мой полосатый сахарный опоссум…
Когда открылась дверь, я уже знала, кто войдет в этот небольшой, но уютный кабинет. И произнесла, сидя прямо на полу, поглаживая довольно замершую летягу, которую достала из знакомой клетки:
— Так она все это время была у тебя?
— Да, — послышался в ответ такой знакомый голос… А во льду появилась еще одна глубокая трещина.
Вернув возмущенного таким фактом зверька обратно в клетку, я поднялась, кутаясь в плед и повернулась. Он стоял напротив, всего в каких-то пяти шагах от меня. Те же черные джинсы и свитер, серебристо-пепельные волосы, расслабленное тело, спокойное лицо… и взволнованные небесно-голубые глаза. И впервые при виде него у меня внутри ничего не дрогнуло.
— Что со мной? — тихий шепот вырвался поневоле, заставляя удивляться, каким хриплым и слабым он был.
Вздохнув, Богдан подошел и просто обнял меня, прижав голову к своей груди, и негромко произнес, объясняя и легонько поглаживая по спине:
— Транквилизаторы, Анют. Ты еще не отошла.
Ну да, наверное…
Воспоминания в голове плавали, словно ленивые мухи. И попадаться под руку упорно не хотело ни одно из них. Как и чувства, невесть куда запропастившиеся. И лишь спустя долгое, очень долгое время я поняла, что впервые за прошедший месяц мне стало вдруг тепло…
— Анют, — отстранившись, парень обхватил мое лицо ладонями, пальцами поглаживая щеки и пристально глядя в мои глаза мягким, спокойным взглядом. Тихий шепот неожиданно пробрал до костей. — Анют…
И лед треснул окончательно!
Нет, я не ревела в голос. И не кричала, и даже не билась в истерике.
Я просто тихо плакала, прижимаясь к такой родной, любимой и надежной груди…
— Иди сюда, — когда поток слез стал утихать, Богдан взял меня за руку и утянул на диван. Сел сам, усадил меня на свои колени и крепко обнял, откидываясь на спинку. И он ничего не говорил. Он знал, что это не нужно. Как всегда знал…
Заговорила я сама и намного позднее, когда слезы закончились совсем, и я просто сидела у него на коленях, прижимаясь к его груди, как маленькая девочка, а он спокойно гладил меня по волосам. Так… понимающе и очень нежно.