Милая моя Сесилия, мое письмо затянулось. Я мог бы продолжить его, но, думаю, с тебя хватит знания о том, что эта поездка стала одним из лучших воспоминаний в моей жизни. Дора просила передавать самые нежные приветы тебе и Терезе. Что будет, когда вы встретитесь? Понравитесь ли друг другу? Надеюсь на это.
С любовью,
Лео.
ПИСЬМО ПЯТНАДЦАТОЕ
Калькутта, 25 февраля 18… г.
Дорогая Сесилия, вчера я в последний раз виделся с моими милыми подругами перед отъездом в Дарджилинг. Я ужинал у сэра Дункана Симпсона, который уверил меня в своем искреннем расположении. Наверное, он не сильно удивился бы, если б узнал, что я являюсь любовником его дочери — настолько она была самостоятельна. Но сам бы я никогда не рассказал ему о шалостях Доры.
Мы договорились, что девушки приедут ко мне в семь часов, чтобы проводить в дом Симпсонов, но на самом деле неразлучное трио приехало ко мне в половину шестого. Наше свидание было приправлено грустью: Флора открыто рыдала, Дора была бледна и печальна, а Мод вертелась, не зная, чем себя занять. Флора первая решилась поднять тяжелую для всех тему, и именно ее я успокаивал, гладя по волосам. Я хотел приехать в Симлу еще раз — встретиться с ними; к тому же Флора навестила бы меня в Париже через три месяца и познакомилась там с Сесилией, Терезой и с Линой. С Мод было немного сложнее — она не должна была ехать во Францию, но тоже была весьма опечалена расставанием. Вместе с тем она горела желанием познакомить меня с тетей Кейт.
Флора с Дорой сидели у меня на коленях, а Мод устроилась между ног, играя в любимую игрушку. Она теребила клиторы у подруг и одновременно сосала моего конька. Мы наслаждались все вчетвером…
А после был званый вечер, на котором мы все сидели усталые и разбитые. Девушки объяснили свое состояние сложным маршрутом.
На следующий день я проспал до одиннадцати дня, а потом занимался последними приготовлениями к отъезду. Я уже предчувствую момент нашей встречи! Какие партии мы сможем закатить вчетвером! До скорого свидания, любимая моя.
Навеки твой,
Лео.
Тереза — господину Лео Фонтенею
ПИСЬМО ШЕСТНАДЦАТОЕ
Паси-сюр-Изер, 27 февраля 18… г.
Сударь!
Я бы никогда не решилась написать Вам, если бы не разрешение и не обещание, данное мадам Фонтеней сделать это. Моя дерзость целиком и полностью происходит из этого обещания и, если она вам оскорбительна, не ругайте бедную девушку за поступок, на который сама бы она никогда не решилась.
Конечно же, по рассказам Сесили, и мне хорошо известна ваша доброта и природная снисходительность, поэтому я должна попросить прощения за предыдущие строки. Сесилия зачитывала вслух из Ваших писем все, что касалось меня и даже немного больше. Она свободно доверяет мне ваши секреты, благодаря чему я чувствую себя соучастницей. Конечно же, я никогда их не выдам!
Моя дорогая госпожа рассказывала мне о недоверии, которое вы проявили в отношении меня поначалу, — и мне приятно это недоверие, ведь оно говорит о внимании к жене, находящейся столь далеко. Я надеялась, вскоре это недоверие исчезнет окончательно — и Вы действительно одобрили нашу связь и приняли в дар мое любящее вас обоих сердце. Позвольте же мне поделиться с вами своими чувствами!
Дорогой Лео, я с нетерпением ожидаю Вашего возвращения — для того, чтобы узнать Вас вживую и для того, чтобы одарить ласками и доказать свою любовь. Более всего я боюсь оказаться недостойной Вас, не оправдать Ваши мечты и ожидания относительно своей персоны.
Как я могу соперничать в шарме, нежности и страсти с теми восхитительными англичанками, с которыми Вы познакомились в Индии! Хотя я и знаю, что красива и превосходно сложена; во мне также много страсти, как и в Доре; я умею проявлять нежность, как Флора; шаловливость, как Мод, но боюсь, что мой собственный ум, характер и манеры могут Вам не понравиться. Я чувствую себя способной измениться в угоду Вашему вкусу — лишь бы провести всю жизнь подле Вас и Сесилии и состариться рядом с вами… Но лучше будет, если я останусь сама собой, и Вы полюбите меня такой, какая я есть.
И хотя часть своей жизни я была в рабстве — я никогда не была рабой, поэтому чувствую в себе силы быть настоящей госпожой и подругой. Я никогда не предавалась распутству, и ни один из моих любовников не сможет меня в нем обвинить. Что касается Сесилии… Вы ведь хорошо знаете ее? Не мимолетное увлечение соединило нас, и не простой каприз, исполнив который я рисковала быть выгнанной на улицу. Я люблю ее так, что готова посвятить ей всю свою жизнь, и уважаю так, как старшая сестра любит младшую, нуждающуюся в защите и наставлении.
Мне кажется, Вы проявили неосторожность, позволив ей в свое отсутствие совершать любые поступки. Вы знаете, что ее родители уже не являются для нее примером и авторитетом, так что Сесилия с ее любовью к наслаждениям, живым умом и добрым сердцем осталась одна среди мира, полного искушений, и могла скомпрометировать Вас по неосторожности! В наивности своей она могла и не понять, что кто-либо из тех, с кем она безумствовала, окажется достаточно гнусен, что станет хвалиться этим направо и налево.
Сесилия никогда еще до этого не расставалась с Вами. Еще до замужества Вы подготовили ее и сделали из нее совершенный любовный инструмент, а она думала, что каждый мужчина умеет делать то, что делали с ней Вы. Ей не хватало опыта, который мог быть приобретен только в свободной жизни; без него она наивно верит, что каждый мужчина в этом мире похож на Вас по благородству характера.
Я старалась оградить ее ото всех опасностей и предупредить советами, которым она следовала почти всегда. Ослушанием было приключение с Адрианом, которое она подробно описала Вам в письме. Их связь закончилась успешно, но мне бы не хотелось, чтобы подобные сцены повторились впредь, хотя месье Адриан был, бесспорно, достоин такой женщины, как Сесилия. Она пообещала мне больше никогда с ним не видеться, но это касается лишь господина де Сернея…
Я надеюсь, дорогой сударь, что Вы не будете отказывать Сесилии и впредь в небольших развлечениях и даже способствовать им, но контролировать и предохранять ее от опрометчивых связей. Такая свобода способна подарить ей наслаждение юностью и радость жизни. Я же полностью разделяю ее любовь к приключениям и радостно присоединяюсь к ним, когда она мне это позволяет.
Вы видите, что я действительно испытываю к Сесилии любовь, которую никогда доселе ни к кому не испытывала — ни к своему первому любовнику, ни к одной любовнице, с которыми вступала в связь. Ваша жена стала смыслом моей жизни, и, если нам придется расстаться, мне кажется, я умру. Мне кажется, мы родились вместе, и я все в ней люблю: и красоту, и ум, и характер, и милые особенности. Когда я держу ее в своих объятиях, я без ума от нее так же, как и в те моменты, когда мы расстаемся.
Вы ведь никогда не разрушите наше счастье? Если б Вы знали, как я люблю Вас, благодаря восторженным рассказам Сесилии! Если б вы знали, как я вас желаю! Несмотря на склонность к женщинам, я стану для вас лучшей любовницей.
Я никогда не смогу разделить Вас и Сесилию в своем сердце, Вы — ее вторая половника, о которой она говорит постоянно, целыми днями. Она рассматривает Ваши портреты, читает Ваши письма, и я вижу все это — и проникаюсь такими же чувствами к Вам. Сесилия поощряет мою влюбленность и обещает, что Вы полюбите меня так же, как и я Вас, и что мы станем триедины, словно Господь. Возможно, у меня будут дети от Вас — и эти узы свяжут нас надолго.
Простите, Лео, что написала Вам все это. Мне было сложно держать мысли в себе, да и деревенская обстановка располагала к размышлениям о семейном счастье.
Сесилия писала Вам, как она разочаровалась в Жераре. Тот американец, что прожил с нами неделю и разделил постель, не был тем Жераром, которого она когда-то любила почти так же, как мужа, и думала, что знает так же хорошо. К сожалению для нее, Морис Жерар всегда был тем, кем он предстал перед нами в эту неделю; но Вы-то любили его с самого детства именно таким и делили с ним горести и радости, привыкли относиться к нему как к брату, не замечая глубоких различий, существовавших между вами.
Сесилия же видела в вас обоих нежных мужей, в которых она влюбилась пылко и взаимно, в течение трех месяцев она была женой обоим, и Вы не испытывали ревности друг к другу. Но впоследствии Вас она узнавала все больше, а Жерар так и остался в памяти некоей статичной фигурой, в то время как в жизни он развивался в соответствии со своей натурой — амбициозной, азартной и чуждой возвышенным устремлениям. Увидев эти его стороны, Сесилия была разочарована и распрощалась с ним навсегда безо всякого сожаления. Однако, хочу заметить, что он все же обладает прекрасными качествами, хотя и не теми, что мы от него ожидали. В нем не было ни склонности к долгим, чувственным ласкам, ни отрешенности в любви, столь ценной в женских глазах, ни даже страстности! Он просто следовал сексуальному инстинкту; а целью всей его жизни в любой момент существования оставались заводы, порты, железные дороги — словом, бизнес. И даже если он станет миллионером, ему никогда не познать счастья любви и ощущения того, что его любят.
Вы же с Сесилии благодаря любви останетесь юными надолго; ваша страсть и верность — да-да, верность, несмотря на все эти забавы, о которых Вы так трогательно пишете в письмах друг другу, — сохранят чувства столь же свежими, как и в начале совместного пути. Смогу ли я стать третьей в Вашей счастливой жизни? Захотите ли Вы, Леонар, иметь двух женщин, одинаково нежных, преданных и влюбленных в вас? Надеюсь…
Через несколько дней я прибуду в Ниццу для знакомства с родителями Вашей жены. Мне предстоит понравиться им, чтобы они согласились сделать меня компаньонкой Сесилии после того, как я была ее горничной. Насчет отца Сесилии я не волнуюсь; мне кажется, он еще «бодряк», несмотря на то, что разменял шестой десяток. Но, конечно же, я буду вести себя разумно. А вот госпожа Бативе вызывает у меня волнение — богатство и гордость делают ее несговорчивой, но я очень надеюсь на свое воспитание и чувство такта, которые помогут мне добиться своего. Я талантлива в игре на пианино, в пении, я умею шить и кроить одежду, а также готовить сладости. Я постараюсь быть как можно более уважительной и внимательной с Вашей тещей, чтобы она проявила милость и смогла впоследствии считать меня лучшей подругой Вашей дочери, а позже — и членом семьи. Ведь и Валентине, которая выходит из пансиона после Пасхи, понадобится компаньонка…
Простите меня, месье Фонтеней, что я так много болтаю; но я надеюсь, что мне удалось раскрыть свои чувства, а также на то, что вы поделитесь своими в следующем письме — если не лично мне, то Сесилии.
За сим откланиваюсь,
горячо преданная вам
Тереза.
ЭПИЛОГ
Это было последнее письмо из пачки. Во всей переписке содержалось немало белых пятен, но я так и не смог найти недостающих писем. Естественно, мне было интересно, как сложилась дальнейшая судьба авторов этой волнительной переписки, я собрал свидетельства людей, когда-то бывших близкими главным героям.
Итак, Сесилия умерла от чахотки три года спустя после возвращения Лео. Она никогда не расставалась с Терезой и даже заставила мужа поклясться взять ее в жены. Тереза и Лео долго страдали после смерти своей любимицы, но выполнили клятву, данную ей. Они поженились и теперь живут в Одессе, где господин Фонтеней служит инженером у губернатора. У них в семье трое детей, наполняющие их жизнь счастьем и любовью.
Валентина вышла замуж вскоре после окончания пансиона и до сих пор весьма красива и пользуется успехом у мужчин. Она рано овдовела и теперь самостоятельно воспитывает двух дочерей, старшая из которых вылитая Сесилия. Они так же красивы, как была их мать в этом возрасте, и так же распутны; однажды Лина застала их в тех же позах, которые сама практиковала двадцать лет назад со своей наставницей, но не стала сильно ругать и лишь дала необходимые советы.
Дора Симпсон родила сына, но ребенок не прожил долго. Она очень грустила после его смерти и в итоге ударилась в разврат и сошла с ума. Последние десять лет она живет в сумасшедшем доме в пригороде Парижа, где за ней ухаживает Амалла. Последняя получила образование, выучила французский язык и тоже стала хорошей художницей. Она часто работает в палате Доры, не теряя надежды когда-нибудь увидеть бывшую хозяйку в сознании, но миссис Симпсон адекватно реагирует только на упоминания имен Лео, Сесилии, Флоры.
Флора вышла замуж за отца Доры и подарила ему пятерых детей. Сейчас она ухаживает за ним как самоотверженная сестра милосердия и стала образчиком верной жены и отличной матери семейства. Она поддерживает переписку с господином и мадам Фонтеней, с которыми неоднократно виделась во Франции и в России, а также каждый год приезжает к Доре.
Судьба Мод сложилась трагично. Ее мать разорилась на нечестных спекуляциях и продала дочь богатому старому американцу. Тот увез бедняжку в Нью-Йорк, где она пустилась во все тяжкие и получила серьезную болезнь, которая изуродовала ее к тридцати годам. Теперь они с матерью держат дом свиданий для лесбиянок из американского высшего общества.
Родители Сесилии и Валентины умерли три года назад от старости. Больше о них ничего не известно…
Аноним.
Записки дамы из среднего сословия
Месье,
Мадам Сюзанна дала мне Ваш адрес и дала понять, что Вы хотите переписываться (и только переписываться) с какой-нибудь женщиной, которая полностью доверяла бы Вам, получала бы удовольствие от переписки с Вами и чьи ответы были бы достаточно пикантны, искренны и необычны, чтобы удовлетворить Ваш притязательный вкус. Я с радостью приму участие в подобной затее при условии, что Вы будете соблюдать некоторые правила. Я бы не хотела, чтобы Вы когда-нибудь узнали мое имя; так же, как не хочу знать Вашего. Я желаю лишь искренних и правдивых рассказов о самых волнующих Ваших сексуальных приключениях.
Мне рассказывали о Вас чрезвычайно заманчивые вещи, Вы, должно быть, весьма опытны в этом вопросе. Надеюсь, что я составлю вам достойную пару по переписке.
Я готова начать наше общение и обязуюсь делиться с вами своими самыми безумными фантазиями и любовными переживаниями.
Ваша ****
* * *Месье!
Хочу Вам сообщить, что весьма удивлена Вашим посланием. Оно довольно лаконично и вовсе не похоже на те подробные описания, делиться которыми Вы предлагаете с самого начала нашей переписки. Вы вынуждаете меня делать первый шаг, а мне остается лишь покорно следовать за Вами. О каком же доверии между нами может идти речь, если меня смущают Ваши вопросы и Вы не даете мне уверенности в том, что Вас могут удовлетворить мои ответы?!
Мне кажется, Вы слишком искушенный в интимных вопросах, чтобы получать удовольствие лишь от описания анатомических подробностей моего тела; к тому же я на это не способна.
Но Ваше письмо подало мне интересный повод для размышлений: я подумала, что мы слишком редко наблюдаем за собственным телом. Эта мысль увлекла, меня и я решила немного поэкспериментировать. Я разделась, подошла к большому зеркалу и начала разглядывать свои груди. Я приподняла их руками: они оказались тяжелыми и теплыми, с большими розовыми сосками. Когда я прижала их к стеклу, соски затвердели. Я принялась мягко и медленно массировать свои полушария, которые напрягались все больше и больше. Было что-то невыразимо притягательное в том, что мои собственные руки ласкали мою грудь, которая все настойчивей требовала внимания. Я настолько разволновалась, что вынуждена была присесть. Мое сердце колотилось, как птичка, пойманная в клетку; мне отчаянно не хватало воздуха. Но как же это было приятно!
Мне всегда нравилось разглядывать мои обнаженные груди и нравилось, когда их ласкают. Возможно, это как-то связано с моим первым эротическим воспоминанием…
…Это случилось лет десять назад, во время летних каникул. В тот месяц я жила в гостях у семьи одной моей подруги по пансиону. Мы прекрасно проводили время вдвоем, ни на шаг не отходя друг от друга: читали, гуляли по аллеям парка, катались на лодке по пруду ****. Во время одной такой прогулки, кажется, последней этим летом, случилось небольшое происшествие: моя подруга, не удержавшись, рухнула в воду. Она не утонула — в этом месте пруд был неглубокий, но полностью вымокла, так что на берегу нам пришлось сделать привал и как следует просушить вещи.