– Утред, – снова заговорил я, имея в виду своего старшего сына, – будет после меня лордом Беббанбурга. Он не сможет удержать крепость молитвами. Ему нужно научиться сражаться.
Беокка устремил задумчивый взгляд в огонь.
– Я всегда надеялся, что еще раз увижу Беббанбург, – с тоской проговорил он, – но теперь сомневаюсь в этом. Король сказал, что ты можешь ехать в Фагранфорду.
– Хорошо, – сказал я.
– Альфред был щедр к тебе, – твердо заявил Беокка.
– Не отрицаю.
– И в этом есть и моя заслуга, – не без гордости добавил Беокка.
– Спасибо.
– А знаешь, почему он согласился?
– Потому что Альфред был в долгу передо мной, – ответил я, – потому что без «Вздоха змея» у него не получилось бы править целых двадцать восемь лет.
– Потому что Уэссексу нужен сильный человек в Мерсии, – сказал Беокка, проигнорировав мою похвальбу.
– Этельред? – съехидничал я.
– Он хороший человек, и ты опозорил его, – с горячностью произнес Беокка.
– Может быть, – сказал я, не желая ссориться с ним.
– Этельред – лорд Мерсии, – продолжал он, – и у него все права на трон этой земли, однако он не предпринимал попыток захватить корону.
– Потому что он боится Уэссекса, – сказал я.
– Он лоялен к Уэссексу, – поправил меня Беокка, – но не может слишком рьяно подчиняться ему, потому что тогда те лорды Мерсии, которые жаждут полной самостоятельности для своей страны, отвернутся от него.
– Этельред правит в Мерсии, – сказал я, – потому что он богатейший человек в стране, и если какой-нибудь лорд лишается скота, рабов или дома из-за набегов датчан, он знает, что Этельред возместит ему потери. Он платит за свое лордство, а ему следовало бы громить датчан.
– Он следит за границей с валлийцами, – важно произнес Беокка, как будто защита от валлийцев была веским основанием для потворства датчанам, – и это заслуживает высокой оценки, – он помолчал, как бы проверяя, правильно ли подобраны слова, – высокой оценки, потому что он не воин. Он великолепный правитель, – добавил он и, дабы пресечь любой смех с моей стороны, поспешно закончил: – Его управление безупречно, однако у него нет способностей к ведению военных действий.
– А у меня есть, – сказал я.
Беокка улыбнулся.
– Да, Утред, у тебя есть, но у тебя нет умения уважать других. Король рассчитывает, что ты проявишь уважение к лорду Этельреду.
– Максимум того уважения, что он заслуживает, – пообещал я.
– И его жене будет разрешено вернуться в Мерсию, – объявил Беокка, – но после того, как будет достигнута договоренность о том, что она пожертвует средства, вернее, построит монастырь.
– Ей суждено стать монашкой? – сердито спросил я.
– Пожертвует средства и построит! – повторил Беокка. – Она будет вправе выбирать, где строить монастырь.
Я не мог не рассмеяться.
– Мне предстоит жить по соседству с монастырем?
Беокка нахмурился.
– Мы не знаем, где она выберет место.
– Конечно, – сказал я, – не знаем.
Итак, христиане проглотили грех. Вероятно, Эдуард обнаружил новые допуски для греха: теперь он не так страшен, а это означает, что Этельфлед вольна жить более-менее по своему усмотрению, и монастырь послужит Этельреду основанием утверждать, будто его жена избрала путь благочестивого созерцания. По правде, Эдуард и его совет отлично понимают, что в Мерсии им без Этельфлед не справиться, да и я им нужен. Мы оба – щиты Уэссекса, однако, кажется, нам не суждено стать мечом саксов, потому что, прежде чем покинуть таверну, Беокка передал мне строгое предупреждение.
– Король всем сердцем желает, чтобы датчан оставили в покое, – сказал он. – Их нельзя провоцировать! Это приказ.
– А если они нападут на нас? – встревоженно спросил я.
– Конечно, ты можешь защищаться, но король не желает, чтобы началась война. Во всяком случае, до его коронации.
Я лишь кивнул в ответ. Я понимал, что желание Эдуарда жить в мире, пока он не упрочит свою власть, вполне разумно, но я сомневался, что датчане окажут ему такую услугу. Я был уверен: они хотят войны и попытаются развязать ее до коронации Эдуарда.
Так как церемония должна была состояться только в новом году – почетным гостям давалось время, чтобы подготовиться к путешествию и добраться до столицы, – я решил наконец-то отправиться в Фагранфорду. Я тронулся в путь, когда осенние туманы стали холоднее, а дни короче.
То был благодатный край пологих холмов, неторопливых рек и богатых почв. Альфред и в самом деле проявил щедрость. Управляющим оказался угрюмый мерсиец по имени Фальк. Появление нового лорда его ничуть не обрадовало, что совсем не удивило меня: ведь он прекрасно жил на доход от имения, и в этом ему помогал священник, ведший бухгалтерские книги. Этот священник, отец Синрик, попытался убедить меня, что в последнее время урожаи были скудными, что вырубка в лесах производилась исключительно из-за болезни деревьев, а не для продажи древесины. Отец Синрик выложил передо мной документы, до последней черточки похожие на те, что я привез из казначейства в Уинтансестере, и радостно улыбнулся при виде такого совпадения.
– Как я говорил тебе, лорд, – сказал он, – имение было передано нам в полное доверительное владение, и мы трудились как для самого короля Альфреда. – Он так и лучился, этот пухлый, круглолицый церковник с быстрой улыбкой.
– И никто ни разу не приезжал из Уэссекса, чтобы проверить твои счета?
– А разве в этом была надобность? – спросил он, всем видом показывая, до какой степени его удивила и позабавила эта идея. – Церковь учит нас быть честными тружениками в виноградниках господних.
Я взял все документы и бросил их в очаг. Отец Синрик и Фальк лишились дара речи и с изумлением наблюдали, как пергаменты корчатся и сгорают в огне.
– Вы мошенничали, – сказал я, – а теперь этому пришел конец. – Отец Синрик открыл было рот, чтобы запротестовать, но потом сообразил, что лучше этого не делать. – Или мне стоит вздернуть одного из вас? – спросил я. – А может, обоих?
Финан обыскал жилища Фалька и отца Синрика и нашел у них немалый запас серебра. Этим серебром я расплатился за строительный лес и вернул долг тому управляющему, который одолжил мне денег. Мне всегда нравилось строить, а Фагранфорде нужен был новый хозяйский дом, новые склады, новый палисад, и все это следовало закончить к зиме. Я отправил Финана патрулировать земли между саксами и датчанами, и он взял с собой наших новых людей, тех, которые пришли ко мне, услышав, что я богат и раздаю серебро. Финан присылал сообщения каждые несколько дней, и во всех говорилось, что датчане ведут себя на удивление тихо. Раньше я был уверен, что смерть Альфреда спровоцирует их на нападение, но они нас не атаковали. Сигурд, кажется, разболелся, а у Кнута не было желания идти на юг без своего товарища. Я считал, что сейчас нам открылась отличная возможность выдвинуться на север, и изложил свои соображения в письме Эдуарду, но письмо осталось без ответа. До нас доходили слухи, что Этельволд уехал в Йофервик.
Брат Гизелы умер, и на смену ему королем в Нортумбрии стал датчанин, который правил только потому, что ему позволял Кнут. У Кнута по какой-то причине отсутствовало желание быть королем, его вполне устраивало, что трон занимает свой человек, и Этельволда отправили в Йофервик – вероятно, потому, что город располагался далеко от Уэссекса и глубоко в датской территории, следовательно, там Этельволд был в безопасности. Наверное, Кнут считал, что Эдуард может направить армию против Этельволда, и решил спрятать свой трофей в Йофервике, за прочными стенами римской крепости.
Итак, Этельволд праздновал труса, Кнут выжидал, а я строил. Я построил дом такой же высокий, как церковь, с толстыми балками, и окружил его палисадом. На тот фронтон, что выходил на утреннее солнце, я прибил волчьи черепа и нанял людей, чтобы мне изготовили столы и лавки. У меня появился новый управляющий, человек по имени Херрик. При Бемфлеоте его ранило в бедро, и он больше не мог сражаться, зато отличался честностью и трудолюбием. Он предложил построить мельницу на ручье, и я счел его предложение дельным.
Как раз в тот период, когда я искал удобное место для строительства мельницы, прибыл священник. День был таким же холодным, как тот, когда отец Уиллиболд приехал ко мне в Буккингахамм, и вода в ручье вдоль берегов покрылась хрупким ледком. С северных нагорий принесло сильный ветер, а с юга – священника. Он ехал верхом на муле и мгновенно сполз с седла, едва увидел меня. Он был молод и значительно выше меня. Тощий как скелет, он был одет в черную ужасно грязную рясу, чей подол коробился от засохшей глины. На длинном лице выделялись ясные глаза удивительного зеленого цвета и похожий на клюв нос. Скошенный подбородок заканчивался жалкой бороденкой. С тощей шеи, которая, казалось, едва поддерживает голову, свисал большой серебряный крест с одной отломанной перекладиной.
– Ты и есть великий лорд Утред? – на полном серьезе спросил он.
– Да, это я, – ответил я.
– А я отец Катберт, – представился он, – и я счастлив познакомиться с тобой. Мне поклониться?
– До земли, если хочешь.
К моему изумлению, он опустился на колени, склонил голову почти до подернутой инеем травы, затем распрямился и встал.
– Вот, – сказал он, – я поклонился до земли. Тебе привет, лорд, от твоего нового капеллана.
– Что?!
– Твой капеллан, твой священник, – бодро повторил он. – Это мое наказание.
– Мне не нужен капеллан.
– Уверен, что не нужен, лорд. Я знаю, что я никому не нужен. Во мне никто не нуждается, я паразит на теле вечной церкви. Катберт Ненужный. – Он вдруг улыбнулся, и я догадался, что его осенила какая-то идея. – Если я когда-нибудь войду в сонм святых, – сказал он, – я буду святым Катбертом Ненужным! Это отделит меня от другого святого Катберта, правда? Это будет великолепный отличительный признак! – Он аж затанцевал, высоко подбрасывая тощие ноги. – Святой Катберт Ненужный! – запел он. – Покровитель всего бесполезного. Как бы то ни было, лорд, – он придал своему лицу серьезное выражение, – я твой капеллан, бремя на твоем кошеле, и мне требуется еда, серебро, эль и, главное, сыр. Я обожаю сыр. Ты, лорд, говоришь, что я тебе не нужен, но я все равно здесь, к твоим услугам. – Он снова поклонился. – Хочешь исповедаться? Хочешь, чтобы я вернул тебя в лоно матери-церкви?
– Кто сказал, что ты мой капеллан? – спросил я.
– Король Эдуард. Я – его дар тебе. – Он блаженно улыбнулся и принялся крестить меня. – Да благословит тебя Господь, лорд.
– Зачем Эдуард послал тебя? – спросил я.
– Подозреваю, лорд, что у него есть чувство юмора. – Он задумался и неожиданно нахмурился. – Или потому, что я ему не нравлюсь. Только я думаю, что это не так, по сути, я ему не совсем не нравлюсь, он очень любит меня, хотя и считает, что мне нужно поучиться сдержанности.
– Ты несдержан?
– Ой, лорд, у меня столько ипостасей! Я ученый, священник, любитель сыра, а теперь еще и капеллан лорда Утреда, язычника, который убивает священников. Так мне рассказывали. Я буду тебе всемерно благодарен, если ты не станешь убивать меня. Ты дашь мне служанку? Пожалуйста.
– Служанку?
– А кто будет стирать? И делать прочие дела? И ухаживать за мной? Юная девушка стала бы для меня благословением. Такая красивая, с очаровательными грудками, а?
Я уже не мог сдерживать улыбку. Невозможно было испытывать к святому Катберту Ненужному иные чувства, кроме симпатии.
– С очаровательными грудками, говоришь? – с наигранной суровостью осведомился я.
– Если тебе так будет угодно, лорд. Меня предупреждали, что ты скорее всего убьешь меня, сделаешь из меня мученика, но я все же предпочел бы грудки.
– А ты и в самом деле священник? – спросил я.
– Ой, в самом деле, лорд. Можешь спросить епископа Свитвульфа! Это он сделал меня священником! Наложил на меня руки и произнес все необходимые молитвы.
– Свитвульф из Хрофесестера? – уточнил я.
– Именно оттуда. Он мой отец, и он ненавидит меня!
– Твой отец?
– Да, мой духовный отец, а не настоящий. Мой настоящий отец был каменщиком, да будет благословен его молоточек, но епископ Свитвульф дал мне образование и воспитал меня, да благословит его Господь, и сейчас он питает ко мне отвращение.
– Почему? – спросил я, догадываясь, каков будет ответ.
– Мне запрещено рассказывать, лорд.
– И все равно расскажи, ведь ты не сдержан.
– Я обвенчал короля Эдуарда с дочерью епископа Свитвульфа, лорд.
Значит, близнецы, которых передали на попечение Этельфлед, законнорожденные, и этот факт очень расстроит олдермена Этельхельма. Эдуард притворяется, будто венчания не было, на тот случай, если витан Уэссекса решит предложить трон кому-то еще, и забота о свидетеле его первого брака возложена на меня.
– Господи, ну ты и дурак, – сказал я.
– Вот и епископ сказал то же самое. Святой Катберт Безрассудный? Но я был другом Эдуарда, и он умолял меня, а она была такой восхитительной. Такой красивой. – Он вздохнул.
– У нее были очаровательные грудки? – съязвил я.
– Они были как два молодых оленя, лорд, – опять же серьезно ответил он.
Я изумленно уставился на него.
– Как два молодых оленя?
– Священные книги описывают идеальные груди как молодых оленей, лорд. Должен признаться, я тщательно изучал этот аспект. – Он помолчал, обдумывая только что сказанное, затем одобрительно кивнул. – Очень тщательно! И все же до сих пор не понял, в чем схожесть. Только кто я такой, чтобы подвергать сомнению написанное в священных книгах.
– Значит, сейчас, – проговорил я, – все утверждают, что венчания никогда не было.
– Вот поэтому-то я и не могу рассказать тебе, что я сделал, – заявил Катберт.
– И все же венчание состоялось, – сказал я, и он кивнул. – Значит, близнецы законнорожденные, – добавил я, и он опять кивнул. – А ты разве не знал, что Альфред не примет этот брак? – спросил я.
– Эдуард так хотел жениться, – просто ответил он.
– Ты поклялся хранить молчание?
– Они пригрозили, что сошлют меня во Франкию, – сказал он, – в какой-то монастырь, но король Эдуард предпочел отправить меня к тебе.
– В надежде, что я убью тебя?
– В надежде, лорд, что ты защитишь меня.
– Тогда, ради бога, не разбалтывай кому ни попадя, что Эдуард женился.
– Я буду хранить молчание, – пообещал он. – Я буду святым Катбертом Молчаливым.
Близнецы жили с Этельфлед, которая строила конвент в Сирренсестере, недалеко от моего нового поместья. Во времена, когда Британией правили римляне, Сирренсестер был большим городом, и сейчас Этельфлед жила в одном из древних домов, красивом здании с просторными комнатами, выходившими на дворик с колоннадой. Раньше дом принадлежал старшему Этельреду, олдермену Мерсии и мужу сестры моего отца, и я подолгу жил там в детстве после того, как сбежал на юг от своего другого дядьки, узурпировавшего Беббанбург. Старший Этельред расширил дом, и теперь в нем сакская тростниковая крыша сочеталась с римской черепицей, но он был очень уютным, а защиту ему обеспечивали стены города.
В качестве строительного материала для конвента люди Этельфлед использовали римские развалины: они разбирали остатки древних зданий и складывали из камня новые стены.
– Зачем все это? – спросил я у нее.
– Затем, что таково было желание моего отца, – ответила она, – и затем, что я дала слово. Монастырь будет посвящен святой Вербург.
– Той женщине, что напугала гусей?
– Да.
Воздух в доме Этельфлед буквально звенел от голосов детей: ее собственной дочери, Эльфинн, двоих моих младших, Стиорры и Осберта. Мой старший, Утред, все еще был в школе в Уинтансестере, откуда писал мне почтительные письма, которые я даже не считал нужным читать, потому что знал: они преисполнены скучным благочестием. Самыми младшими в Сирренсестере были близнецы-младенцы Эдуарда. Помню, как я смотрел на спеленутого Этельстана и думал, сколько бы проблем решилось одним взмахом «Вздоха змея». В этом я был и прав, и не прав: со временем Этельстан вырос в молодого человека, которого я полюбил всей душой.