Драгоценные минуты уходили, убегали, улетали, а Кира все еще стояла на столе, бестолково ощупывая плафон. Сколько раз они с Алкой прятали деньги и документы в люстры! Это были надежнейшие, отличнейшие тайники, вскрыть которые не додумывались ни бдительные секьюрити, ни сверх меры любопытная гостиничная прислуга. Что там подруги только не прятали… И должно же было случиться так, чтобы именно сейчас, когда вся надежда Киры была на эти две тысячи долларов, какая-то ушлая головенка надумала сюда заглянуть. И мало того, что свистнули деньги! Загранпаспорта Киры и Алки, взятые во избежание конфликтов с бойкими украинскими погранцами, которые, что ни день, вводили на своих рубежах новые порядки, тоже пропали.
Ну, класс… Ни денег, ни документов!
Кира покачала головой. Да, неведомый противник озадачивал ее все больше. Он великолепно изучил свои жертвы!
А может быть, все проще? Если виновник всего – тот самый загадочный блондин в белом джипе, не могла разве Алка разболтать ему о тайнике? Вряд ли… Она никогда не смешивала частную жизнь с общественной, а деньги у подруг все-таки были общие. Скорее все еще проще! Наверняка тайник учуяла баба Нонна – и обчистила его. Совершенно непонятно только, зачем ей паспорта. Ну, верно, решила: красть – так красть. Вот же зараза… И, конечно, она так заховала добычу, что и с собаками за трое суток не сыщешь. А у Киры нет ни собак, ни этих трех суток… Что же делать? Можно, конечно, пойти повыть над бабы-Нонниным погребом: «Это Алла! Отдай мои деньги! Отдай мой паспорт!» Глядишь, баба Нонна с перепугу и отдаст. Но что она подумает о повадках призраков, если «Алка» заодно начнет хлопотать и о паспорте подруги?
Кира задумчиво спустилась со стола, и внезапно под ногой что-то бумажно зашуршало.
Сердце так и подскочило. Кира опустила фонарь, однако на полу, вместо вожделенной россыпи «зеленых», сиротливо валялась какая-то скомканная бумажка.
Кира развернула ее – и едва не отбросила снова, будто ядовитое насекомое. На нее мрачно глянуло собственное лицо и запрыгали буквы: «За совершение особо тяжких преступлений…» Нет, выбрасывать эту гадость не стоит. Это улика. Может быть, когда-нибудь милиция найдет того негодяя, который все это учинил. С каким наслаждением Кира швырнет эту листовку ему в лицо!
Она сунула бумажонку в рюкзачок – и вдруг поняла, что милиция, пожалуй, найдет «того негодяя» куда позднее, чем ее. Потому что по улице промчалась машина и, взвизгнув тормозами, остановилась как раз рядом с калиткой бабы Нонны.
* * *Сорвать занавеску с окна, распахнуть его и выскочить во двор оказалось секундным делом. Пригибаясь, она уже обегала дом, стремясь к пролому в ограде, а из светлой машины – вроде бы «уазик» милицейский, но в темноте проулка не разобрать, – только еще выходил человек. Высокая мужская фигура задвигалась, открывая калитку, и Кира ощутила враз страх и облегчение. Неужто Мыкола?! Вполне живой… черта с два его так просто свалишь, тут не табурет нужен, а хотя бы стол! Но, очевидно, даже и табурет смог оказать на Мыколу определенное воздействие. Во всяком случае, он не включил фары, не направил их на дом и двор. В этом случае Кирино путешествие закончилось бы, не начавшись. Мыкола зашагал по дорожке к дому, ступая так тяжело, что под этой шумовой завесой Кира с легкостью достигла известного пролома, перескочила через него – и канула в уличную тишину и темноту.
Да, на появление Мыколы отреагировали включением света только два-три соседних дома. Весь прочий Коктебель мирно спал, и никто не орал вслед Кире: «Держи! Лови!» – пока она, подобно призраку, неслась к берегу, почти не замечая дороги, потому что в эти минуты перестраивала всю программу своих действий.
Теперь в Симферополь ехать нельзя. Во-первых, нет денег на машину. А если бы они даже и были, ясно: первое, куда позвонили всполошившиеся Панько с очухавшимся Мыколою, это в аэропорт. В четыре – самолет в Москву, затем, с двухчасовыми интервалами, в Киев, опять в Москву, опять в Киев, в Петербург… Очевидно же, что сюда и только сюда будет стремиться беглянка раньше всего. Из Симферополя есть дневной и вечерний поезда на Москву, а из Феодосии – только вечерний.
Конечно, на железной дороге тоже поставят всех на уши, однако можно и не ставить: билеты ведь продают только по предъявлении паспорта. Тут-то ее и…
Никто же, кроме Киры, не знает, что у нее нет никаких документов – и ни гроша, ни гроша в буквальном смысле этого слова!
Не замедляя бега, она взглянула на запястье. «Ролекс» засверкал под луной, как шкатулка с бриллиантами.
«Ох, дура! – в отчаянии подумала Кира. – Ну почему, почему я не взяла с собой серьги, кольцо – хоть что-нибудь из драгоценностей!» А впрочем, и хорошо, что не взяла. Иначе они оказались бы захованными в тот же самый пластиковый тайничок – и были бы стырены тем же поганцем, вернее, поганкой. «Но я могла бы сегодня надеть серьги!» – возразила сама себе Кира. И сурово кивнула: могла бы. И тогда их сняли бы с нее, как сняли часы, – «по протоколу». Однако едва ли Мыкола потащил бы ее сегодня на ночную прогулку, вдев в уши бриллианты… Так что остается уповать, будто по-прежнему все, что ни делается, делается к лучшему, а значит, «Ролекс» – ее единственное достояние.
Пусть ее ждут в Симферополе, пусть караулят на вокзале в Феодосии и даже ставят – если еще не поставили – посты на въездах в города! Кира туда не поедет. О нет, она, конечно, появится в Феодосии – чтобы непременно навестить базар. Там с самого утра тусуются веселые ребята-менялы: гривны меняют на рубли и баксы, рубли на баксы и гривны, баксы на гривны и рубли, а также любую из этих валют на золотишко. Цена Кириному «Ролексу» – минимум пять тысяч долларов. И, самое малое, за две тысячи она часы постарается продать. Этого за глаза хватит, чтобы нанять частника до Керчи, потом переправиться на пароме в Ильич – а это уже Россия, там Кире никакие украинские призраки не страшны! Оттуда она вызвонит Глыбина-младшего, а тот призовет на помощь Глыбина-старшего… и если Кире написано на роду добираться до Нижнего под охраной милиции, то это будет не просто охрана, а генеральский почетный эскорт!
Она мстительно поджала губы, но тут же споткнулась на ровном месте. «Не кажи «гоп», пока не перескочишь», – советуют мудрые и осторожные хохлы. Правда что! Кира ведь еще не в Нижнем. И не в Ильиче. И не в Керчи. И даже, заметьте себе, не в Феодосии! Она пока еще бежит по коктебельской набережной, прячась в тени от луны и фонарей (вот, когда не надо, эта чертова подстанция пашет как ошалелая!), выбираясь из района пансионатов, с их бессонными дискотеками, и пробираясь к подножию горы Волошина, где разбили свой лагерь «летуны». Ибо если и была у Киры возможность быстро и бесплатно оказаться в Феодосии, то лишь одна: по воздуху. А поскольку крыльев своих бог не дал, то придется воспользоваться чужими. Крыльями дельталета!
Дельталет – это смесь дельтаплана с мотоциклом, механический конь с перепончатыми, будто у дракончика, крыльями, который может взмыть на неимоверную высоту и покрыть изрядное расстояние. Волшебное создание! Говорят, существуют даже какие-то соревнования для дельталетчиков, но Кира знала этот аппарат лишь в одном качестве: катательной машинки для богатых туристов.
Четверть часа – двадцать пять долларов.
Изрядно, право слово, изрядно! Однако люди приезжают в Коктебель отдыхать – то есть тратить деньги. И, наглядевшись на разноцветные летательные аппараты, с утра до ночи порхающие в небесах, словно чудные птицы, волей-неволей пожелаешь тоже испытать это опасное и дорогое развлечение. Один раз – ну, двадцать пять так двадцать пять. Цена бутылки лучшего муската, если на то пошло! И вот человек приходит, платит деньги, надевает шлем и, стиснув зубы, взбирается в мотоциклетное седло за спиной картинно-утомленного водителя, – взбирается в мрачном упоении от сознания, что поставил на кон свою жизнь.
Наивный! Он еще не знает, что поставил на кон свою душу!
Но скоро узнает. Как только преодолеет первое мгновение страха, когда дельталет, разбежавшись, озорно подпрыгнет на последнем ухабе, оторвется от земли – и полетит, полетит все выше и выше, глядя в лицо зверю Карадагу. А тот будет блаженно ворочаться под солнышком, подставляя взорам смельчаков то один свой скалистый, усеянный каменными призраками бок, то другой, волшебно меняя очертания. И зеленое море сделается проницаемым до самого дна, до лент темных водорослей, лежащих на песке под толщею вод. И белый диск луны проступит сквозь яркую небесную голубизну… И человек, который десятки раз поднимался в небо на самолетах и вертолетах, поймет, что поднялся в небеса впервые. Потому что раньше летали самолеты и вертолеты – а теперь летит он сам. Летит, как птица! И еще он поймет, что придет сюда снова и снова и будет приходить, пока не просадит последние двадцать пять баксов. Не только для того, чтобы поглядеть, как меняет обличье хамелеон Карадаг, нет… чтобы опять и опять одолевать свой страх!
Представив, сколько еще счастливых минут она могла бы испытать, вновь и вновь взмывая над морем, Кира даже зубами скрипнула от злости. Однако под ее ногами не скрипнул и камушек, пока она на цыпочках подходила к палатке, вслушиваясь в доносившийся оттуда храп. Храп был сильный, и Кира облегченно вздохнула: хоть в этом повезло. Ребята, как всегда, на дискотеке. А Славко, как всегда, спит.
Она тихонечко посвистела, потом позвала:
– Эй! Славко! Проснись, это я, Кира!
В то же мгновение гибкое тело вылетело из палатки и обвилось вокруг Киры, бормоча:
– Пришла! Все-таки пришла!
Едва удерживаясь на ногах под градом поцелуев, задыхаясь от крепкого спортивно-мужского духа, Кира не могла даже головой укоризненно покачать, хотя очень хотелось. Ну как она могла забыть, что ее появление Славко Зозуля воспримет совершенно однозначно! Он давно неровно дышал к Кире, еще с первого их совместного полета, когда она от страха так сильно стискивала его коленями (водила в дельталете помещается между, извините за выражение, ног пассажира), что он воспринял это как призыв. Почему Зозуля решил, будто восторг, вызванный в Кире полетом, неразделим отныне с его образом, – неизвестно, однако с этих пор он непрестанно бил к Кире клинья. Алка, не оставившая без награды домогательства второго летуна, Василя, злилась на подружку, которая только плечами пожимала, встречая взор бирюзовых глаз Зозули, от вожделения горевших просто-таки синим пламенем.
– Не убудет от твоего Игорька! – ворчала Алка. – Сама знаешь, я в этом смысле – могила, он и не узнает никогда, как ты немножечко порадовалась жизни. Может быть, и узнаешь наконец… это самое. Бери с меня пример: я мужикам мозги не пудрю, сразу даю понять, что не крепость, которую надо брать силой.
Однако Кира считала, что она и так слишком часто берет с Алки пример.
– Да погоди, Славко! – остановила она пылкого летуна в тот миг, когда он уже начал измерять ее грудь своей пятерней. – Экий ты однообразный, право слово!
– Пошли в палатку – и я тебе покажу, что очень даже разнообразный, – жарко выдохнул Зозуля, потираясь о ее бедра своими.
– Щекотно, – поежилась Кира и отстранилась от некоего опасного затвердения. – Да погоди ты! – прикрикнула она, и руки Зозули наконец-то упали.
– Твоя зачем пришла? – обиженно засопел он. – Просто подразнить, да? Или полетать среди ночи вздумала? Долетаешься до того, что я на тебя прямо в воздухе наброшусь.
– Не успеешь, – покачала головой Кира. – Мы гораздо раньше гробанемся. Но ты прав – я пришла полетать.
– Нет, Кирюша, – с явным сожалением покачал головой Зозуля. – Василь как узнал, что мы с тобой ночью летали, так чуть голову мне не отъел. Техника безопасности, то-сё… Нельзя!
– Василь? – вскинула брови Кира. – А где он – Василь? Покажи-ка мне его. Ау, Василь! – негромко окликнула она и замерла, прислушиваясь. – Нету Василя! Как же он узнает, когда его нету?
– Он же не без глаз, – огрызнулся Зозуля. – Как только взлетим над поселком… сегодня ого какая лунища!
– А мы не будем взлетать над поселком, – настойчиво сказала Кира. – Я тебе не успела ничего объяснить. Мне до смерти надо в Феодосию! Прямо сейчас! Понимаешь, мы поспорили с Алкой, что я на дельталете доберусь до набережной быстрее, чем она на джипе.
– А откуда у Алки джип? – заинтересовался Зозуля.
– Это не ее джип, а… ну, одного мужика, Алкиного знакомого, – сквозь зубы объяснила Кира, однако Зозуля, по счастью, не заметил ее странной интонации.
– Ну вы, бабы, даете! – сказал он возмущенно. – Что ж вы с нами делаете, а?! Василь ждал ее, ждал, а у нее, ты погляди, новый кавалер. Ну конечно, белый джип! Еще и джип-сафари небось? – уточнил он. – Разве устоишь? Я понимаю. Василь так и ушел на дискотеку один. А теперь еще ты пришла меня терзать…
Насколько Кира успела узнать Василя, один он останется не дольше, чем в поле его зрения покажется первая юбка. Ну а Зозуля… Кира пожала плечами: у Зозули нет шансов. Придется ему еще немножко помучиться, бедняге. Но не дольше, чем до завтрашнего утра, когда слух о Кириных «подвигах» станет достоянием гласности – и эротические мечты Зозули сменятся ужасом.
– Славко, а Славко, – промурлыкала Кира. – Ну не злись. Пойми, мне очень нужно в Феодосию. Ну не последний же день мы видимся, в конце концов. Может быть, я еще решусь…
«Последний, Зозуля, последний. И не решусь – не жди, не будет!»
Зозуля обиженно покряхтел еще некоторое время, но Кира уже чувствовала: лед тронулся!
– Лады, – сказал наконец Зозуля. – Гони сто баксов – и вперед.
Кире показалось, что она ослышалась.
– Как это – сто баксов? – переспросила ошеломленно. – С каких это пор?
– С этих самых, – повел вокруг рукой Зозуля. – Вот с теперешних. Потому что, если Василь нас все-таки засечет и опять станет меня поедом есть, я ему сотенкой зубищи-то затуплю!
– Хорошо, – решительно кивнула Кира. – Сто – так сто! Но только потом. В Феодосии. Потому что все деньги у Алки. Мы, собственно, еще на то поспорили, что я тебя уговорю отвезти меня бесплатно…
– В смысле – без денег, – уточнил Зозуля, и синие бесовские искры так и посыпались из его алчно вспыхнувших глаз. – Однако без предоплаты я и с места не тронусь.
– Ты что, хочешь сказать… – прошелестела Кира, но Зозуля перебил ее:
– Хочу, Кирюша! Аж лопну сейчас – до чего хочу!
Он шагнул к Кире, и та испуганно попятилась, увидев, что его бедра вновь изменили свои очертания.
Кира зажмурилась. «Какая я дура! – сказала она себе мысленно. – Ну почему я не заорала там, в беседке, когда Мыкола еще только начал распускать руки?! Надо было так вопить, чтобы не только Панько, но даже этот мазила Роналдо в Париже услышал бы! Что бы там ни врал Мыкола, он бы меня уже не тронул, я вернулась бы в «обезьянник», а там девочки не дали бы в обиду. Какая я дура, дурища, тупица! Рассказала бы все Саше, она уж точно дозвонилась бы до Нижнего. Вот оказался бы для нее сюжетец – закачаешься! И, может быть, уже сегодня я стала бы свободна… Нет, даже в разум не взошло! Какой идиот назвал меня быстросчетчицей? Я просто курица, глупая курица!»
Она растерянно повела вокруг взглядом. Ничего похожего на табуретку. А жаль… Нет, из этого было бы мало толку: ведь одной ей дельталет в небо не поднять, она даже автомобиль водить не умеет!
И вдруг резкий звук вклинился в поток Кириных мыслей. Ничего, собственно говоря, особенного в этом звуке не было: просто какой-то автомобиль на полной скорости промчался по шоссе мимо поселка, а шум далеко-далеко разнесся в ночной тишине. И все-таки этот звук заставил Киру содрогнуться, потому что ему отозвалось все ее существо внезапно вспыхнувшей догадкой.
Нет, не потому не зажег Мыкола фары, когда примчался к бабы-Нонниному дому, что табуретка роковым образом вмешалась в его мыслительную деятельность! И мигалку с сиреной он вовсе не забыл включить… Потому что ни мигалки, ни сирены не было. Не было светло-кремового милицейского «уазика». Не было Мыколы! Это Кирина мозговая деятельность оказалась неисправимо повреждена, если она не сообразила сразу, что под окошком остановился белый джип, а из него вышел… из него вышел тот самый неведомый враг, из-за которого пошла кувырком вся жизнь Киры.