– А ты хотел бы разбудить их? – внимательно глядя на меня, спросил Эдуард.
– Отправить сотню твоих воинов в Сент – вот чего я хотел бы, лорд, – ответил я. – А потом я отправил бы еще сотни две или три в Мерсию и построил бы там бурги.
– В Сент? – удивился Этельхельм.
– В Сенте неспокойно, – сказал я.
– Они всегда доставляли кучу хлопот, – отмахнулся Этельхельм, – но они ненавидят датчан так же сильно, как мы.
– Сент должен защищать фирд, – сказал Эдуард.
– А бурги может строить лорд Этельред, – объявил Этельхельм. – Если датчане нападут, мы будем готовы встретить их, но все равно нет надобности провоцировать их. Отец Уиллиболд!
– Лорд? – Уиллиболд, сидевший за одним из нижних столов, привстал.
– У нас есть вести от наших миссионеров?
– Обязательно будут, лорд! – ответил Уиллиболд. – Я уверен, что будут.
– Миссионеры? – удивился я.
– Они у датчан, – пояснил Эдуард. – Мы их обращаем.
– Мы перекуем датские мечи на орала, – сказал Уиллиболд.
И сразу после того как было сделано это оптимистическое заявление, прибыл гонец. Заляпанный грязью священник приехал из Мерсии, в Уэссекс его отправил Верферт, епископ Виграсестера. В зале воцарилась тишина. Эдуард поднял руку, и арфист прекратил щипать струны своей арфы.
– Лорд. – Гонец опустился на колени перед подиумом, на котором стоял верхний стол, ярко освещенный свечами. – Великая новость, лорд король.
– Этельволд мертв? – спросил Эдуард.
– Господь велик! – произнес священник. – Эпоха чудес еще не закончилась!
– Чудес? – удивился я.
– Есть одна древняя гробница, лорд, – начал священник, глядя на Эдуарда, – в Мерсии, и в ней объявились ангелы, чтобы предсказывать будущее. Британия будет христианской! Ты будешь править от моря до моря! Там ангелы! Они несут пророчества с небес!
Со всех сторон посыпались вопросы, но Эдуард жестом велел всем замолчать и вместе с Этельхельмом принялся допрашивать гонца. Они выяснили, что епископ Верферт отправил доверенных священников к древней гробнице, и те подтвердили, что произошло сошествие с небес. Гонец не мог сдерживать ликование.
– Ангелы говорят, что датчане повернутся ко Христу, лорд, и ты будешь править королевством всех ангельциннов!
– Видишь? – Отец Коэнвульф, оказавшийся запертым в деннике в ту ночь, когда ушел молиться вместе с Этельволдом, не удержался от искушения устремить на меня торжествующий взгляд. – Видишь, лорд Утред! Эпоха чудес еще не закончилась!
– Хвала Господу! – произнес Эдуард.
Гусиные перья и портовые шлюхи. Хвала Господу!
Натанграфум стал местом паломничества. Сюда приходили сотни людей, и большинство уходило разочарованными, потому что ангелы являлись далеко не каждую ночь. Целыми неделями в гробнице не загорался свет и оттуда не доносилось странное пение, но вот ангелы снова появлялись, и по долине под курганом снова разносились молитвы людей, ищущих помощи.
В гробницу пускали не всех, их отбирал отец Катберт и вел внутрь мимо вооруженных людей, охранявших вход. Это были мои люди, и ими командовал Райпер, но знамя, развевавшееся на вершине кургана рядом со входом, принадлежало Этельфлед. На нем был изображен неуклюжий гусь, державший в одной перепончатой лапе крест, а в другой – меч. Этельфлед была убеждена, что святая Вербург защитит ее точно так же, как эта святая однажды защитила пшеничное поле, прогнав стаю голодных гусей. Предполагалось, что тогда случилось чудо, и из этого следовало, что я был творцом чудес, однако благоразумие мешало мне рассказать об этом Этельфлед. То, что знамя принадлежит Этельфлед, говорило о том, что она же отрядила охрану, и любой, кого впускали в гробницу, считал, что захоронение находится под протекцией Этельфлед. Это ни у кого не вызывало удивления, и вряд ли кто-нибудь поверил бы в то, что священное для христианских паломников место охраняет Утред-Нечестивец.
Пройдя мимо стражников, посетитель попадал в коридор, который по ночам был слабо освещен ситными свечками, и сразу видел две кучи черепов по обе стороны от входа. Катберт вместе с посетителями преклонял колена, молился вместе с ними, а потом приказывал снять оружие и кольчуги. «Никто не может идти туда, где присутствуют ангелы, в военном снаряжении», – строго говорил им Катберт, и когда они покорно выполняли его приказ, подавал им питье в серебряной чаше. – «Выпейте до дна», – требовал он.
Я даже не пробовал этот напиток, сваренный Луддой. Мне достаточно было воспоминаний о том пойле, что мне дала Эльфаделль.
– Он вызывает у них видения, лорд, – объяснил мне Лудда во время одного из моих редких наездов в Турканден.
Этельфлед приехала вместе со мной и настояла на том, чтобы понюхать питье.
– Видения? – спросила она.
– Ну, еще и один-два приступа тошноты, леди, – сказал Лудда, – но видения обязательно.
Хотя видения не были так уж необходимы. Люди выпивали напиток, и когда в их глазах появлялась пустота, Катберт позволял им проползти до конца длинного коридора. Там они в тусклом свете свечи видели каменные стены, каменный пол, каменный потолок и по обе стороны залы со сваленными в кучу костями, а впереди – ангелов. Три ангела – не два – стояли вплотную друг к другу, и их окружал ореол перьев на расправленных крыльях.
– Я выбрал троих, потому что три – это священное число, лорд, – сказал Катберт, – по ангелу на каждого члена Троицы.
Гусиные перья были наклеены на стену в форме больших вееров, и в полумраке их вполне можно было принять за крылья. На эту работу у Лудды ушел целый день, потом еще половина месяца на обучение девиц. Когда посетитель заходил в пещеру, они начинали тихо петь. Это Катберт научил их петь тихо и призрачно, чуть громче шепота и без слов, только издавать звуки, которые эхом отдавались от каменных стен.
Центральным ангелом была Мехраза. Темная кожа, черные волосы и гагатовые глаза делали ее таинственной, а Лудда усилил это впечатление, добавив в белые гусиные перья немного черных вороновых. Все три девицы были одеты в белые туники, а у Мехразы на шее висела золотая цепь. Мужчины таращились на ангелов с благоговейным восторгом, что неудивительно: ведь все три девицы были красавицами, к тому же франков природа наделила очень светлыми волосами и огромными голубыми глазами. В полумраке гробницы они действительно походили на видения, но обе, как мне рассказывал Лудда, постоянно хихикали в самые неподходящие моменты.
Посетители, вероятно, не замечали это хихиканье, потому что их заглушал голос – голос Лудды, – шедший из, казалось бы, каменной скалы. Лудда нараспев призывал посетителя предстать перед ангелом смерти и двумя ангелами жизни, задать им свои вопросы и ждать ответа.
Все эти вопросы имели огромное значение, потому что они рассказывали нам, что хотели узнать люди. Вопросы по большей части были тривиальными. Оставит ли родственник наследство? Каковы перспективы на урожай? Кто-то умолял сохранить жизнь жене или ребенку, и у тех, кто слышал это, просто разрывалась душа; кто-то просил помочь в судебном разбирательстве или в споре с соседом, и этим Лудда помогал как мог. Три же девицы тем временем вели свою тихую, заунывную песнь.
Иногда приходили с более злободневными вопросами. Кто будет править в Мерсии? Будет ли война? Нападут ли датчане и захватят ли земли саксов? Шлюхи, перья и гробница представляли собой что-то вроде сети, которой мы ловили интересную рыбу. Например, Беортсиг, чей отец платил дань Сигурду, однажды пришел в гробницу и захотел узнать, захватят ли датчане Мерсию и посадят ли на трон ручного мерсийца. В другой раз в слабо освещенный каменный тоннель, пропахший горящими благовониями, заполз Сигебрихт Сентский и стал расспрашивать о судьбе Этельволда.
– И что ты ему ответил? – спросил я у Лудды.
– То, что ты и велел, лорд, что все его надежды и мечты станут явью.
– И они осуществились в ту ночь?
– Сеффа выполнила свою роль, – без всякого выражения на лице ответил он. Сеффа была одной из светловолосых.
Этельфлед обернулась и посмотрела на девушку. Лудда, отец Катберт и три ангела жили в римском доме в Туркандене.
– Нравится мне этот дом, – как-то заявил мне отец Катберт. – Думаю, мне следовало бы жить в большом доме.
– Святой Катберт Благополучный?
– Святой Катберт Довольный, – поправил он.
– А Мехраза?
Катберт с обожанием посмотрел на нее.
– Она и в самом деле ангел, лорд.
– Вид у нее счастливый, – сказал я, и это было правдой. Я сомневался, что она хорошо понимает, о чем ее просят, но она довольно быстро осваивала английский и была довольно сообразительной. – Я мог бы найти ей богатого мужа, – поддразнил я Катберта.
– Лорд! – На его лице промелькнуло страдание, он нахмурился. – Прошу твоего разрешения, лорд, на то, чтобы взять ее в жены.
– А она этого хочет?
Он хихикнул, по-настоящему хихикнул, а затем кивнул.
– Да, лорд.
– Тогда она не так умна, как кажется, – усмехнулся я. – Но сначала нужно закончить здесь. А если она забеременеет, я замурую тебя в этой гробнице, и будешь лежать с остальными костями.
Гробница выполняла именно ту функцию, на которую я и рассчитывал. Заданные вопросы показывали нам, что у людей на уме. Так, тревога Сигебрихта насчет судьбы Этельволда подтвердила, что он не отказался от надежды стать королем Сента в том случае, если Этельволду удастся скинуть с трона Эдуарда. Другая задача ангелов состояла в том, чтобы бороться с порожденными предсказаниями Эльфаделль слухами о том, что датчане будут главенствовать по всей Британии. Раньше эти слухи приводили в уныние людей как в Мерсии, так и в Уэссексе, но сейчас, после получения совершенно иного пророчества о том, что победу одержат саксы, они, я точно знал, воодушевлялись, а датчане приходили в бешенство. Именно этого я и добивался. Я хотел нанести им поражение.
Я предполагал, что однажды, через много лет после моей смерти, у датчан найдется вождь, который сможет объединить их, и тогда мир охватит огонь пожаров, и залы Вальхаллы наполнятся пирующими мертвыми, но пока я жив, и любим, и сражаюсь с датчанами, они будут оставаться разобщенными и ссориться друг с другом. Священник моей нынешней жены, полнейший идиот, утверждает, что это потому, что бог посеял между ними рознь, однако я всегда считал, что дело в упрямстве датчан, в их гордыне и тяге к независимости, в их нежелании преклонить колена перед кем-то одним, тем, у кого на голове корона. Они следуют только за тем, у кого есть меч, но стоит ему потерпеть неудачу, и они сбегают в поисках нового предводителя. Так и получается, что их армии собираются, распадаются и собираются вновь. Я знал датчан, которым почти удавалось удержать мощную армию и подвести ее к полной победе. Это Убба, Гутрум, даже Хестен. Все они предпринимали такие попытки, но в конечном итоге все заканчивалось неудачей. Датчане не сражаются за идею или за страну, они не гибнут за убеждения. Они сражаются только за самих себя, и когда терпят поражение, их армии исчезают, а люди идут искать другого лорда, который приведет их к серебру, женщинам и землям.
Мои ангелы были той самой приманкой, с помощью которой я хотел убедить людей, что слава создается в бою.
– А кто-нибудь из датчан приходил к гробнице? – спросил я у Лудды.
– Двое, лорд, – ответил тот, – и оба купцы.
– И что ты им сказал?
Лудда поколебался, посмотрел на Этельфлед и перевел взгляд на меня.
– Я сказал им то, что ты мне велел, лорд.
– Вот как?
Он кивнул и перекрестился.
– Я сказал им, что ты умрешь, лорд, и что один датчанин прославится тем, что сразит Утреда Беббанбургского.
Этельфлед тихо охнула, а затем, как и Лудда, перекрестилась.
– Что ты им сказал? – спросила она.
– То, что мне велел сказать лорд Утред, леди, – ответил тот.
– Ты искушаешь судьбу, – покачала головой Этельфлед, глядя на меня.
– Я хочу, чтобы сюда пришли датчане, – объяснил я, – и мне нужно забросить наживку.
А все потому, что Плегмунд ошибается, и Этельхельм ошибается, и Эдуард ошибается. Мир – это замечательная штука, но мир мы получим только тогда, когда наши враги будут бояться затеять войну. Датчане сидят тихо вовсе не потому, что христианский бог угомонил их, а потому, что они заняты другими вещами. Эдуард хочет думать, будто они отказались от мечты завоевать Уэссекс, но я-то знаю, что они обязательно придут. И Этельволд не отказался от своей мечты. Он тоже придет, и с ним придут дикие орды датчан, вооруженных мечами и копьями. И я хочу, чтобы они пришли. Я хочу с ними разделаться. Я хочу стать разящим мечом саксов.
А они все не приходили.
Я так и не понял, почему датчанам понадобилось столько времени, чтобы воспользоваться теми преимуществами, что им давала смерть Альфреда. Наверное, если бы Этельволд оказался вдохновенным и сильным лидером, а не жалкой тряпкой, они пришли бы раньше, но они так долго выжидали, что весь Уэссекс поверил: их бог услышал молитвы и сделал датчан миролюбивыми. А тем временем мои ангелы пели две песни, одну для саксов, другую для датчан, и это привело к определенному результату. Появилось множество датчан, которые жаждали прибить мой череп на фронтоне своего дома.
Однако они все еще сомневались.
Архиепископ Плегмунд торжествовал. Через два года после коронации Эдуарда меня вызвали в Уинтансестер, и мне пришлось выслушать проповедь в новой огромной церкви. Плегмунд, суровый и неистовый, заявил, что Господь одержал победу там, где потерпели неудачу мечи человечества.
– Еще немного, – вещал он, – и мы увидим рассвет царства Христова.
Я запомнил тот приезд в Уинтансестер, потому что тогда я в последний раз виделся с Элсвит, вдовой Альфреда. Она собиралась уйти в монастырь, причем приняла это решение под давлением, как я слышал, Плегмунда. Об этом мне сообщил Оффа.
– Она поддерживает архиепископа, – рассказывал он, – но он ее не выносит! Она извела его.
– Мне жаль монашек, – сказал я.
– О, они у нее еще попрыгают! – со смешком произнес Оффа. Он состарился. Прежние собаки все еще были при нем, а новых он так и не выдрессировал. – Они мои друзья, – сказал он, почесывая за ушами одного из терьеров, – и мы старимся вместе. – Мы с ним сидели в «Двух журавлях». – Меня мучают боли, лорд, – добавил он.
– Сочувствую.
– Господь скоро приберет меня, – сказал он, и в этом он оказался прав.
– Ты путешествовал этим летом?
– Да, – ответил он, – хотя пришлось нелегко. Я побывал на севере, потом на востоке. Сейчас я иду домой.
Я выложил на стол деньги.
– Расскажи, что творится на свете.
– Они собираются атаковать.
– Я знаю.
– Ярл Сигурд выздоровел, – продолжал Оффа, – и через море идут корабли.
– Корабли всегда идут через море, – усмехнулся я.
– Сигурд распустил слух, что здесь есть земля, которой можно овладеть.
– Уэссекс.
Он кивнул.
– Вот команды и отправились в путь, лорд.
– И куда?
– Они собираются в Йофервике, – ответил Оффа.
Я уже слышал эту новость от торговцев, которые побывали в Нортумбрии. О том, что подошли корабли с амбициозными и алчными воинами. Однако все торговцы утверждали, что армия собирается для нападения на скоттов.
– Они хотят, чтобы ты так думал, – сказал Оффа. Он кончиком пальца обвел голову Альфреда, вычеканенную на серебряной монете. – Хитро ты все придумал, там, в Натанграфуме, – с бесстрастным выражением на лице добавил он.
Я промолчал. Мимо таверны пронеслась стая гусей, оглашая окрестности злобными криками. На них залаяла собака.
– Не знаю, что ты имеешь в виду, – наконец сказал я.
– Я никому не рассказывал, – заверил меня Оффа.
– Ты фантазируешь, Оффа, – сказал я.
Он мгновение пристально смотрел на меня, а потом перекрестил тощую грудь.
– Даю слово, лорд, я никому не говорил. Но ловко ты все придумал, честь тебе и хвала. Это так разозлило ярла Сигурда! – Он хмыкнул и костяной ручкой ножа расколол орех. – Что сказал один из твоих ангелов? Что Сигурд – мелкая сошка без существенных доходов. – Он снова хмыкнул и покачал головой. – Это жутко разозлило его, лорд. Возможно, именно поэтому Сигурд дает Йорику деньги, много денег. Йорик примкнет к остальным датчанам.