Прозвучавший вопрос оказался полной неожиданностью. Подавившись очередным зевком, я закашлялась, испуганно выпучив глаза на дознавателя, и только могла открывать да закрывать рот. А Константин Алексеевич только хмыкнул, глядя на мою бурную реакцию, терпеливо дожидаясь ответа на поставленный вопрос.
Мозг наконец-то сумел обработать информацию. Но всё, что я смогла выдать так это глубокомысленное:
— Ась?!
— Вы не в вакууме живёте, работаете здесь не первый год, — сверившись с собственными записями, полицейский кивнул собственным мыслям, прежде, чем продолжить говорить. — К тому же проходили здесь практику и подрабатывали во время учёбы. Поэтому, я повторюсь… Что вы думаете о происходящем?
Рассеянно почесав бровь, я честно попыталась сообразить, что можно ответить на такой каверзный вопрос. И вовсе не потому, что у меня мыслей не было. были, ещё какие! Проблема в том, что думать-то я думала, много и разнообразно. Но исключительно нецензурно. К тому же, если припомнить, какие именно способы воздействия на некоторых коллег я представляла, то тянут мои размышления как минимум на пару старых добрых статей из уголовного кодекса.
Это если двести сорок четвёртую не пришьют, по доброте душевной и исключительно из любви к поиску крайних. Тех самых, что ближние к двери на вылет!
— Знаете, Константин Алексеевич… — я в кои-то веки села прямо, положив руки на стол и постукивая пальцами по металлической поверхности. Звук выходил дробный, звонкий и гулким эхом разносился по залу, создавая пугающий аккомпанемент. — Я думаю, тут возможно всё. А ещё я почему-то уверена, что случившееся — это ужасное, непоправимое, чудовищное… Но всё-таки, простое стечение обстоятельств.
— И почему же?
— Ну, смотрите, товарищ дознаватель, — передёрнув плечами от настороженного взгляда Николая, заглянувшего в зал, я снова вздохнула. — Работать в морге согласится далеко не каждый. Кто-то по призванию, кто-то по велению души, а кому-то просто нужно хоть где-то работать. Выдержать эту атмосферу, тоже далеко не каждый сможет… Сами понимаете.
Мужчина понимающе хмыкнул, делая очередные пометки. У меня складывалось впечатление, что из них он собирается написать роман. И остаётся надеяться, что главной жертвой детективной линии не станет несчастная девушка-патологоанатом, только-только поверившая в то, что у неё вообще хоть что-то может быть хорошо!
— И я допускаю, что из-за собственного разгильдяйства или ещё по какой-то несомненно очень важной причине, кто-то из младшего персонала мог перепутать бирки или и овсе упустить из виду, куда и когда увезли то самое пропавшее тело, — тихо фыркнула, припоминая, какие интересные косяки творила так «любимая» троица. Чего только стоила их тупая шутка над слушателями курсов для сотрудников охраны!
Нет, не спорю, притворится зомби в морге — это всегда актуально и модно. Но в каждой шутке есть доля шутки. И тем более, когда сия шутка организуется в мою смену. Повезло им, что Шут в той группе оказался, в противном случае соблазн сделать из них настоящих ходячих мертвецов был бы слишком велик, что бы его проигнорировать.
— И вы даже мысли не допускаете, что кто-то из ваших коллег мог подложить второе тело в гроб? — дознаватель слегка склонил голову набок, разглядывая меня странно заинтересованным взглядом.
— С чего бы? — иронично вскинув бровь, я только головой покачала. — Не, я конечно, местами тот ещё наивный дятел, но не настолько же. И вполне могу допустить такую кощунственную для большинства мысль, что санитаром было банально лень тащить два тела. И решили они совместить приятное с полезным: сократить трудовые затраты, освободить себе свободное время и убить тем самым двух зайцев сразу. То есть и деньги отработать и не надорваться от избыточного служебного рвения. Бывает, видела, проходила… Лечить даже пыталась. Но медицина тут бессильна, увы. Вот только как бы сильно я не сомневалась в наличии серого вещества под названием мозг, в гроб тела не санитары складывают. А сотрудники ритуального агентства. Отсюда у меня вполне закономерный такой вопрос. Ладно, вы не заметили, что в одном мешке два трупа лежит, решив что это один такой большой, жирный мертвец. Но когда вы мешок открыли, дабы клиента в порядок привести по заказу родственников, вы не увидели ничего лишнего, что ли? И запаха не почувствовали, нет? Учитывая, степень разложения трупа мужчины, я сомневаюсь, что на него можно было не обратить внимания, — и добавила, припомнив, как к нам однажды привезли мертвеца с пляжа, где он долго и качественно жарился и варился одновременно. Впечатлений было море, очередь в туалет тоже присутствовала. А уж как мне обоняние отшибло хлоркой, кто бы только знал. — Уж простите за мой французский, но смрад должен был стоять такой, что мухи на лету бы дохли. Тем более в тёплом помещении.
Товарищ лейтенант ничего на это не сказал, только снова кивнул собственным мыслям, дописывая последнюю строчку в протоколе. И сверившись с какими-то своими выкладками в потрёпанном блокноте, он посмотрел на меня пристально, вновь задавая тот самый вопрос, от которого у меня скоро разовьётся нервный тик на оба глаза сразу:
— И всё-таки… Вы уверены, что есть лица, которые подтвердят ваши слова и место нахождения в указанный день?
— Есть, — я улыбнулась, припоминая список этих самых людей и должности некоторых из них. Интересно было бы посмотреть на реакцию лейтенанта, когда он их услышит, но боюсь в данной ситуации поговорка «молчание — золото», как никогда правдива. — И если на то будет необходимость…
И да, я дура. Я это признаю и даже не имею никаких возражений. Но этот диагноз, боюсь, уже не лечится.
— Хорошо, — Константин Алексеевич сделал последние пометки, перечитал получившуюся простыню на три с лишним листа, чему-то хмыкнул задумчиво и протянул мне. — Вот, ознакомьтесь и подпишите «С моих слов записано верно, мною прочитано и подписано». И на сегодня наш с вами разговор закончен.
— На сегодня? — насторожилась, продолжая бегло вчитываться в сухие строки протокола.
На удивление, у лейтенанта был хороший, ровный, аккуратный почерк. И слушал он очень внимательно, выуживая из сплошного потока сознания мои ответы и формулируя их чётко, ясно, без лишних сантиментов и ненужной воды. Всё просто, всё логично, придраться не к чему.
А жаль.
Ещё раз пробежавшись по тексту, я поставила в нужном месте размашистую подпись и вернула протокол дознавателю, вопросительно на него посмотрев. Константин Алексеевич убрал документы в папку, надел фуражку и, поправив рукава форменного кителя, криво улыбнулся:
— Что-то мне подсказывает, мы с вами ещё встретимся, Евгения Сергеевна. Спасибо за сотрудничество, если возникнут дополнительные вопросы, я с вами свяжусь. Всего доброго.
И на такой жизнерадостной ноте, товарищ лейтенант коротко кивнул, развернувшись к выходу и отправившись, судя по лёгким фальцетным ноткам где-то недалеко от зала, отправившись на поиски моего непосредственного начальника. Ну а я…
Я осталась на месте, озадаченно почёсывая затылок и пытаясь понять, к чему была эта странная фраза про предчувствия. И стоит ли начинать ждать подвоха ещё и с этой стороны?
— Чёрт, ну как же не вовремя, — тихо пробормотала себе под нос, с трудом оторвав собственное тело от стула и, шаркая балетками, по кафельной плитке направилась в сторону раздевалки.
Конечно, я сразу поняла, что случилось с телом бедного парня. Трудно не понять, учитывая подробный рассказ дознавателя и фотографии, предъявленные в ходе допроса. Как не составила никакого труда понять, что Николай по вине разгильдяя, перепутавшего бирки, распотрошил совершенно не тот труп. И вместо никому не нужного, достаточно здорового, но совершенно бесхозного автостопщика (к примеру), сбитого на трассе, пострадал погибший в результате несчастного случая мажор.
Да, в бытность живым человеком он был здоров. Да, про труп никто не спрашивал несколько дней, не было ни ориентировок, ни звонков, ничего. Но при этом у парня была семья, а у этой семьи — связи, деньги и жажда справедливости. Так что ничего удивительного в том, что они поставили на дыбы правоохранительные органы, не было. Как не было удивительно и то, что родня бедной бабушки с подселением в гробу тоже требовала справедливости.
А Коля, может быть, наконец-то поймёт, что не стоит быть настолько самоуверенным. И что такое понятие, как «человеческий фактор» способно принести проблемы даже в самый отлаженный механизм по добыче денег криминальными методами. Пусть даже бирки оказались перепутаны не так уж и случайно, но кто об этом знает-то? Кроме меня?
Вздохнув, умылась и пригладила стоящие дыбом волосы мокрыми руками. Из зеркала на меня смотрел упырь. Самый натуральный. От былого жизнерадостного и сияющего счастьем лица осталась бледная тень того самого отца Гамлета. Ещё и щёку в крови где-то успела испачкать и не заметить этого, как ни странно. А ещё где-то в глубине души робко шевельнулась совесть, понукаемая благополучно задвинутой, куда подальше моралью.
Я не садист. Я ненавижу давить на и так почерневших от горя людей. Я ненавижу причинять боль тем, кто потерял своих близких и заставлять их переживать эту боль снова и снова. Честно ненавижу. Но выбирая между чужими страданиями и собственной жизнью, я волей-неволей выберу жизнь. И да, это было подло с моей стороны поменять бирки и так поступить с телом парня и с его семьёй…
Но если смотреть с другой стороны, разве так уж плох тот факт, что именно благодаря нему полиция разгорится немалым интересом к тому, что творится в нашем родном морге?
Правда, чего я не ожидала, так это того что сотрудники этого чёртова похоронного бюро совершат такой идиотский поступок. То ли новички в смене были, то ли просто цейтнот… Я, конечно, не в претензии, получилось даже лучше чем надо. Но положа руку на сердце, я бы предпочла обойтись без такого чудесатого стечения обстоятельств. Впрочем, как говорится, что не делается, то к лучшему.
Разве нет?
— Твоих рук дело?! — гневное, ядовитое шипение, раздавшееся позади меня, даже почти не напугало. Организм настолько хотел спать, что я всего лишь глянула на отражение блондина в зеркало и вопросительно вскинула бровь, сцедив зевок в кулак.
И хрипло выдохнула, дёрнув уголками губ в намёке на усмешку:
— Ты извини, конечно, Николя, но ты мне не настолько дорог, что бы идти против своих принципов, — тут я, конечно, знатно покривила душой. — И я не настолько деградировала, что бы издеваться над мёртвыми и семьями, потерявших своих близких! Если ты моральный урод, это вовсе не означает, что надо всех остальных мерить по себе!
— Я знаю, что это сделала ты, Харон. Других сумасшедших, способных на такую якобы «случайную» ошибку вряд ли можно найти, — он подошёл ближе, нависнув надо мной и схватив холодными пальцами за шею сзади, сжимая, но не сильно. — На что ты, сука, надеешься? Что менты докопаются до правды? Или что?
— Я надеюсь на то, что ты сдохнешь. Рано или поздно, — дёрнувшись, я с размаху врезала локтем ему по рёбрам, вынудив разжать пальцы и отступить назад. После чего развернулась, опёршись поясницей на раковину и скрестив руки на груди. Смерила Колю хмурым взглядом и криво усмехнулась. — И я с радостью проводила бы тебя в последний путь. Поверь, если ты окажешься на моём столе, у меня рука не дрогнет. Но увы, Коля, это всего лишь мечты… И я понятия не имею, до чего докопаются менты. Надеюсь, что до правды. Ну а если нет… Что ж, горевать не буду. Судя по твоим поступкам, мозги тебе деньгами конкретно выбило, раз такие ошибки творить начинаешь! Или ты думал я не пойму, что случилось с телом?
— Тварь… — Коля замахнулся, сжимая руки в кулаки.
— Коля, а ты ничего не забыл? — кто бы знал, чего мне стоило произнести это спокойно, холодно с лёгкой насмешкой… У меня коленки дрожали и зубы не стучали только потому, что язык без костей и мёл всё подряд, тыкая коллегу в его собственные ошибки. — Свидетели, Коля, это такие странные звери, которые появляются по принципу вдруг откуда ни возьмись. А ещё Коля, есть такие нехорошие дяди, которые наряд полиции называются. И товарищ лейтенант вполне может заинтересоваться, чего это вдруг крики по всему моргу начались?
— У них есть свои люди в ментуре, зря надеешься…
— А я давно уже ни на что не надеюсь, Коля. Работа в морге как-то отучает от лишних иллюзий, — хмыкнув, я осторожно обошла застывшего мужчину и вернулась в раздевалку, стягивая с себя халат. Бросила его на скамейку, натянула пуховик, засунула вещи в рюкзак и бросила на прощание. — Но не смотря на все связи… На то, что бы выпутать тебя понадобиться время. И деньги. И беспокойство лишнее… А ты вообще, уверен, что они захотят так с тобой возиться-то? Нет, Коля, ты явно себя переоцениваешь… Адьёс, амигос!
Уж не знаю, что сыграло мне на руку, но Коленька с места не двинулся, сверля меня ненавидящим взглядом. А я старалась как можно быстрее покинуть любимое рабочее место. Быть битой в третий раз, это знаете ли не то время препровождения, которым мне хотелось бы заняться этим вечером!
На улице уже стемнело. Обычная суточная смена, начинавшаяся с вечера, должна была закончиться в шесть утра. Ключевое слово «должна». Сгначала меня поймал Ивар Захарович и загрузил графиком работы, сменностью, кадровой укомплектованностью и прочими милыми сердцу бюрократическими прелестями. Я когда увидела всё, что мне предстояло срочно изучить и даже подписать, чуть не ляпнула, что признаю все свои грехи, если это у меня заберут, и никогда больше не будут так пугать.
Хорошо, что сдержалась. И попыхтев, как вусмерть злой ёжик без опохмела, принялась разбираться во всех этих закорючках. Перечисляя про себя, с кем могла согрешить еврейская родня моего любимого начальника. Да, мысль злая и нехорошая…
Но надо ж как-то себя утешить!
Тихо фыркнув, я натянула капюшон глубже. Шапка осталась в раздевалке, а возвращаться я не собираюсь даже под угрозой расстрела. Так что, засунув руки в карманы и нахохлившись как воробей, я быстрым шагом направилась в сторону дома. Попутно размышляя о том, что бы такого купить в магазине, что бы было вкусно, не требовало долгой возни на кухне и понравилось не только мне, но и моему очаровательному зомби.
Если он ещё не сошёл с ума из-за моего отсутствия, конечно же. А то, учитывая, сколько раз я уже появлялась в непотребном состоянии, определённо нужна какая-то взятка, дабы загладить свою вину за лишние волнения. Нет, я, конечно знаю, каким образом можно будет это провернуть…
Но ведь нужно ещё и питаться чем-то. Боюсь, одними плотскими утехами сыт не будешь!
Мысли окончательно свернули с рабочего на совсем иной лад. И улыбаясь во весь рот, я покачивала рюкзак в руке, сама не замечая, как ускоряю шаг, всё больше и больше, стремясь оказаться в родных пенатах как можно скорее. Заглянув в ближайший супермаркет, зависла ненадолго вокруг полок с вином. Но отмахнувшись от этой идеи, принялась во все глаза разглядывать богатый ассортимент. Выискивая то, посмотрев на что желудок согласно уркнет «Моё» и потребует приобрести.
На кассу я корзинку притащила с превеликим трудом. И невозмутимо добавила кое-что сверху, проигнорировав как круглые глаза кассира, потребовавшего у меня паспорт и явно не поверившей в дату рождения, прописанную в нём, так и пошлую улыбку парня, стоявшего сзади. Ему я искренне пожелала до того, как покупать такие вещи, затариться валерьянкой в аптеке. А то, судя по румянцу, прежде, чем начать притворять план по жарким ночам с девушкой, ему придётся успокоиться!
Расплатившись и загрузив всё в пакеты, направилась дальше. И сама не заметила, как оказалась около собственного подъезда. Похлопала по карманам, вытащила ключи и шустро проскользнула внутрь, пыхтя и таща свои покупки наверх. Лестница показалась проклятьем, пока я не дошла до конца и не прислонилась лбом к двери. После чего фыркнула и, сдув прядь волос упавшую на нос, открыла дверь.
Меня встретил тёплый свет, льющийся из кухни и запах крепкого, свежее сваренного кофе. А ещё обеспокоенный взгляд серо-зелёных глаз и мягкая, радостная улыбка. Жмур тут же отобрал у меня пакеты, спихнув их куда-то в сторону, и обхватил лицо ладонями, внимательно вглядываясь, ища хоть какие-то намёки на то, что со мной опять что-то случилось.