Гибель королей - Бернард Корнуэлл 25 стр.


– Ты знаешь, что он законнорожденный? – спросил я у Этельфлед.

– Если верить Эдуарду, то нет, – ответила она.

– У меня в доме живет священник, который обвенчал их, – сказал я.

– Тогда прикажи ему держать язык за зубами, – посоветовала она, – иначе ему несдобровать.

Мы находились в Сирренсестере, который располагался недалеко от Глевесестера, где у Этельреда имелся дом. Он ненавидел Этельфлед, и я опасался, что он поручит своим людям захватить ее, а потом либо убьет, либо заточит в монастырь. Ведь она лишилась защиты и покровительства своего отца. Однако Этельфлед отмахнулась от моих страхов.

– Может, Эдуарда он и не боится, – сказала она, – но вот ты наводишь на него ужас.

– А он решится провозгласить себя королем Мерсии? – спросил я.

Она наблюдала за тем, как каменщик обтесывает римскую статую. Бедняга пытался сделать из орла гуся, но пока ему удалось лишь добиться сходства с возмущенной курицей.

– Нет, – ответила она.

– Почему?

– Слишком многие из могущественных людей Мерсии хотят защиты Уэссекса, – пояснила она, – и, по сути, Этельреда не очень интересует власть.

– Не интересует?

– Во всяком случае, в настоящий момент. А раньше интересовала. Сейчас он каждые несколько месяцев страдает от приступа болезни и очень боится смерти. Он хочет заполнить то время, что ему осталось, женщинами. – Она с сарказмом посмотрела на меня. – В некоторых аспектах он очень похож на тебя.

– Чепуха, женщина, – возразил я. – Сигунн – моя экономка.

– Ага, экономка, – пренебрежительно усмехнулась Этельфлед.

– И она боится тебя до ужаса.

Ей понравились мои слова, и она рассмеялась, а потом, увидев, как неловким ударом деревянного молотка каменщик отбил у курицы клюв, сокрушенно вздохнула.

– Я всего лишь просила сделать статую Вербург и одного гуся.

– Ты хотела слишком многого.

– Я хочу того, что хотел мой отец, – тихо проговорила она. – Англию.

Это название всегда вызывало у меня удивление, когда бы я его ни услышал. Я хорошо знал Мерсию и Уэссекс, я часто бывал в Восточной Англии и еще чаще в Нортумбрии, на своей родине. Но Англия? Раньше это была мечта, мечта Альфреда, но сейчас, после его смерти, мечта стала призрачной и расплывчатой. Если бы четыре королевства когда-нибудь объединились, то они, вероятнее всего, назывались бы Данией, а не Англией. Как бы то ни было, мы с Этельфлед разделяли мечту Альфреда.

– Мы англичане? – спросил я.

– А кто же еще?

– Я нортумбриец.

– Ты англичанин, – твердо произнесла она, – а постель тебе согревает датчанка. – Она сильно пихнула меня под ребра. – Передай Сигунн, что я желаю ей счастливого Рождества.

Йоль я отпраздновал в Фагранфорде. Мы смастерили из дерева огромное, шириной шагов десять, колесо, обмотали его соломой и водрузили плашмя на дубовый столб, а штырь, на который его надели, смазали бараньим жиром, чтобы оно могло вращаться. Потом, когда стемнело, мы его подожгли. Мужики раскручивали его граблями или копьями, и оно вертелось, разбрасывая вокруг искры. Мои двое младших детей были со мной, и державшая меня за руку Стиорра во все глаза таращилась на огромное пылающее колесо.

– А зачем ты его поджег? – спросила она.

– Это знак богам, – ответил я, – мы показываем, что помним их, и просим дать новую жизнь в новом году.

– Это знак Иисусу? – уточнила она.

– Да, – ответил я, – и другим богам тоже.

Колесо рухнуло, и все встретили это восторженными воплями, а потом мужчины и женщины стали прыгать через костер. Я взял обоих детей на руки и прыгнул вместе с ними. Мы пролетели сквозь дым и искры. А потом я стоял и смотрел, как искры улетают в холодную ночь, и спрашивал себя, сколько еще таких же колес горит там, на севере, где датчане мечтают об Уэссексе.

Если они на самом деле мечтали об Уэссексе, то ничего для своей мечты не делали. И в этом заключалось самое удивительное. Казалось бы, смерть Альфреда должна была стать для них сигналом к нападению, но у них не было лидера, который смог бы объединить всех. Сигурд все еще болел, Кнут, как мы слышали, занимался подчинением скоттов, а Йорик все выбирал, чью сторону принять: датского севера или в христианского юга. Хестен все еще прятался в Сестере, но был слаб. Этельволд сидел в Йофервике, но без позволения Кнута атаковать Уэссекс не решался. В общем, размышлял я, пока нас оставили в покое, но надолго ли – неизвестно.

Меня так и подмывало – уж больно велико было искушение – отправиться на север и снова поговорить с Эльфаделль, однако я понимал, что это глупость, я знал, что увидеть мне хочется вовсе не Эльфаделль, а Эрсе, ту странную, молчаливую красавицу. Ни на какой север я, конечно, не поехал, но все новости узнал от Оффы, когда тот приехал в Фагранфорду, и я, усадив его перед очагом в своем новом доме, подбросил в огонь дров, чтобы согреть его старые кости.

Мерсиец Оффа когда-то был священником, но его вера ослабела. Он отказался от священства и стал путешествовать по Британии со стаей дрессированных терьеров, которые развлекали публику на ярмарках, танцуя на задних лапах. Тех нескольких монет, что Оффе зарабатывали его собаки, не хватило бы, чтобы платить за его замечательный дом в Лиссельфельде, но богатым его сделал другой дар: умение узнавать, каковы надежды, чаяния и намерения других людей. Его забавные собачонки открывали ему двери самых великих домов, сакских и датских, и Оффа всегда держал глаза открытыми, а ушки на макушке и слушал, задавал вопросы, а потом продавал то, что ему удавалось узнать. Его использовал не только Альфред, но и Кнут с Сигурдом. Именно Оффа рассказал мне, что произошло на севере.

– Кажется, болезнь Сигурда не смертельная, – сказал он, – он просто ослаб. У него начинается лихорадка, он выздоравливает, и лихорадка возвращается.

– А Кнут?

– Он не пойдет на юг, пока не убедится, что Сигурд присоединится к нему.

– А Йорик?

– Обоссался от страха.

– А Этельволд?

– Пьет и трахает служанку.

– А Хестен?

– Ненавидит тебя, улыбается и грезит о мести.

– А Эльфаделль?

– А-а, – произнес он с усмешкой. Оффа, отличавшийся мрачным характером, редко улыбался и отлично умел владеть своим лицом. Он отрезал ломоть сыра, сделанного на моей сыроварне. – Слышал, ты строишь мельницу?

– Верно.

– Разумно, лорд. Хорошее место для мельницы. Зачем платить мельнику, когда можно самому молоть зерно.

– А Эльфаделль? – повторил я, кладя на стол серебряную монету.

– Слышал, ты побывал у нее?

– Ты слышал слишком многое, – недовольно произнес я.

– Это комплимент, – сказал Оффа, сгребая монету. – Значит, ты виделся с ее внучкой?

– Эрсе.

– Так ее называет Эльфаделль, – сказал он, – и я завидую тебе.

– Кажется, у тебя молодая жена. Или я ошибся?

– Не ошибся, – помотал он головой, – только старикам не следует брать в жены молодых.

Я расхохотался.

– Ты устал?

– Я становлюсь стар для того, чтобы бродить по дорогам Британии.

– Тогда сиди дома в Лиссельфельде, – предложил я. – Ведь ты же не нуждаешься в серебре.

– У меня молодая жена, – сказал он, – и я нуждаюсь в том спокойствии, которое дарует дальняя дорога.

– Эльфаделль? – снова спросил я.

– Много лет назад, – наконец ответил он на мой вопрос, – она была шлюхой в Йофервике. Там Кнут и нашел ее. Она торговала собой и одновременно предсказывала судьбу. Наверное, она предсказала Кнуту нечто такое, что сбылось, и он взял ее под свой щит.

– Это он дал ей пещеру в Буккестане?

– Он пустил ее на свою землю, значит, да, дал.

– И она предсказывает людям то, что ему надо, чтобы они услышали?

Оффа заколебался, а это всегда было признаком того, что за его ответ нужно немного заплатить. Я вздохнул и выложил на стол еще одну монету.

– Она повторяет его слова, – подтвердил мою догадку Оффа.

– И что же она говорит сейчас? – спросил я, и он снова заколебался. – Послушай, ты, засохший кусок собачьего дерьма, – возмутился я, – я уже и так хорошо тебе заплатил. Рассказывай.

– Она говорит, что новый король юга появится на севере.

– Этельволд?

– Они используют его, – мрачно произнес он. – Как-никак он законный король Уэссекса.

– Он пропойца, да к тому же еще и идиот.

– А когда все это мешало человеку быть королем?

– Значит, датчане воспользуются им, чтобы умиротворить саксов, – задумчиво проговорил я, – а потом убьют.

– Естественно.

– Тогда почему они ждут?

– Потому что Сигурд болеет, потому что скотты угрожают землям Кнута, потому что звезды еще не выстроились в нужном порядке.

– Значит, Эльфаделль может только посоветовать дождаться нужного расположения звезд?

– Она говорит, что Йорик будет королем моря, Этельволд – королем Уэссекса, а все великие земли юга будут переданы датчанам.

– Королем моря?

– Это всего лишь причудливый способ сказать, что Сигурд и Кнут не займут трон Йорика. Они беспокоятся, что он вступит в союз с Уэссексом.

– А Эрсе?

– Неужели она действительно так красива, как люди говорят? – спросил он.

– Ты ее не видел?

– В пещере – нет.

– Когда она обнажена, – ответил я, и Оффа вздохнул. – Она даже больше, чем красива, – добавил я.

– Так я и слышал. Но она немая. Она не может говорить. У нее с головой не в порядке. Не знаю, безумна она или нет, но она как ребенок. Красивый, немой ребенок-недоумок, который сводит мужчин с ума.

Я задумался. До меня доносился стук металла по дереву: это во дворе мои люди тренировались на мечах, защищаясь липовыми щитами. Они тренировались дни напролет и каждый день, они готовились к войне, совершенствуя свое владение мечом и щитом, топором и щитом, копьем и щитом. Они готовились к тому дню, когда придется встретиться лицом к лицу с датчанами, которые тоже отличаются мастерством владения оружием. Пока этот день отсрочивался из-за болезни Сигурда. Нам следовало бы атаковать, размышлял я, но чтобы вторгнуться в северную Мерсию, мне нужны войска из Уэссекса, а витан советует Эдуарду хранить в Британии хрупкий мир.

– Эльфаделль опасна, – ворвался в мои мысли Оффа.

– Старуха, тупо повторяющая слова своего хозяина?

– Люди верят ей, – сказал он, – а тот, кто думает, будто знает свою судьбу, не боится рисковать.

Я вспомнил, с какой безрассудностью Сигурд атаковал нас на мосту при Энульфсбириге, и понял, что Оффа прав. Пусть датчане и ждут, когда наступит подходящий момент для нападения, но все это время они слышат магические пророчества, в которых им предрекается победа. И слухи об этих пророчествах достигают и земель саксов. Вирд бит фул аред. Мне в голову пришла одна идея, и я уже открыл рот, собираясь заговорить, но в последнее мгновение все же решил промолчать. Если человек хочет что-то сохранить в тайне, Оффа – последний человек на земле, которому можно что-то рассказать, потому что он зарабатывает себе на жизнь тем, что выдает чужие секреты.

– Ты хотел что-то сказать, лорд? – поинтересовался Оффа.

– Что ты слышал о леди Эггвинне? – спросил я.

На его длинном лице отразилось удивление.

– Я думал, тебе известно о ней больше, чем мне.

– Я знаю, что она умерла, – сказал я.

– Она была очень легкомысленной, – неодобрительно покачал головой Оффа, – но очень миловидной. Миниатюрной и проказливой, как эльф.

– Она вышла замуж?

Он пожал плечами.

– Я слышал, какой-то священник провел церемонию, но между Эдуардом и ее отцом договор не заключался. Епископ Свитвульф не дурак! Он категорически отказался разрешить этот союз. Был ли этот брак законным?

– Если его заключил священник.

– Для брака необходим договор, – твердо сказал Оффа. – Они же не какие-то крестьяне, которые трахаются как кролики на земляном полу в жалкой хижине, они король и епископская дочка. Естественно, должен быть контракт, а еще выкуп за невесту! Как без этого? Тогда это просто королевский перепих.

– Значит, дети незаконнорожденные?

– Так утверждает витан Уэссекса, а значит, это наверняка правда.

Я улыбнулся.

– Эти дети очень болезненные, – солгал я, – и вряд ли проживут долго.

Оффа не смог скрыть интереса.

– Серьезно?

– Этельфлед не может заставить мальчишку сосать грудь кормилицы, – продолжал я лгать, – а девчонка ужасно слабенькая. Хотя какая разница, умрут они или нет, если они все равно незаконнорожденные.

– Их смерть решила бы множество проблем, – сказал Оффа.

В общем, я оказал Эдуарду одну маленькую услугу, распространив слух, который очень понравится Этельхельму, его тестю. На самом же деле близнецы были крепенькими и здоровенькими, орали во всю глотку, и проблемы, связанные с ними, никуда не девались, – правда, с их решением можно было подождать, как решил подождать Кнут со своим вторжением в южную Мерсию и Уэссекс.

В нашей жизни бывают периоды, когда кажется, что ничего не происходит, когда над сожженными городами или фермами не поднимается дым, когда над мертвыми проливается мало слез. Я научился не доверять спокойствию таких периодов, потому что убедился: если вокруг затишье, значит, кто-то готовится к войне.

Пришла весна. Коронация Эдуарда состоялась в Сининг Туне, королевском городе, расположенном к западу от Лундена. Я считал выбор этого места странным. Ведь главный город Уэссекса – Уинтансестер, именно там Альфред построил огромную новую церковь, именно там стоит королевский дворец. Однако Эдуард предпочел Сининг. Да, это было крупное королевское поместье, но в последнее время им практически не пользовались, потому что оно располагалось слишком близко к Лундену. К тому же, до того как я отбил Сининг Тун у датчан, он почти непрерывно подвергался разграблению.

– Архиепископ говорил, что здесь короновали некоторых из древних монархов, – объяснил мне Эдуард, – а еще здесь есть камень.

– Камень, лорд?

Он кивнул.

– Королевский камень. Древние короли либо стояли на нем, либо сидели, я не знаю точно. – Он пожал плечами: очевидно, он и сам не очень хорошо понимал назначение этого камня. – Плегмунд считает это важным.

Меня вызвали в королевское поместье за неделю до церемонии с приказанием привезти с собой как можно больше дружинников. Со мной прибыло семьдесят четыре человека, все верхом и при полном снаряжении. Эдуард добавил к ним еще сотню своих и попросил нас защищать Сининг Тун во время церемонии, так как он боялся нападения датчан. Я с радостью согласился. Мне было гораздо приятнее сидеть в седле под открытым небом, чем на скамье в христианской церкви. Так что пока Эдуард стоял или сидел на королевском камне и подставлял свою голову под помазание миром и под украшенную изумрудами отцовскую корону, я объезжал опустевшие окрестности города.

Никакие датчане не нападали. Прежде я был уверен, что смерть Альфреда принесет войну, но она принесла тот странный период, когда мечи покоятся в ножнах. Так что коронация Эдуарда прошла спокойно, а потом он отправился в Лунден и вызвал меня туда на большой совет. Улицы старого римского города были завешены стягами в честь коронации, а на мощных крепостных валах плотными шеренгами стояли солдаты. Во всем этом не было ничего удивительного, кроме одного: там обнаружился Йорик.

Король Йорик из Восточной Англии, который устроил заговор, чтобы убить меня, находился в Лундене по приглашению архиепископа Плегмунда, отдавшего двоих своих племянников в качестве заложников для гарантии безопасности этого короля. Йорик и его приближенные прибыли по Темезу на трех кораблях, украшенных львиными головами, и были расквартированы в большом мерсийском дворце, который стоял на вершине холма в самом центре древнего римского города. У Йорика, крупного, сильного, как бык, мужчины с огромным, как у беременной, брюхом, были крохотные глазки, а его взгляд отличался подозрительностью. Сначала я увидел его на крепостном валу – он прогуливался там в обществе своих людей. Он держал на поводках трех волкодавов, и эти псы очень нервировали городских собак, которые непрестанно лаяли. Гостей сопровождал Веостан, командир гарнизона: вероятно, Эдуард приказал ему показать королю Восточной Англии все, что тот пожелает увидеть.

Назад Дальше