– Ну и что?
– А то! Снаряжения для хождения по льду у нас с тобой нет. Два ледоруба, молоток, одна веревка и пяток крючьев. Кто нам наобещал, что тут поле ровное, как по дороге пройдем?
– Ну, ошиблись ребята, они же не альпинисты все-таки. Что ты хочешь от пастухов?
– От них? Да уже ничего, разве что сказать пару ласковых слов при встрече. Так вот! Что у нас с едой? На сколько дней запас?
– На пять.
– Два дня только вверх лезть. Еще день как минимум до вершины. Итого – три, так?
– Ну, так.
– Назад нам, до этого места, еще пару дней. Так?
– Так. И что?
– А то, что еще вниз, до стойбища, еще три дня топать не жравши – это забыл? Какие в свете этого будут предложения?
– Но мы же к этому выходу год готовились!
– Значит, плохо готовились!
– Сань, но ведь главная цель любой экспедиции – дойти до точки назначения! Ведь так?!
– Нет, Андрей. Главная цель любого выхода – вернуться назад. Ибо если ты дойдешь до точки назначения и там накроешься медным тазом, то легче от этого не будет никому. И никто об этом не узнает даже…
Я повернулся к Травникову:
– Главное – вернуться? Так я вас понял, Александр Яковлевич?
– Да. Именно так. Только возврат испытателя назад может поставить точку в многолетних спорах и гипотезах.
– Но я же вернулся!
– Как?
– Ну… не знаю…
– Я тоже. И никто не знает. Мы в общих чертах представляем, какие процессы происходили в вашем теле в период пребывания в коме. Но никто специально за вами не наблюдал. И выявить, что же именно смогло послужить толчком к возврату, так и не сумели. И неизвестно, что нужно сделать, чтобы человек вышел из комы не овощем, а вполне здоровым и в сознании. Несомненно, есть жесткая взаимосвязь между состоянием тела «донора» и его действиями в прошлом. Но мы не знаем, какова она, эта связь. Многое прояснил ваш дневник, кое-что мы поняли и сами, но полной картины нет.
– Ну, толчком к возврату послужил выстрел этого самого узбека.
– Вы в этом уверены?
– В смысле?
– В вас что, первый раз стреляли?
– Нет, раньше тоже было. Только я всегда успевал уйти.
– А почему в этот раз не ушли? Что, так уж сложно это было сделать? В крайнем случае – руку ему прострелить. Чтобы не попал. Совсем-совсем это было невозможно?
– Ну, выстрелить я тогда мог…
– Но не сумел! А вы знаете, что за сутки перед вашим выходом из комы у вас изменился сердечный ритм?
– Откуда я это могу знать?
– Ну, да, действительно… Тем не менее это так, можете мне поверить. И это – еще одна загадка.
– Ну, хорошо. Загадок еще много, это я понял. Что дальше, Александр Яковлевич?
Травников встал и снова зашагал по комнате. Остановился у окна, оперся ладонями о подоконник.
– Выход у нас только один. Я вынужден просить вас, Александр Сергеевич, принять участие в нашем эксперименте.
– То есть – назад в прошлое?
– Да. Я понимаю, что ваш возраст и прочие сопутствующие обстоятельства этому могут помешать. Но другого выхода у нас нет.
– У вас? Или и у меня тоже?
– У нас. Приказать вам я не могу, это дело сугубо добровольное. Не должно быть у вас в мозгу внутреннего неприятия этого решения. Ничего в этом случае не выйдет, проверено.
– Иными словами, вы, Александр Яковлевич, предлагаете мне прыгнуть с самолета без парашюта. В надежде на то, что там, внизу, за облаками, может оказаться стог сена. На который я, возможно, и попаду. Или не попаду.
– Да.
– Охренеть… – Я налил граммов сто и шарахнул их без закуски. Нет, я не боюсь встать на стреляющий пулемет, бывали прецеденты. В этом случае все зависит от меня, моих знаний, опыта, способностей. Можно выйти в бой с голыми руками на десяток отморозков. И даже в этом случае есть шанс уцелеть. Но вот так, лежа на койке, в полной отключке, беспомощным младенцем… Разум мой противился этому изо всех сил.
– То есть шансов на возврат у меня, – повернулся я к академику, – сколько?
– Неделю назад я сказал бы – более семидесяти. Сейчас – не знаю. Врать не хочу, возможно, что и ни одного.
Я сел в кресло, поставил локти на подлокотники и положил голову на ладони.
– Да, товарищ академик, долбанули вы меня пыльным мешком из-за угла. Какого же ответа вы от меня сейчас ждете?
– Сейчас? Никакого. Я и сам на вашем месте был бы ошеломлен. Отдохните, подумайте. Беспокоить вас не будут. Хорошо?
– Да уж… Куда лучше-то…
Травников еще потоптался около кресла, видно было, что он еще что-то хочет сказать. Так и не сделав этого, он кивнул мне на прощание и вышел. Я остался сидеть в кресле.
Зарычал мотор, машина тронулась. Звук мотора затих в отдалении, и наступила почти мертвая тишина. Даже птиц не было слышно.
Глава 21
Утром мне позвонил Яковлев.
– Александр Сергеевич? Не разбудил?
– Нет, Виктор Петрович, я уже час как не сплю.
– Ну и хорошо. Не заняты?
– Нет. Медики меня более не дергают, другой работы нет. Так что сижу вот тут, на крыльце, и на небо смотрю.
– Ага. Вас не затруднит подъехать ко мне на часок?
– К вам – это куда? В Управление?
– Нет. Антон знает это место. У нас оно называется «госпиталь». Я ему перезвоню, и вас туда отвезут.
– Понятно, товарищ генерал-лейтенант. Вы тоже туда подъедете?
– Я уже тут.
Антон зашел минут через пятнадцать. Прихватив из сейфа «АПС», я сбежал по лестнице, на ходу убирая пистолет в кобуру, запрыгнул в джип, и наша кавалькада из трех машин рванулась к выходу из поселка. Ехали мы недолго, чуть больше часа. При этом все время двигались какими-то неприметными дорогами, которые тем не менее были неплохо асфальтированы и весьма ухожены. Наконец машины остановились перед зеленым забором. Створки ворот бесшумно разошлись в стороны, и машины въехали на небольшую площадку.
– Приехали, Александр Сергеевич, – повернулся ко мне Антон. – Дальше пешком. Машины туда не пускают.
Вместе со мной он вышел из автомобиля и зашагал по узкой тропинке между деревьями. Видно было, что путь ему знаком. Остальные ребята остались у машин. Пройдя метров двести, мы подошли к одноэтажному дому, и Антон, поднявшись на крыльцо, постучал в дверь.
– Разрешите?
– Да, входите.
За дверью оказалась небольшая комната. Вся она выглядела какой-то очень домашней. Казалось, время остановилось тут еще в семидесятых годах, да так и не собралось двигаться дальше. Во всяком случае, мебель здорово напомнила мне детство. Единственным современным предметом являлся ноутбук, лежащий на столе, за которым сидел Яковлев. Увидев нас, он опустил крышку и поднялся.
– Заходите, присаживайтесь. Антон, обождите здесь, пока мы с подполковником прогуляемся.
– Но, товарищ генерал-лейтенант, я же всегда должен быть рядом.
– Знаю. Не волнуйтесь, капитан. Тут нас никто не съест. Под мою ответственность.
Антон молча отошел в сторону и сел в кресло около небольшого столика. Генерал кивнул мне на дверь и двинулся вперед. Выйдя из домика, мы пошли по тропинке дальше.
– Товарищ генерал-лейтенант, тут ко мне Травников приезжал. Какой-то он странный был, как не в себе.
– Знаю, Александр Сергеевич, знаю. Я в курсе.
– Что с ним случилось?
– Узнаете.
Генерал больше ничего не говорил, а я с вопросами не лез. Деревья неожиданно расступились, и мы вышли на небольшую полянку. Точнее, на кладбище. На нем в несколько рядов стояли памятники.
– Что это, Виктор Петрович? Куда мы пришли?
– Это кладбище, Александр Сергеевич. Здесь похоронены наши сотрудники. Те, кто погиб за время существования нашего отдела. Первые два ряда – испытатели, те, кто не вернулся. Остальные погибли по другой причине.
– Мои прежние охранники тоже тут?
– Да, последний ряд. Не под всеми памятниками лежат люди. Некоторые из них погибли далеко отсюда, и не все тела мы смогли найти. Некоторые по просьбе родственников похоронены в других местах. Но памятники стоят здесь. Все наши сотрудники приходят сюда, когда начинают работать. Память, Александр Сергеевич, – это такая вещь, которая очень сильно помогает. Иногда мы сами не осознаем, насколько важно помнить обо всех, кто был до нас.
– Понимаю, товарищ генерал.
– Пойдемте дальше.
Еще метров через пятьсот мы вышли к комплексу двухэтажных домиков. Между собой они соединялись застекленными переходами и, запрятанные под деревья, были совсем незаметными. Подойдя к одному из домиков, Яковлев вытащил из кармана пластиковую карточку пропуска и провел ей по считывателю. Щелкнул замок. За дверью оказался коридор, чем-то напоминавший больничный. Возможно, это мне показалось из-за запаха, свойственного любому медицинскому учреждению. Справа и слева находились двери, рядом с которыми в стену были встроены большие окна. Навстречу нам вышла миниатюрная девушка в белом халате.
– Товарищ генерал?
– Не волнуйтесь, Людочка. Мы ненадолго. Занимайтесь своими делами.
Яковлев прошел по коридору и остановился около одной из дверей. Я подошел ближе и прочитал табличку: «Капитан Громов Михаил Павлович». В окно была видна кровать, на которой лежал человек, накрытый одеялом. Рядом стояла стойка с мониторами. На экранах сверкали огоньки, бегали какие-то диаграммы.
– Кто это, товарищ генерал-лейтенант?
– Здесь лежат наши испытатели. Те, кого мы еще надеемся вытащить. Пройдите дальше. Я вас подожду здесь.
Я шел по коридору, читая таблички на дверях. «Старший лейтенант Рюмин Игорь Петрович», «Майор Тахиев Ильяс Анварович». Всего таких табличек было девять. У последней из них я остановился. «Старший лейтенант Травников Виктор Александрович». Травников? Я повернулся и подошел к Яковлеву.
– Там, в конце коридора. Старший лейтенант Травников, это…
– Да. Это его внук. Теперь вы понимаете, почему он находится в таком подавленном состоянии?
– Так что же, последний из испытателей…
– Да. Академик не мог рисковать.
– И поэтому отправил своего внука?
– А как бы вы поступили на его месте?
– Не знаю. У меня нет ответа. А как давно здесь лежит первый?
– Семь лет.
– И что же вы собираетесь делать?
– Все, что могли, мы уже сделали. Ваше появление было для нас последней надеждой. Видимо, мы что-то не учли в наших расчетах. Травникова надеялись вернуть уже через неделю. Однако не получилось. Вот так, Александр Сергеевич. Теперь вы знаете все.
– И что же я должен делать в данном случае?
– А вот на этот вопрос ответа нет уже у меня.
Мы вышли на улицу и зашагали по тропинке назад. Подойдя к дому, где находился его кабинет, генерал повернулся ко мне:
– Я еще останусь здесь, поработаю. Вы можете возвращаться назад. До свидания.
– До свидания, товарищ генерал-лейтенант.
Смеркалось. Я сидел на лавочке и смотрел на потухающее небо. Сзади чуть скрипнул песок, по дорожке подходил Антон.
– Не помешаю?
– Садись.
Он присел рядом. В его кармане что-то забормотала рация. Он прислушался, коротко ответил: «Понял». Я посмотрел на него.
– Ты Травникова знал?
– Младшего? Знал. Он у нас в отделе раньше работал.
– Давно?
– Сразу после училища пришел. Это уже потом его в группу испытателей перевели. Всего год назад.
– Скажи, Антон, вот это место… «госпиталь», это что, действительно госпиталь?
– Да. Точнее, теперь это только его часть. Та, где проходят реабилитацию испытатели. Первые попытки «выхода» были сделаны именно там.
– «Выход»? Что это?
– Так у нас называют попытку заброса.
– Надо же… никогда бы не подумал. А ты-то откуда все это знаешь?
– Так у нас основная работа – обеспечение безопасности персонала и испытателей. Вот и ездим повсюду.
– Странно, на первый взгляд, этот ваш «госпиталь» – обычный профилакторий. Ни сооружений тебе серьезных, ни охраны… Даже кабинет у генерала какой-то весь из себя устарелый.
– А что, надо по периметру танковый полк разместить? И вышки пулеметные поставить? Там в охране почти батальон сидит, просто их не видно. Вся территория контролируется техникой. Вы один, без генерала, и десяти шагов бы не прошли. А кабинет… это кабинет первого начальника Управления. Он почти всегда такой был, его никто не трогает. По традиции, перед «выходом» испытателя инструктирует лично начальник Управления. В этом самом кабинете. Он раньше другим был, с приемной, но здание перестроили, вот и увеличили кабинет за ее счет. С той поры так и стоит.
– Традиции, говоришь? И какие они еще тут есть?
– Разные. У каждой службы своя имеется.
– И что, руководство этому не препятствует?
– Нет. Даже негласно одобряет. Считается, что они способствуют укреплению коллектива.
– Везде бы так…
– Да, неплохо было бы.
Мы еще посидели около получаса. Потом в кармане у Антона снова забормотала рация, и он, извинившись, поднялся со скамейки и ушел куда-то в темноту. Следом за ним ушел и я.
Войдя в дом, подошел к шкафу и на ощупь отыскал там начатую бутылку коньяка. Плеснул в рюмку и сел у камина.
Ну, что, везунчик, пришло время отдавать долги? С какого это бы рожна? Я им тут что, на шею вешался? Изо всех переделок сам вылез, да еще и с прибытком для Управления. Так? Так. Могу их сейчас послать? Да запросто. Приказа такого мне никто не отдаст, да и не смогут без моего желания что-либо сделать. Академик это прямо сказал. И чем все это мне грозит? Выпрут на пенсию? Три раза «ха». Можно подумать, что я там с голоду подохну. Да и не станут они это делать, им тоже обратного хода нет. Автокатастрофу организуют? А зачем? По злобе, что ли? Нет, не те тут люди собрались. А что они тогда сделают? Воображение услужливо нарисовало мне еще несколько дверей с соответствующими табличками. Да, вот это они могут запросто. Собственно говоря, другого выхода у них нет. Так что делать-то будем?
Отыскав в кармане телефон, я нажал на нем нужную клавишу. Гудок, еще один…
– Слушаю?
– Товарищ генерал-лейтенант?
– А кого вы тут ожидали найти? В половине третьего ночи?
– Извините товарищ генерал-лейтенант, просто дело важное.
– Излагайте.
– У меня нет телефона Александра Яковлевича, я хотел ему позвонить.
– На предмет?
– Я согласен на «выход».
Голос Яковлева дрогнул.
– Вы серьезно!? В вашем-то возрасте?
– Как давно я вернулся? Уже постареть успел?
– Нет, но… Я ему перезвоню, утром он будет у вас!
– Хорошо. Дождусь утра.
– Да, конечно! Мы будем оба.
– До свидания, товарищ генерал-лейтенант. Извините за поздний звонок и спокойной вам ночи.
– И вам тоже! И… спасибо, Александр Сергеевич!
– Не за что пока.
Я положил трубку, поставил на стол нетронутый коньяк. Голова теперь должна быть свежей…
Наш кортеж зарулил на уже знакомую площадку в «госпитале». Невидимая, как и прежде, охрана закрыла ворота. На площадке уже стояли два автомобиля. Генеральская «Волга» и черный «Шевроле»-фургон. Я уже видел такие в Москве – эдакий кабинет на колесах.
Генерал ждал нас на площадке, прохаживаясь перед машинами. Сегодня он был в военной форме с немаленьким иконостасом наград на груди. Однако же! Я понимал, конечно, что он дядя заслуженный. Но чтобы вот настолько…
– Добрый день, Александр Сергеевич!
– Здравия желаю, товарищ генерал-лейтенант!
– Как самочувствие?
– Да нормально все, жив-здоров, чего и вам желаю. А это кто пожаловал? – показал я на черный фургон.
– Травников приехал. Чувствует он себя неважно, вот с ним врачи и путешествуют повсюду.
Я был удивлен той активностью, которую проявили «веселые ребята» из медицинского центра. Складывалось впечатление, что я попал на хорошо отлаженный конвейер по подготовке – кого? Я и сам не понимал. В основном все действия велись во время моего погружения в какое-то полусонное состояние. Что происходило в этот момент, так и осталось загадкой. По пробуждении я не помнил практически ничего. На мои вопросы Киреев отвечал весьма подробно. Но лучше бы он этого и не делал вовсе. Ибо из его пространных объяснений об активизации N-процесса в височных долях головного мозга я понял только то, что являюсь абсолютным профаном в этой области. Ситуация зашла в тупик. Объяснить простыми словами Олег не мог. А сложных я не понимал. Утешало лишь то, что Травников в категорической форме запретил производить надо мною какие-либо капитальные «модернизации» и улучшения. Дабы не повлиять таким образом на мой и без того натруженный мозг. Этот запрет привел «веселых ребят» в некоторое уныние. Как мне пояснил Олег, они могли в короткие сроки сделать из меня кандидата в академики. А пришлось ограничиться лишь кратким обучающим курсом. И это их весьма печалило. Уже расставаясь, я спросил его, за каким хреном эти процедуры были вообще нужны, ибо в первый мой «выход» я прекрасно обошелся и без них?