АЛЁНА КРУЧКО.
ПОЛУНОЧНЫЕ ТЕНИ.часть 2
1. ПЕС, БЕГУЩИЙ ПО СЛЕДУ
– «Три дочки у трактирщика, девицы хоть куда, гостей встречают ласково, да вот одна беда: три дочки у трактирщика да девять сыновей…»
Игмарт напевал развязную песенку, нарочито не замечая брезгливого недовольства спутников. За три ночи и четыре дня пути молодой барон Лотар сказал ему едва ли пару слов, а его стражники вовсе не замечали навязанного королем сопровождающего. Мальчишка же – слуга, а гонору на десяток оруженосцев хватит, отодрать бы за рыжие лохмы, чтоб знал свое место! – и вовсе зыркал волком. Марти отвечал показным пренебрежением. Не то чтобы он хоть на миг принял всерьез предполагаемую виновность Анегарда – Лотар-заговорщик, да, конечно, а сухой воды не хотите ли? – но и доказывать свое доброе расположение королевский пес не привык. А король, то ли впрямь поверив навету, то ли желая поучить молодого барона смирению, не только не стал слушать оправданий, но и открыто поручил Игмарту докладывать о каждом шаге отряда и о каждом чихе его командира. Конечно, Лотар оскорбился! А кто бы не оскорбился на его месте? И кому какое дело, что думает о поручении сам Игмарт? Он – королевский пес, на кого натравят, тому и должен глотку рвать.
Гнедой меринок трусил бок о бок с Анегардовой кобылой, и, будь всадники в большей дружбе, вполне бы можно было скрасить дорогу разговором. Ну что ж, нет так нет.
– «А младшая дочурка была сестер хитрей…»
– Игмарт, заткнись.
Гляди-ка, нас соизволили заметить.
– Высокородному господину не нравится пение скромного менестреля? Или его милость предпочитает другие песни? Героические баллады? Или, быть может, любовные?
Королевского пса отчетливо тянуло кусаться. Затеять ссору, отвести душу в доброй драке. Не получится, конечно, но держать раздражение в себе он не нанимался.
– А в лоб? – мрачно предложил Анегард. – И вообще, что ты за менестрель, без лютни.
– Непорядок, – согласился Марти. – Лютню надо купить, и хорошо бы не в Азельдоре, а раньше. И не новую.
– Дело твое, хочешь – покупай. Хоть лютню, хоть арфу, хоть губную гармошку. Но пока не купил, забудь свои менестрельские закидоны и умолкни, или я тебя сам заткну!
– Ай как грубо, – ухмыльнулся Марти. – Благородные господа обычно куда снисходительнее к…
Железная рука сгребла за ворот, едва не сдернув с седла.
– Слушай, ты, пес его величества, – Анегард шипел, словно рассерженная змея, – тебе велено следить или мешать?
– Чему я мешаю?
– Лес слушать, придурок!
А вот это уже серьезно. Марти опасности не чуял, но у Лотаров свои секреты, а времена нынче тревожные.
– Понял, извини.
– Еще один звук до стоянки…
Игмарт молча кивнул – насколько позволяла чужая рука на горле. Анегард отпустил ворот, обтер ладонь о штаны. Позер! Ладно, твоя милость, не буду я тебя дразнить. В конце концов, нам еще вместе дело делать, и опасное дело, что б ты там себе ни думал. Не говоря уж о…
Игмарт тряхнул головой, отгоняя слишком далекие планы. Сначала Азельдор и Герейн, остальное – после. Если всё сложится, как нужно.
Анегард не знает, насколько важно для Марти порученное им дело. Никто не знает, кроме его величества и Аскола, капитана королевских псов. Остальные, верно, решили, что Игмарта, как и Анегарда, отправили прощение выслуживать – как ни крути, пусть не своей волей, но в покушении-то замешан! Или вовсе отослали от государя подальше, от греха. Кого однажды околдовали, могут и еще попытаться; а ну как на второй раз опутанный чарами стражник не сможет воспротивиться приказу и все-таки нанесет предательский удар? По чести говоря, с последним резоном, хоть и был он обидным донельзя, Марти в глубине души соглашался. Ему и самому спокойней дышалось вдали от его величества. Береженого и боги берегут. Поработивший Игмарта маг, спасибо преогромное Зигмонду, мертв, но… Как там он говорил, заклиная пойманного королевского пса кровью и силой богини? «Ты станешь выполнять все, что прикажу тебе я или барон Ренхавенский». А барон – жив. В бегах, но жив – и кто знает, где объявится?
Нет, хвала богам, что выдался случай провести зиму от столицы вдалеке!
Холодок тревоги пробежал по хребту. Марти покосился на Лотара – вроде спокоен. Королевский пес передвинул поудобней самострел, коснулся рукояти длинного кинжала, привычно потянулся к охранительному амулету на груди…
Пальцы встретили пустоту, а в мыслях возникла Сьюз.
Почему он отдал тогда амулет? Дар богини – незнакомой деревенской девке, сущее безумие! Да, она не похожа была на других, и она шла туда, где легко могла погибнуть, если не хуже. Ну и что? Ему-то какое дело? Он вовсе не рассчитывал встретиться с нею еще. Он не знал, что стоявшая перед ним девушка с растрепавшейся каштановой косой – пропавшая семнадцать лет назад старшая дочка Лотара. Никто еще не знал. Но – словно под руку толкнули.
Чего уж перед самим собой темнить, жалел потом. Ну так кто б не пожалел о потерянной защите, стоя на коленях перед врагом или корчась на полу у его ног? Да и после… Дни – или все-таки месяцы? – от встречи с Ренхавеном и его магом и до неудавшегося покушения напоминали затянутое туманом болото. Один неверный шаг, и… Боги тебя любят, Марти, ухмыльнулся королевский пес. Сколько раз уберегли?
Боги – или богиня? Нет, не темная, чьей силой заклинал Гиннар. Другая. Звездная дева, несостоявшаяся покровительница твоей неродившейся сестры. Помнишь, Игмарт?
Помню.
Мысли текли неровно, словно в противовес убаюкивающей дорожной скуке. Сьюз… К досаде Марти, рядом с нею все время вспоминался Зигмонд. Два его спасителя – странный опасный тип, перенаправивший чары Гиннара с жертвы на самого мага, и юная лекарка, поднявшая Игмарта на ноги так быстро, что и Аскол, и он сам только диву давались. Король объявил Зигмонда благородным – что ж, ему ли не знать, – и отдал за него дочку удравшего Ренхавена. Бедная девчонка… Эй, Игмарт, не ври, не жаль тебе ее, ни на ломаный медяк не жаль! Ты ведь рад без памяти, что Зигмонд теперь при жене. Иначе, пожалуй…
И все равно ты не можешь забыть, как встретил их тогда вечером, и рука Зигмонда по-хозяйски лежала на плече Сьюз.
По замку Лотаров ходили слухи о нелюди. Как положено слухам, звучали они один другого ужасней, но, странное дело, им верили. Даже тертые, битые, много повидавшие наемники, костяк баронских отрядов – верили. Аскол попытался докопаться до правды, но вскоре махнул рукой: правда никак не вырисовывалась, не совпадали страшные байки со спокойной жизнью вокруг. А значит, пусть себе треплют, языки без костей. Зигмонд, главный герой оных сплетен, верность королю доказал делом, а остальное неважно.
Но Игмарт, прекрасно помнивший, куда и зачем вела Сьюз тогда, летом, отряд лотаровых стражников – усиленный, между прочим, городским магом; королевский пес Игмарт, ищейка, разведчик, в сознании которого все, касающееся гарнизонов, откладывалось помимо воли; Игмарт не просто верил, он – знал. И к бесам доказательства. Ни Зигмонда, ни его людей не было летом в лотаровом замке, зато в окрестностях пропадали дети, и от Орехового ручья волнами расходился ужас. Теперь же на Ореховом спокойно, а молодой Лотар удержал осажденный Ренхавеном замок. Притом что старый пень Эстегард, получив известия о мятеже, увел в столицу почти весь гарнизон, оставив сыну жалкий десяток потрепанных ветеранов.
И – людей Зигмонда. Людей, ха! Рассказывайте!
Как он смел обнимать Сьюз?!
Почему она позволяла ему обнимать себя? Между ними не было ничего – о любовных интрижках обычно болтают охотно, в любом замке бесова уйма сплетниц, и Марти без особого труда нашел желающих перемыть косточки деревенской лекарке. Да и Зигмонд – какой дурак, человек или нелюдь, без разницы, станет помогать тому, кто положил глаз на его девушку? Нет, Сьюз ему… не «никто», поправил сам себя Игмарт. Скорее похоже, что попавший в милость королю нелюдь относится к девчонке как к дочери или сестре. Оберегает, защищает, любит, но не как женщину. Что ж, тем лучше, однако с чего бы такая братская любовь? Что все-таки произошло тогда, летом, на Ореховом? Спросить бы Анегарда, так ведь не ответит.
Марти покосился на молодого барона. Лотар покачивался в седле, прикрыв глаза, но ошибся бы тот, кто счел его дремлющим. Лицо отрешенное и вместе с тем сосредоточенное, не иначе, «слушает» – прощупывает лес родовым даром. Похоже, все спокойно. Отчего ж тогда королевскому псу чудится впереди опасность? Отчего не дает расслабиться отточенный годами службы песий нюх?
Впрочем, нюх, бывает, и подводит. Может о ерундовой драке на постоялом дворе вовсю орать, а засаду прошляпить.
Хотя Анегард не только на родовой дар полагается: по двое стражников едут впереди и позади отряда, фланги держат два сторожевых пса знаменитой лотаровой выучки, а сверху, над тропой, провожает отряд по-осеннему растрепанная ворона – не иначе, Анегардовы глаза на этот день. Аскол обронил как-то, что любого Лотара принял бы в отряд без разговоров, будь тот даже разиней косоруким, за один только дар. Но этот в королевскую стражу не пойдет, хотя и не косорукий, и не разиня, и храбростью не обделен. Ему дома дел хватает. Лотары от столицы далеко, а к границе близко, их служба в том, чтобы свои земли крепко держать.
Лес расступился, сменившись сначала зарослями густого орешника, а после – скошенной луговиной с недавно сметанными стожками. На опушке паслись мелкие деревенские коровенки, убранное поле щетинилось стерней, а за полем тянулись вдоль дороги дворы большой и богатой деревни.
– Рихар, – окликнул Анегард, – скачи вперед, скажешь нашим, пусть постоялый двор ищут. Заночуем здесь.
Постоялый двор оказался очень даже неплохим, просторным и на удивление чистым. Хозяин встретил проезжий отряд радостно, пообещал и овес для коней, и сытный ужин для путников – хотя после того, как через деревню дважды прошло верное королю войско, такое благоденствие выглядело удивительно. Впрочем, если земли барона Грегора Ордисского чем и славились, так именно благоденствием.
Пока расседлывали коней и наспех умывались у колодца, подступили сумерки. Пастушата пригнали стадо; коровенки, нетерпеливо мыча, расходились по дворам, хозяйки гремели подойниками, перекликались, откуда-то слышались поросячий визг, тявканье и звонкий девичий смех. Скрипнула дверь, пропуская путников в тепло. Из кухни донесся грохот, кто-то ахнул, кто-то – видать, хозяйка – в сердцах пообещала сослать назавтра «растяпу безрукую» хлев чистить, там хоть бить нечего. Местные мужики – пятеро, одним взглядом ухватил Марти, не то бортники, не то звероловы, словом, лесовики, – тихонько судачили за дальним от входа столом и отдыху ни в коей мере не мешали.
Марти расчетливо сел к ним поближе и навострил уши.
– У нас-т, ясен пень, че… ик… чисто, – рассуждал басовитый пузан, изрядно принявший на грудь, но связности мысли покуда не утративший – в отличие от связности речи. – О пр-шлом годе-т, поди, так лес пр-чесали… ик… э?
– То верно, – степенно отозвался другой, – по лесу как возле родной печки разгуливаем, дай боги здоровьичка его милости. А у соседей-то, слыхали? На выселках? Вчерась туда малого свово отправлял, дедов, значь, навестить перед зимой-то. Спросить, значь, велел, мож, дровами там помочь, а то с домом чегось глянуть, крышу там аль подпол…
– Эк заплутал ты, Вилье, – фыркнул третий. – Что там, на выселках, стряслось чего?
– А то! – всплеснул руками Вилье. – Я ж и рассказую-то! Все, значь, как малой мой принес, а он туды пришел аккурат, значь, как его милость с охоты вернулись, о как!
– Так рассказуй ужо быстрей, замордовал совсем! Что его милость-то?
– Ну-к то… его милость, значь, лес-то прочесал больше порядку ради, сами поди знаете, давненько там нелюдь не шалила, спокойнешенько народ жил-то. И как ужо возвращалися, у самой, значь, опушки, за малинником, на логовище-то и наткнулись. Попервах-то решили, брошено. Пустое, значь, и духу поганого нету. А потом-то, значь, из бароновой сторожи малый один отлить захотел… ну-к, видать…
– Тьфу ты, завел волыну! – сплюнул третий. – По делу-то можешь сказать? Отлить захотел, пошел в кусты, и не успел, значь, заголиться, как из тех кустов выскочил волколак да все хозяйство-то ему и оттяпал! Так, что ль?
От грянувшего хохота посыпалась с потолочных балок труха.
– Ну-к, смейтесь, – Вилье на подначку, похоже, не обиделся. – Нам туточки чего не смеяться.
– Так че было-то, дядь? – спросил доселе молчавший долговязый паренек. – Пошел тот стражник в кусты, и че?
– Пошел, значь, отлить, – вернулся наконец к рассказу Вилье, – а увидал такое, что враз медвежья болезнь бедолагу прихватила. Волколак-то, значь, умен, своих не трогал, а проезжих-то кто считает?
Подробности волколачьего житья-бытья, а также, несомненно, поимки и заслуженной смерти, Марти уже не услышал: хозяин принес ужин, и Анегард не нашел времени лучше, чтоб договориться с ним о фураже для коней и припасах в дорогу. С другой стороны, главное было ясно: барон Ордисский занят осенней зачисткой. Не потому ли чутье все ноет и ноет о непонятной опасности? Растревоженная большой охотой нечисть резко меняет повадки, а уж если на подранка наткнешься…
Ночь прошла спокойно. Разве что – выл где-то далеко не то пес, не то волколак, тоскливо выл, страшно, да светила в окно тревожная полная луна. Но Марти от того и другого накрылся плащом с головой и продрых себе до утра, до анегардового «Подъем, засони!», до мычания коров под окном, лязга колодезной цепи и заполошных воплей назначенных на сегодня в ощип кур.
***Анегард знал – Лотарам завидовали многие. И породниться с ними желали многие – не ради земель и даже не ради чести, а для того лишь, чтобы досталось наследнику покровительство богини, знаменитый родовой дар.
Завидовали многие, но сколько сил забирает недоступное простому смертному умение, какого требует сосредоточения, как изматывает – не знал никто. Вчерашний день выжал Анегарда досуха. Лес пропитался тревогой настолько сильно – казалось, на миг потеряй бдительность, и тут же попадешь голодным волколакам в зубы. Пару раз молодой барон Лотарский словно ненароком замедлял продвижение отряда, пережидая всплески паники впереди; однажды, наоборот, велел поторапливаться; коней же приходилось «держать» постоянно, иначе страх подмял бы благородных животных, превратил в буйных непредсказуемых тварей. А что такое «держать» весь день два десятка коней? Взмокнешь так, будто сам за них поклажу везешь!
По счастью, нынче дорога была вполне мирной. Слева речка, справа луг, подвоха ждать неоткуда, разве из-под земли или из-за низких, по-осеннему темных туч – но то и другое очень навряд ли. Твари подземные от наезженных путей держатся подальше, а небо… нет, не по такой погоде! Так что Анегард позволил себе расслабиться.
Ровно до той поры, пока его рассеянный взгляд и затуманенный разум не обратили внимания на Игмарта.
Вообще-то молодой барон старался лишний раз на королевского гвардейца не глядеть. Умом понимал – не на него обижаться надо. Пес за хозяйские приказы не ответчик, песье дело – слушать и повиноваться. Но король далеко, а назначенный им соглядатай рядом, стремя в стремя едет, глаза мозолит. И кто главный, не понять! Дело поручено барону Лотару, спрос будет с него, однако его величество очень явно намекнул: советы и помощь Игмарта принимать безоговорочно. Пока, правда, тот с советами не суется. И хвала богам, пусть и дальше… хотя, конечно, он старше (ненамного!), опытнее…
Ха, опытнее! Помог ему тот опыт, когда летом удирал от Ульфара и натолкнулся на искавших пропавшего мальчишку деревенских? Приволокли в замок за шкирку, как щенка нашкодившего! Да еще и пояском Сьюз повязанного. Его счастье, что не к заговорщикам в руки!
Однако если рассудить по чести и по совести, хоть и побывал тогда королевский пес в положении весьма незавидном, и остался Лотарам обязан, не тому над ним насмехаться, кто и половины его дел свершить бы не сумел. То есть, боги свидетели, не Анегарду. Молодой барон свои границы осознавал неплохо. В бой – пожалуйста, на смерть – пусть, надо так надо, но бродягой безродным прикидываться, льстить, хитрить, унижаться, принимать как должное презрительное высокомерие равных тебе, а то и низших?! Пусть даже ради короля… Да хоть ради Отца небесного – ни за что! Кем вообще надо быть, чтоб с таких дел уважение к себе не потерять?!