- Пожалуйста, не надо. Оставь рубашку. И еще, мне надо за смазкой сходить.
Меня нет, наверное, меньше минуты. Но когда я возвращаюсь со своей сумкой, Александр опять полностью застегнут на все пуговицы и пытается проскользнуть мимо меня к выходу.
- Знаешь, я, наверное, пойду.
Вот это номер. А я-то было, по его вопросу решил, что он "продвинутый пользователь". Стараясь изо всех сил скрыть волнение и изобразить незаинтересованность, я небрежно замечаю:
- Ну, уйти ты можешь в любую минуту.
Мои слова его немного успокаивают. Действительно, кого ему бояться, уж не этого ли шибзика. Опасаясь спугнуть его неосторожным движением, я начинаю медленно, по второму разу, расстегивать ему брюки. Удержаться не могу и отвлекаюсь, что бы провести ладонью ему между ног. Сквозь ткань чувствую, как, подрагивая, встает член. Чуть позже, когда мой любовник уже раздет и сидит, раскинувшись, на диване, я опять отмечаю, что его напряженный фаллос само совершенство, и по величине, и по форме. Саша выразительно смотрит на меня. Шустро опускаюсь на колени и начинаю ласкать это чудо природы. Облизываю мошонку, стараясь языком опуститься как можно ниже. Саша откидывает голову и закрывает глаза. Он вздрагивает, сопит, иногда непроизвольно пытается свести ноги, сдавливая меня коленями. Вскоре его голова начинает метаться из стороны в сторону, а член каменеет и выделяет столько смазки, что можно подумать она не понадобится. Я боюсь, что Саша кончит, так и не добравшись до моего очка, а оно просто зудит от нетерпения. Надавливаю рукой ему на лобок, стараясь снизить возбуждение. Ничего не получается, он вот-вот взорвется. Тогда впиваюсь ногтями ему в ляжки. Безумно желанный мной мужчина офигевает от такой наглости, и тут же грубо подминает меня под себя. Мощными толчками начинает забивать свой поршень в мое тугое колечко. Я предпочел бы напор послабее, и скорость поумереннее. Но разве меня кто спрашивает? Мой собственный член елозит по кожаному дивану и вскоре мне становится все равно, как меня зовут, и где я нахожусь. После секса, когда мы еще потные и разгоряченные лежим рядом, я пытаюсь поцеловать Александра в бьющуюся жилку на шее, но получаю такой толчок в грудь, что слетаю с дивана, основательно хряснувшись головой. У меня потом целых два дня левое ухо плохо слышит.
С этого дня моя жизнь превращается в сплошное ожидание. Ожидание субботы, ожидание встречи. Никакой работы мне особо не поручают, как будто я в один день потерял свою квалификацию как менеджер и забыл два языка, которыми неплохо владел. Это действует угнетающе. Сперва, коллеги смотрят на меня с сочувствием, но Александр разворачивает в компании такой террор, что скоро мое положение оказывается еще не самым худшим. Раз в две недели мой счет аккуратно пополняется авансом и зарплатой, но за что мне платят такие деньги, я уже не вполне понимаю.
Суббота, суббота, еще одна суббота. Александр не пропускает ни одного моего дежурства, но в течение недели ни кивком головы, ни взглядом не дает мне понять, что он хотя бы помнит о прошедшей бурной встрече. Я силюсь понять этот феномен, и не могу. Однако по субботам, он все дольше и дольше остается со мной. Напряжение, настороженность постепенно ослабевают. Он уже не ощетинивается на каждое мое ласковое прикосновение.
Наступает день, когда я проваливаюсь в сон, положив голову на его плечо. А, очнувшись, обнаруживаю, что уже стемнело, а он так и лежит не шелохнувшись, что бы меня не разбудить. Он потирает онемевшее плечо и говорит, что я "горазд дрыхнуть". Это тот самый момент, сейчас можно, и я целую его во впадинку на шее, и в волевой подбородок. Он не отталкивает меня. Лед тронулся. Все будет хорошо.
Он начинает звонить, если задерживается. А каждое утро, выходя из лифта на нашем этаже, сразу поворачивает голову в сторону моего стола и отыскивает меня глазами. Этот утренний удостоверяющийся взгляд единственная ниточка, связывающая меня с Александром в будние дни.
Мы учимся разговаривать, когда мы наедине. Однажды он рассказывает мне, как учился в Америке, как рвался домой, просто каждую минуту существования. Я рассказываю ему, каким близким другом была мне мама. Как ей, учителю литературы, удалось привить мне любовь к языку. Делюсь своими первыми воспоминаниями о ней, когда она мне, еще совсем мелкому, читала на ночь Гомера – совсем не детское чтение. Одна строфа и ребенок забывается крепким здоровым сном. И рассказываю, как она беспокоилась исключительно за меня уже совсем слабая и больная. Саша слушает очень внимательно.
В понедельник же это опять другой человек. В лучшем случае, холодный, а чаще язвительный и высокомерный. Офис гудит как развороченный улей. Уволился бухгалтер, с треском выгнали финансового директора, идут жестокие перестановки в отделах рекламы и маркетинга. В компанию приходят новые люди. Старые кадры смыкают ряды. К Сан Санычу очередь жаловаться. Но уже ясно, что больше он реальной власти в компании не имеет. Его приемника все, за исключением новичков, дружно ненавидят, но при встрече улыбаются: "Авось меня пронесет". Саша на улыбки не отвечает. Общий язык за эти месяцы нашел только с Максом, что довольно странно, так как именно с ним вначале больше всего бодался. По субботам Сашка покупает для нас еду. Я приношу фильмы. Оказалось, что мы оба страстные киноманы. Правда он любит боевики, а я европейский андеграунд, но мы нашли компромисс, чередуем просмотры. Он не узнает своего любимого актера в одном из моих фильмов и проспоривает мне миньет. Как говорится, из двух спорящих, один подлец, другой дурак. И сегодня подлец заманил лоха в ловушку. Сашка то уверен, что дело закончится моим ему очередным отсосом, но я легко доказываю, что он заблуждается. Он в замешательстве. Весь красный как рак, но отступать некуда. Тихо матерится. Бесконечно долго меня укладывает, то повыше, то пониже. Никак не может сам пристроиться. Коленкам ему, видели те, жестко. Я сдерживаю смех и с серьезным видом и торчащим членом терплю все эти подготовительные манипуляции. Но когда он, наконец, начинает сосать, то делает это просто офигенно. Тут, наверное, что-то врожденное. Я изо всех сил стараюсь думать на отвлеченные темы и растянуть удовольствие. Но когда его волосы щекочут мне бритый лобок и внутреннюю часть бедра, а вокруг головки члена сомкнулись теплые любимые губы, любая мысль кажется такой эротической. Потом он лежит на животе и смотрит на меня как-то ошалело:
- Колька, ...
- М-м-м?
- Ты в курсе, что иногда проиграть лучше, чем выиграть?
- Ой, ну только не надо все переворачивать, как будто ты нарочно проспорил.
- Заткнись.
И он накрывает мои губы своими. Так вот как он, оказывается, целуется. Свершилось. У меня кружится голова. Этот поцелуй для меня несравненно дороже миньета, потому что он добровольный. Я в сто первый раз спрашиваю, почему бы нам не сходить куда-нибудь вместе в воскресенье. Хотя бы в то же кино. Но нет, по воскресеньям он всегда занят. Интересно чем? Ну, а на неделе? Нет, и не обсуждается. Александр заключает контракт с немецкой типографией. Переговоры идут трудно. Они с Максом несколько раз мотаются во Франкфурт утрясать детали. В результате одна наша субботняя встреча пролетает. Интересно, он сожалеет об этом или настолько поглощен бизнесом, что даже не заметил? А вот и ответ. У меня на столе звонит внутренний телефон. Это он.
- Спустись на склад. У меня к тебе вопросы.
Я мечусь в поисках необходимых бумаг. Кажется, на мне ничего не висит. Напрасно беспокоюсь. Между рядами с полиграфической продукцией Саша недвусмысленно дает мне понять чего он хочет. Я предлагаю быстрый отсос. Он смеется, что я так просто не отделаюсь, и просит раздеться. Пока я пытаюсь снять с себя все, что на мне ниже пояса, Саша жутко мне мешает, распуская руки. А потом, подхватив и прижав спиной к стеллажам, резко насаживает меня на свой непонятно когда успевший встать кол. Мне дико больно и безумно экстремально. Но я, почему-то, весь день не могу стереть с лица улыбку. Ну, как мальчишка, честное слово, а ведь мы, казалось бы, ровесники. Один день не мог потерпеть. Сегодня же пятница. На следующий день я, все время возвращаясь в уме к его эксцентричной выходке, интересуюсь, как так получается, что такой, столь пренебрежительно относящийся к мнению окружающих человек, как он, так тщательно скрывает, что он гей? И тут Саша снисходительно, как маленькому, мне растолковывает, что он-то не гей. Гей это я. А он не-е-е-т, он просто трахает меня. Мне смешно и горько одновременно. Я помалкиваю, но у меня появляется ощущение, что меня стесняются, меня прячут. Что за пределами этих стен у нас никогда никаких отношений не будет. И наш просторный светлый офис внезапно кажется мне темной тесной коморкой, из которой мне не выкарабкаться. А еще Александр подтверждает мне то, о чем я и сам уже начинал догадываться. Политика конфронтации со старым персоналом была им продумана специально, в расчете на быстрое вскрытие скрытых проблем и личностных особенностей сотрудников. В обновленную команду Александр собирался взять только тех, кто способен, без личных обид и демонстрации амбиций, доказать свою проф пригодность. А так же тех, кто в критической ситуации не растерялся и не прогнулся, а продолжал работать и бороться.
- Значит, когда я без боя уступил тебе свой кабинет.
- Да, ты дал слабину. Ну, ты вообще не боец, не то, что Макс.
Он шутливо взъерошивает мне волосы:
- Но у тебя оказались другие достоинства.
Кретин. Думает, сказал мне нечто приятное. Воскресенье. Черт меня дернул отправиться за булочками к кофе. Больше никогда не буду есть сладкое. Возвращаясь из кондитерской, я замечаю на улице пару. Длинноволосая шатенка, взгромоздившаяся на невообразимые шпильки, держит за руку парня. Моего парня. Они останавливаются у витрины бутика, и девушка что-то оживленно щебечет, тыча пальчиком в модели. Саша смеется и хозяйским жестом, положив руку ей чуть пониже спины, подталкивает к входу в магазин. Мне кажется, что меня облили грязью с ног до головы, а в горле застрял ком этой грязи. Я не в состоянии двинуться с места. Так и стою, может быть пять минут, а может быть полчаса. Выходя из магазина, они просто утыкаются в истукана перегородившего им дорогу. Александр пытается сделать светские маневры:
- Какая встреча. Познакомьтесь. Это Света. Это Коля.
Я не реагирую. Молча, не замечая девицы, смотрю Саше прямо в глаза. Он делает еще одну попытку заговорить. Я и ее игнорирую. Продолжаю сверлить его взглядом. Только бы не заплакать. Наконец он поворачивается к спутнице:
- Светик, подожди меня в машине, пожалуйста.
И когда она отходит, то, обращаясь ко мне, шипит:
- Ты что здесь за истерики устраиваешь? Что ты себе позволяешь? Это моя невеста. Изволь вести себя вежливо.
Вежливо это как? Вежливо так придушить?
- Невеста? Когда ты мне о ней собирался сообщить? Кто я для тебя?
- Прекрати. Ты же не будешь говорить, что на что-то рассчитывал?
До этого момента я "рассчитывал", что когда-нибудь мы будем вместе пить кофе по утрам, гулять, вот так же взявшись за руки, читать одни книги. Но разве могут выжить мои наивные мечты под этим ледяным колючим взглядом? Всю следующую неделю я живу на автопилоте. Как-то просыпаюсь, как-то одеваюсь, еду в офис убивать день, обессмыслено пялясь в компьютер. Я не думаю о своей потере, я просто ни о чем не думаю. Мыслей нет, остались только "запахи и звуки", да болевые рефлексы, как у собаки Павлова. Вижу Александра и резко больно, не вижу – тупо. Мне даже в голову не приходило, что в субботу он посмеет заявиться как ни в чем не бывало. Я насколько могу спокойно объясняю ему, что не собираюсь быть пикантным дополнением в его и так, как выясняется, насыщенной сексуальной жизни. Я уважаю себя немного больше, чем ему могло показаться сначала. Сперва он растерян, как будто не ожидал отпора. Потом язвителен. Призвав иронию, представляет меня взбалмошным неуравновешенным типом, который просто капризничает. Вскоре ему приходится сменить тактику. Теперь он выворачивает все так, как будто это именно я ждал ничтожного предлога, что бы с ним повздорить. Но никакие уловки не приближают его к цели. В конце концов, он, нервничая, почти умоляет меня быть человеком и не зацикливаться на ерунде. Уезжает крайне раздраженный, не соло нахлебавшись. В следующую субботу все происходит почти по тому же сценарию, только в другой последовательности. Уговоры, высмеивания, обвинения и под конец ушат презрения. Не могу сказать, что я абсолютно уверен, что поступаю правильно, отталкивая его. Признаться, я чувствую себя как-то странно. Весь мир вокруг меня погрузился в сумерки. В этой полутьме мне не разобрать, что надо делать. Я не говорю уже о долгосрочной перспективе. Это касается самых, что ни на есть мелочей. Вставать с утра на работу или не вставать? Пойти в столовую пожевать или не ходить? Я по полтора часа таскаюсь по универсаму решая, что купить на ужин, но ухожу, так ни на что и не решившись. На меня напала такая невообразимая лень, что лень даже спать. Точнее я все время хочу спать, но забываюсь лишь на считанные мгновения. Сан Саныч вызывает меня к себе в кабинет. Неужели хочет мне что-то поручить? Не дай бог. Мне хреново. Я давно толком не ел, еще дольше толком не спал. Я третий день не снимаю этот свитер.
- Коля, ты очень плохо выглядишь в последнее время. Сынок, у тебя все в порядке?
Я чуть не разрыдался. У меня то все в порядке. А вот у вашего сына точно не все в порядке с головой. Зачем он женится? Что бы совершив сейчас ошибку, потом всю жизнь доказывать самому себе, что поступил правильно? Дело не во мне. Я переживу. Ничего этого, конечно, не говорю, а вымучиваю улыбку и заверяю, что все ОК.
- Ходят слухи, что ты начал пить. Ты должен понимать, что здесь не благотворительная организация, включайся в работу или уходи.
Я прошу чистый листок бумаги и пишу заявление об уходе. Сан Саныч пытается меня остановить, говорит, что он совсем не это имел в виду, но я уже не понимаю, как это сам не додумался до такого простого решения. Сегодня я еду в офис последний раз. Мог бы уже не ехать, сказать, что бы назначали нового субботнего дежурного. Но мне это необходимо самому. Я еду прощаться. Не успеваю выйти из лифта, как на меня набрасывается разъяренный Александр.
- Это что за история с твоим увольнением? Что за происки за моей спиной? Ты что в лицо не можешь сказать, что тебя не устраивает?
Никак не реагируя на эти вопли, я иду в кабинет Сан Саныча. Бросаю сумку, куртку и оборачиваюсь к Саше. Он замолкает и уже в следующую секунду мнет меня своими ручищами.
- Ну, слава богу. А то выкобенивается, выкобенивается.
Он изголодался. Не позволяет даже застелить диван. Кусает мне губы, шею. Шепчет в ухо:
- Тебя надо отлупить. За что ты меня мучил?
Он хочет неистово. Моя рубашка трещит по швам. Я пытаюсь придержать его наступление. Ведь я не намерен разменивать наше последнее свидание на стремительный трах. Мне нужно нечто большее. Я хочу навсегда запомнить это тело. Дотронуться губами до самых сокровенных мест, вдохнуть его запах, впитать пот. Я жадный, не хочу ничего пропустить. Хочу, что бы все отпечаталось в памяти. Вот небритые скулы, заросшая грудь, такая знакомая родинка, необыкновенно возбуждающая дорожка от пупка, горячая тяжелая мошонка у меня в руке и сладко-соленая капля нетерпения. Мне важно все до мельчайших подробностей. Но Саша не дает мне насладиться. Он сразу старается затолкать свой член мне в самую глотку. А когда это не выходит, то требовательно и нетерпеливо пытается поставить меня на четвереньки. Но нет, сегодня только лицом к лицу. И не смей закрывать глаза. Смотри на меня. Это я, а не кто-то другой. Точнее другая. Он берет меня так резко, что рвется впопыхах натянутый презерватив. Мне сейчас все равно, а он просто не может остановиться. И впервые за полгода нашего романа его сперма разливается у меня там внутри. Под его сбивчивое бормотание: "Прости, прости. Я не нарочно", с удивлением прислушиваюсь к своим ощущениям. Я рад, что так вышло. Высаживая меня у дома, Александр заглядывает мне в глаза, и со слегка заискивающей интонацией спрашивает:
- Так что с твоим заявлением? Я его порву?
- Как хочешь.
Поступай, как хочешь. Я туда уже не вернусь. Больше я дней недели не различаю. Теперь они слились в серое вязкое месиво. Новую работу пока не ищу. У меня бессрочный отпуск. Вот только отдохнуть все никак не удается. Со сном просто беда. Зато я с успехом реализовываю свое горячее желание побыть в одиночестве. Все телефоны отключены. На звонки в дверь не реагирую. К Интернету не подхожу. Когда светло, читаю старые журналы. Хорошо идет "Наука и жизнь" за 70-е годы. Когда темно, силюсь заснуть или мечтаю, как начну новую жизнь. И в этой новой жизни у меня появится близкий друг, который будет меня уважать и любить. Однажды мы случайно столкнемся с Александром. Я небрежно представлю: "Мой бой-френд". И "мой" будет по всем параметрам лучше, и остроумнее, и красивее, и моднее чем Саша. Только на хрена мне лучше? Мне холодно и одиноко. Лезу в мамин платяной шкаф - почему-то хочется одеть что-нибудь из ее вещей. Из зеркала на дверце на меня затравлено смотрит всклокоченный тип с глазами в пол-лица и впалыми небритыми щеками. Ужас, неужели это я? Душераздирающий видок этого доходяги действует на меня отрезвляюще. Конечно, надо убить любовь, но хотелось бы, что бы при этом тело все-таки выжило. Спокойно. Нервные срывы лечатся точно так же как и другие болезни. Мне нужна помощь. И я не сомневаюсь к кому за ней обращаться. К тете Зине, маминой старинной подруге. Она, конечно, кардиолог, но, я уверен, что-нибудь придумает. Я включаю телефон, что бы набрать ее номер, и моментально начинается трезвон. От неожиданности хватаю трубку. Это Толя.