Ага, сто двадцать пять лет (Алена обратила внимание на дату написания картины – 1880 год) не оказывала, а тут вдруг, словно с печки упала, – начала оказывать…
Но нельзя отрицать, что и такое возможно. Теоретически. Надо с кем-то поговорить, посоветоваться с каким-то психиатром. Собственно, эта благая мысль давно должна была у Алены возникнуть, но с кем поговорить? Не придешь же просто так в психоневродиспансер, не спросишь. Еще не так поймут! Как бы Аленино любопытство исследователя не обернулось тем, что она сама превратится в объект исследования или обследования. Психиатрического. Нет, тут надо через своих людей… через знакомых врачей…
Ведь есть такая знакомая! На «Скорой» в Ленинском районе работает Света Львова, очень добрая знакомая Алены Дмитриевой. Два года назад они вместе попали в ужасную передрягу и вышли из нее просто чудом каким-то. Свете даже смерть грозила, но обошлось. Благодаря, кстати сказать, Алене Дмитриевой![5] В ходе этого дела Алена очень много интересного узнала о своем прадеде, Георгии Смольникове, и поняла, в кого же она уродилась такой беспринципной, такой легкомысленной, такой… такой-сякой!
И такой умной, кстати сказать!
Давненько они не виделись со Светой, только изредка перезванивались. Конечно, и сейчас можно ей позвонить.
Алена достала телефон, набрала номер мобильного Светланы.
– Светик, приветик!
– Ой, Алена… Ушам не верю! Ужасно рада тебя слышать! Но почему ты всегда звонишь, когда я еду на вызов? Совершенно некогда поболтать!
– Света, ничего, я тебя не задержу. Мне срочно нужно переговорить с каким-нибудь психиатром. У тебя есть знакомый?
– Что случилось?! – с ужасом выкрикнула Светлана.
– Да ничего со мной не случилось, это… для романа.
Самый надежный ответ. И, как правило, соответствует действительности, поскольку всё, что случается с Аленой Дмитриевой в жизни, потом с большими или меньшими подробностями перекочевывает в ее книжки.
– А, для романа… – успокаиваясь, протянула Света. – Ну, ты можешь к нам приехать, на нашу станцию. У нас ведь есть психиатрическая бригада. Там хороший доктор, Наталья Ивановна Телегина. Очень опытный психиатр. Правда, она не Бог весть какая разговорчивая, но ты ее раскачаешь, не сомневаюсь.
– Точно, я уж постараюсь. Света, а когда можно приехать?
– Да когда хочешь, хоть сейчас.
– А что, Наталья Ивановна весь день сегодня будет работать?
– Конечно, и даже ночь. То есть, если тебе так удобнее, можешь вечерком у нас появиться.
– Ну, не вечерком, но часа через два-три пойдет?
– Конечно. Буду рада тебя увидеть. Целую! Только мы теперь не на улице Новикова-Прибоя, а прямо около метро «Двигатель Революции». На той стороне, где высотка. Спросишь детский сад, теперь там «Скорая». Это буквально полквартала пройти, – выпалила Света и отключилась. Наверное, уже приехала на вызов.
Ну вот и искомый психиатр обнаружился. За-ме-ча-тель-но! А сейчас – поскорее домой, на встречу с Алексеем. Да, а по пути надо все же заглянуть на Ковалиху, тем паче что от музея это – десять минут ходу. Рукой подать!
Алена вышла из кремля, перебежала площадь, неприязненно покосившись на то место, где вчера сражалась в «Мазде» с Алексеем, и по улице Ульянова пошла к Нижегородскому универсаму. Оттуда по Семашко спустилась вниз, к Ковалихе, мимо пятой больницы.
Майю оперировали в этой больнице… Все-таки почему она так странно смотрела на «Ковер-самолет»? А ведь ни у кого, кроме Майи, про это не узнаешь.
А что, если сказать Алексею про «Ковер»? Не опасно ли это? Вдруг конкретный разговор о картине вызовет новый припадок? Ой, не хотела бы Алена снова это пережить! Но удастся ли ей сдержать любопытство и не проболтаться?
Сомнительно, очень сомнительно!
Вот в таком сомневающемся состоянии Алена и достигла Ковалихи – улицы Ковалихинской. И пошла по ней, вороша ногами сухие листья и присматриваясь к номерам домов.
Ага, вот о каком доме упоминал Алексей. Внизу овощной магазин. Конечно, никакого сравнения с той «элиткой», где он теперь живет, а все же чем-то дома похожи. Безликостью своей, вот чем! Ну, об этом уже говорилось, не стоит повторяться.
Алена свернула в небольшой, зажатый высокой насыпью дворик. Так, и где же здесь вход в подвал, интересно?
Она растерянно оглядывалась. Обычно дверь туда находится около подъезда, тут же располагается наклонная… пристройка не пристройка, крыша, что ли, которая прикрывает лестничку, ведущую вниз. Она тянется, как правило, как раз под окнами квартир первого этажа, что является для жильцов источником постоянного беспокойства. Ведь, забравшись на нее, любой и каждый может в квартиру влезть! Поэтому окна первых этажей обычно зарешечены. Но здесь нет ничего подобного. Так не в самом ли подъезде расположен вход? А может быть, Алена номер дома перепутала? Да нет, Алексей говорил, что в доме овощной магазин, а он всего один на Ковалихе. И не пойдешь же вон к той молоденькой мамочке, которая трясет в углу двора колясочку, не спросишь, как пройти в подвал… И вон у той невысокой дамы, которая только что вышла из подъезда в сногсшибательном полупальто (темно-синем, расшитом броской золотой нитью, в золотистой кожаной шляпке), тоже не спросишь. То есть спросить-то можно, но выглядеть Алена будет очень подозрительно…
Вот, еще и вопрос не задан, а дама уже косится. Или она косится не столько на Алену, сколько на ее серьги в виде рубиновых, с серебряными перегородочками, морских звезд? Конечно, рубины в украшении и не ночевали, но серьги и впрямь красоты необыкновенной – привлекают к себе внимание всех особ женского пола, которые знают толк в хорошей бижутерии.
Дама, наверное, принадлежит к числу таких. Правда, на ней-то бижутерии нет, но пальтушка очень красивенькая. Несколько излишне экстравагантная, но ей идет. Шляпку такую Алена тоже никогда бы в жизни не надела, она вообще не носит шляпки, потому что не идут они ей, но даме с ее мелкими, точеными, чуточку недобрыми чертами лица шляпка идет. Везет же некоторым!
– Ой, кто это у нас уже такой большой вырос? – заворковала тем временем везучая дама, подходя к колясочке. – Это у нас Викочка такая большая выросла, да? Послушайте, Катюша, да ведь ваша Викочка пойдет скоро! Или уже ходит?
– Ходит, ходит, – гордо сообщила мамочка Катюша. – Но, если честно, не сама, а по стеночке, придерживаясь за что-нибудь. Мы с вами просто не виделись давно, тетя Люда. Конечно, она выросла. Как ваши дела, как живете? Как ваш милый песик?
– Да неплохо, неплохо, – закивала тетя Люда своей золотистой экстравагантной шляпкой. – Песик стал совсем огромной псиной. А уж лает-то! Даже сам себя пугается, когда гавкает!
Дальше Алена слушать не стала: конечно, она любила собак, но сейчас гораздо важнее было то, что тетя Люда, выйдя из подъезда, не до конца закрыла дверь. А на ней был кодовый замок, и кода Алена, понятное дело, не знала. Но теперь это не имело никакого значения: с самым деловым видом она вошла в подъезд, захлопнула за собой дверь и огляделась.
Нормальный тесный «хрущобный» подъезд. Истертый цементный пол, узкая неудобная лестница с изрядно стесанными ступенями, перила сияют свежей темно-коричневой краской, стены – невероятно-голубой… Ишь ты! Жильцам повезло с домоуправлением – здесь ремонт недавно сделали!
А вот и ведущая вниз лестница, которую загораживает тяжелая решетка со здоровенным амбарным замком. Не очень-то, наверное, благодарят судьбу жители первого этажа: решетка и замок уж точно производят жуткий шум, когда их открывают. Итак, вход в подвал находится в подъезде…
Ну и что? Что это проясняет в картине – в картине! – внезапного сумасшествия Алексея Стахеева, а также какой-то сотрудницы из художественного музея? И вообще, зачем Алена хотела узнать насчет подвала, в чем намеревалась удостовериться?
Где-то наверху хлопнула дверь, послышались шаги – кто-то спускался по лестнице. Алена воровато метнулась было к входной двери, но сбежать не успела: зацепилась ремешком сумки за перила, отцепиться не смогла и была застигнута на месте «преступления». Перед ней появилась большая-пребольшая женщина в чрезмерно просторном плаще, который делал ее еще объемней. У женщины были веселенькие рыжие мелко-кудрявые волосы и цепкие темные глаза. На вид ей можно было дать и пятьдесят, и шестьдесят, и семьдесят. Кто больше?
– Что вы здесь делаете, интересно? – спросила подошедшая подозрительно. – Кого ждете?
«Ошиблась адресом», – хотела сказать Алена с привычным высокомерием и удалиться восвояси, но вдруг скроила самую растерянную физиономию на свете и пробормотала сконфуженно:
– Да вы знаете, искала знакомых, но, убей Бог, не могу номер квартиры вспомнить! Мы несколько лет не виделись, я уезжала в…
Куда? Куда она уезжала? Ни одно географическое название в голову не шло, кроме Парижа. Но для тетеньки из хрущобы это будет крутовато, после упоминания о Париже она, пожалуй, и разговаривать-то с Аленой не станет. А, вот, вспомнила название города – Пенза! Там живет чудный парень Сережа Корней, бывший коллега по работе в одной из многочисленных редакций, которые на своем творческом пути прошла Елена Володина-Ярушкина. Когда-то она называла Сережу Сергунькой, а он ее – Элеонорой, и они были замечательными друзьями. Жаль, давно не видались!
– В Пензу уезжала! – выпалила Алена. – А вернулась, звоню – телефон их не отвечает. Решила лично прийти, номер дома помню, а квартиру – нет. Такие хорошие друзья были… хотела навестить…
Она молотила эту чушь, а сама думала, что тетенька будет просто ненормальная, если ей поверит. Потому что, если уж такие хорошие-прехорошие были друзья, Алена всяко должна помнить хотя бы местоположение их квартиры, если даже забыла ее номер! И ей, как писательнице-детективщице, конечно, стыдно должно быть за такую убогую, такую глупую выдумку. Не дай Бог, если тетенька еще и узнает местную знаменитость…
К счастью, тетенька сия принадлежала, видимо, к племени тех блаженных, которые читают не детективы, а дамские романы. Которые с закрытыми глазами готовы «схавать» в книжке все подряд – логичное или нелогичное, разумное или неразумное, похожее на правду или даже вовсе не имеющее к ней никакого отношения.
– А как их фамилия, друзей ваших? – спросила она сердобольно. – Может, я их знаю?
– Стахеевы, – с трудом выговорила Алена.
Ее чуть не сковал приступ немоты, когда мелькнула мысль, что жили-то Стахеевы, очень может быть, совсем в другом подъезде, и тогда ее выдумка из разряда жалкой глупости переходит в разряд полного идиотства. Но… повезло ведь, а? Выражаясь фигурально, стоя спиной к мишени и стреляя с завязанными глазами, она угодила прямо в «яблочко».
– Стахеевы? – повторила тетенька. – Ну так это семнадцатая квартира.
– Ну конечно! – пылко всплеснула руками Алена с видом крайнего облегчения и бросила вороватый взгляд на номер на ближайшей двери. Там красовалась цифра 3. Теперь несколько мгновенных арифметических действий: на площадке четыре двери, в доме – пять этажей, значит, семнадцатая квартира – это пятый этаж. Ура, Алена попала в правильный подъезд!
– Спасибо вам большое! – воскликнула она столь же пылко и уже начала было обдумывать, как теперь половчее смыться, раздобыв не слишком-то необходимую и даже совсем ненужную ей информацию, как вдруг до нее дошло: надо не смываться, а на пятый этаж подниматься. Как бы к дорогим друзьям. – Ну, я пойду. Не знаю, конечно, застану ли их дома в такое время дня…
– Не застанете, – покачала рыжей головой тетенька. – Ни днем, ни ночью не застанете. Они здесь уже почти год как не живут.
– Что вы говорите?! – очень натурально ужаснулась Алена. – Переехали?! А куда, вы не знаете? И почему переехали? Вроде бы не собирались… Поменяли квартиру или купили новую?
– Вы что, ничего не знаете про их… события? – с любопытством спросила тетенька, и глаза ее вспыхнули странным блеском.
Алена наконец-то поняла, что ей невероятно, уникально повезло, потому что на ее пути встретилась особа, которая встречается героям во всех милицейских детективах и проходит под кодовым названием (негласным, конечно) «РС» – «разговорчивая соседка». Такие бывают просто находкой для шпионов, для следователей, репортеров программы «Вечер трудного дня», а также для воров и мошенников. Это человек, который обладает полным набором необходимых сведений по любым вопросам и, будучи правильно ведом по тропе беседы, открывает истинные сокровищницы самых неожиданных и порою самых что ни на есть скандальных сведений. Люди такого рода (как правило, женского пола, но, конечно, возможны варианты) обуреваемы страстным желанием хоть что-нибудь хоть кому-нибудь рассказать, так что добраться до кладезя информации чрезвычайно просто. Общение с ними чревато только двумя трудностями: их практически невозможно остановить, во-первых, а во-вторых, очень непросто бывает потом отделить зерна от плевел. Но это, конечно, сущие мелочи по сравнению с тем, в какие бездны человеческих тайн порою удается заглянуть. И потому Алена сейчас сказала, наивно расширив глаза:
– Нет, я ничего не знаю… А что произошло? Надеюсь, у всех все в порядке? – Своими словами она как бы оттолкнула лодку беседы от причала, а через мгновение ее подхватило и понесло бурным потоком красноречия… понесло, плавно покачивая… Ей даже вопросы почти не понадобилось задавать, хотя когда-то, во времена своей журналистской карьеры, она умела брать очень хорошие интервью. Рассказ рыжей тетеньки, так и оставшейся неизвестной, вполне заслуживал названия монолога.
– Ну так Лариса ведь умерла… Да-да, умерла полтора года назад! Сейчас у нас что? Октябрь на исходе? Точно, а это было в апреле! Точненько год и шесть месяцев! Трагически погибла, да… Конечно, жалко, хорошая была женщина… Наверное, поэтому Алексей квартиру и продал, хотя мог бы для Гали оставить. Галя у них девка на выданье… Не знаете, она замуж-то еще не вышла? Ах да, вы же с ними давно не встречались, значит, знать не можете. Ну, я говорю, мог бы Алексей Сергеевич для Гали квартиру оставить – сдавал бы кому-нибудь, пока ей не понадобится, у нас многие в подъезде квартиры сдают, а сами переехали, понакупили жилплощадь получше… Конечно, если средства позволяют, почему не понакупить? Людмила Андреевна, к примеру, которая вот тут жила, – рыжая тетя ткнула пальцем в дверь с номером три, буквально рядом со входом в подвал, – тоже переехала, но квартиру не продала, сюда только иногда приходит, деньги с жильцов брать. Или Храпунов с четвертого этажа – то же самое. А Алексей Сергеевич – как отрезало, больше не заходил, даже не общался ни с кем… Наверное, тяжкие воспоминания мешают. Конечно, тяжкие воспоминания. Хотя я и не думала, что он так сильно переживать будет, они ведь с Ларисой жили… ммм… не Бог весть как хорошо, собачились частенько. Я с ними дверь в дверь жила, мне всегда все слышно первой…
Алена внезапно вспомнила, как Алексей говорил о какой-то скандальной соседке, изрядно осложнившей ему жизнь и рассказавшей милиции о ссорах между ним и женой. Не эту ли рыжую тетеньку он имел в виду?!
Кстати, подумала Алена, не затянулось ли ее молчание? Надо бы хоть какую-то реплику вставить, хоть какой-то вопрос задать, пусть для приличия. А вот этот – он так и просится на язык!
– Вы сказали, Лариса умерла? Но отчего, что могло случиться? Неужели заболела? Я ведь помню ее совершенно здоровой!
– Конечно! – мрачно согласилась рыжая соседка. – Конечно, она была здоровой! Небось еще сто лет бы прожила, кабы муж ее не убил.
Алену даже качнуло.
– Как это? – спросила она тупо. – Как убил?!
– Ну, как убивают? – пожала плечами соседка. – Подстерег, когда она в подвал пошла, прокрался туда, набросился, ударил головой о ящик – там у них стоял ящик с картошкой, – выбрался тайком и ушел. Потом вернулся домой и крик поднял: ой, жена сама упала, сама ударилась! Как же, сама! Тоже мне, самоубийцу нашел!
– Погодите, погодите… – залепетала Алена. – Но за что он должен был ее убивать?! Неужели из-за каких-то скандалов?..
– Скандалы тут ни при чем! – Рыжая тетенька посмотрела на нее как бы сверху вниз, хотя ростом была Алене до плеча, даром что стояла на ступеньку выше. И все же у нее получилось – посмотреть сверху вниз! – Ну какая же семейная жизнь без скандалов? Мы с моим мужем покойным так скандалили, что соседи милицию каждое воскресенье вызывали, а помер он своей смертью, самой естественной – по пьянке, метилового спирту выпивши на работе. Кабы все, кто скандалит, друг дружку убивали, весь наш народ давным-давно повывелся бы. Про главную причину никаких скандалов я не слышала, а все же именно по этой причине Алексей Ларису и убил!