— Послезавтра наши галеры выходят из залива, — задумчиво молвил Гаральд, все еще не отрывая взгляда от золотых куполов, окаймлявших княжеский дворец.
— Знаю, — бесстрастно ответила юная княжна.
— Сначала мы долго будем идти вниз по Днепру, а затем придется преодолевать море.
— Об этом конунг Гуннар тоже говорил.
— Он беседовал с тобой о нашем походе, обо мне? — спросил принц таким тоном, словно собирался приревновать ее к сорокалетнему конунгу.
— Не со мной, а с королевой Астризесс, — все тем же бесстрастным тоном просвещала его княжна, наблюдая за тело-хранителем, который медленно, оступаясь, но при этом не сводя с нее глаз, все приближался и приближался.
— Разговор происходил при тебе?
Княжна удивленно взглянула на принца и вновь перевела взгляд на юного дружинника, которому надоело петлять по крутой извилистой тропинке, и теперь он намеревался идти напрямик.
— Почему при мне? То, о чем они говорят, должны знать только они.
— Но ты иногда подслушиваешь?
— Я — великая княжна, а не подкупленная служанка, которой велено подслушивать под дверью своей хозяйки.
— Значит, у тебя тоже есть такая подкупленная слу-жанка?
Елисифь не ответила, хотя Гаральд терпеливо ждал ее реакции. Этот дикий викинг нередко задает вопросы, задавать которые не следует, а уж отвечать на них — тем более.
— Они говорят о многом таком, что тебе тоже следовало бы знать, — мстительно парировала Елизавета.
Тем временем Волхвич подходил все ближе, и это заставляло ее нервничать: уж не дойдет ли дело до стычки между ним и Гаральдом? Поэтому, как только на пригорке показался послушник монастыря, который сообщил, что предобеденная молитва завершена и монах Прокопий ждет их, княжна тут же заторопила своего кавалера. Причем спускаться решила как можно скорее, и по склону, противоположному тому, которым спешил дружинник.
Наверное, ей вообще не стоило обращать внимания на этого юного воина. Волхвич уже знал, что ее прочат в невесты викингу, но, строго предупрежденный самой княжной и воеводой Смолятичем, даже заикаться не смел об их отношениях, а уж тем более — вмешиваться в них или общаться с наследным принцем. До сих пор он придерживался этих условий, успокаивая себя тем, что до свадьбы и даже до помолвки еще далеко, а значит, всякое может случиться. Но почему-то же он порывался сейчас оказаться рядом с ними.
Воевода Смолятич очень серьезно отнесся к поручению князя — наладить тайную сыскную службу, и Волхвич предстал перед ним в этом деле первым и наиболее способным помощником. Каким образом он узнавал о встречах Астризесс и Гуннара, а главное — о чем они вели беседы, этого Елизавета не ведала; но ведь узнавал же!..
У монастырского храма их уже ждал монах Иларион. Он неплохо изъяснялся по-норманнски, поэтому старательно знакомил викинга-принца и его даму с историей не только самого храма, но и каждой его иконы. А еще — поражал его воображение монастырской библиотекой, а также сводил в одну из пещер, в которой жили монахи. Когда все, что было религиозного в этом монастыре, викингу показали, он спросил:
— А почему ваш монастырь так плохо подготовлен к обороне?
— К обороне? Плохо? — явно подрастерявшись, переспросил монах.
— Здесь довольно мощная стена, но почти нет бойниц, нет цитадели и надвратной башни; укрепленного замка на территории монастыря тоже нет.
— Но монастыри создаются для молитв, а не для сражений.
— Молиться надо, когда в стране мир, а когда к стенам монастыря подступают враги, нужно сражаться. Когда я стану королем, не позволю строительства ни одного монастыря, если уже в чертежах он не будет выглядеть настоящей крепостью или хотя бы укрепленным замком.
— Когда вы станете королем, наверное, так оно и будет, — смиренно согласился Иларион. — Однако наши князья мало заботятся о строительстве и укреплении монастырей, а вы вряд ли станете правителем нашей земли.
— Принц Гаральд станет правителем Норвегии, страны норманнов, — проговорила Елизавета, привычно вскинув подбородок. — А королем он станет сразу же после того, как возьмет меня в жены.
— Кто вам все это нагадал, княжна? — едва сумел пригасить улыбку монах. Он знал, что обычно Елизавета обижалась, когда замечала чью-то ухмылку. Она не только сама считала себя взрослой, но и требовала, чтобы так считали все остальные.
— Это я сама себе так нагадала, — храбро уведомила его будущая королева Норвегии. — И как только это произойдет, мы сразу же примемся строить стольный град Норвегии. Как он будет называться, я пока что не знаю, возможно, Норманноградом. Хотя… над названием мы с Гаральдом еще подумаем.
— Значит, королевой Норвегии? Дай-то Бог, дай-то Бог… — молитвенно сложил руки у груди монах. — Мне приходилось встречать людей, способных видеть чужие судьбы, но все они утверждали, что их собственная судьба провидению не подвластна.
— Мне подвластна и чужая, и своя.
— Как-нибудь мы обязательно поговорим об этом вашем даре и помолимся за него.
— Молиться будем завтра?
— Ты ведь венчаешься не завтра, а вот когда это произойдет, не знаю. Может, тебе это ведомо?
— Да, ведомо. Венчать нас будете вы. Только тогда вы уже будете не монахом, а большим церковником. Самым главным на Руси. Почти как папа римский.
Иларион задумчиво посмотрел сначала на безмятежно улыбавшегося, влюбленного в свою маленькую даму сердца Гаральда, затем на Елизавету.
— Ты слышала, как твой отец с кем-то говорил об этом?
— Говорил? Об этом?! — несказанно удивилась княжна. — Нет, никогда ничего такого не слышала. А зачем мне слышать? Сама знаю.
— Княжна Елизавета действительно знает будущее каждого из нас, — все с той же безмятежной улыбкой известил Гаральд монаха-книжника. — Любой норманнский жрец позавидовал бы этому ее дару.
— Неужели это на самом деле может произойти? — усомнился Иларион, но уже обращаясь как бы к самому себе.
До дворца они добрались на повозке княжны, а Радомир и все остальные телохранители сопровождали их в седлах. Прежде чем усесться на свое место, Елизавета строго поинтересовалась у Волхвича, отозвав его чуть в сторону, — почему он так упорно взбирался на вершину холма, на котором стояли они с Гаральдом.
— Очень хотелось побыть рядом с тобой.
— Ты никогда не должен показываться рядом со мной! — резко осадила его княжна. — Слышишь, никогда! Особенно когда рядом находится принц Гаральд.
— Боишься, что он приревнует? Или просто обидится?
— Ты — смерд, и ты должен знать свое место. Каждый должен знать свое место, так в этом мире заведено, — спокойно, рассудительно объяснила она Волхвичу. — Еще раз осмелишься подойти без моего согласия, прикажу никогда впредь не подпускать тебя к моей охране.
9
Огромные челны викингов под красными квадратными парусами отходили от киевской пристани в полуденную пору. Мореходы норманнов еще с вечера привели свои суда к городской пристани, чтобы все, кто пожелал бы этого, могли провожать их флотилию в поход. На судне «Принц Гаральд», которое должно было идти к устью реки первым, вместе с викингами отправлялись в путь трое русичей, которые уже не раз водили по этой реке купеческие караваны, неплохо знали все ее острова, отмели и пороги. Они также должны были подсказывать норманнам места, которые следовало преодолевать по обводным рукавам или волоком.
Князь вместе с княгиней Ингигердой, королевой Астризесс и Елизаветой подъехал к тому месту на пристани, где стояло, слегка покачиваясь на волне, судно «Принц Гаральд». Свита князя держалась чуть поодаль, давая возможность принцу пообщаться с правящим семейством.
— Вот, смотрю я на это воинство, — небрежно повел князь рукой вдоль пристани, — и думаю: а не прогадал ли я, решившись подарить его византийскому императору? Имея его, можно было бы попытаться создать собственную империю.
— Вы еще создадите ее, сир, — на французский манер ответил принц. — Мы вернемся и поможем вам в этом.
— Вот только много ли вас вернется? — с материнской грустью в голосе усомнилась Астризесс, отыскивая взглядом конунга Гуннара, который в это время поднимался по трапу, делая вид, что не замечает ее.
Для Гаральда не было секретом, что прошлую ночь они провели вместе, причем это была не первая их ночь. Как не было секретом и то, что конунг старательно скрывал свои истинные отношения с королевой-вдовой. Непонятно только, почему он делал это. Все знали, что Гуннар до сих пор был холост.
Взойдя на судно, конунг остановился у центральной надстройки, рядом с трапом, уводившим в каюту, которую он теперь вынужден делить с византийским посланником. Сам посланник тут же появился у причального борта, стараясь всячески привлечь к себе внимание князя и его семейства.
— Уверен, что большинство вернется, — попытался Гаральд успокоить королеву. — В морских походах викинги храбры и бессмертны.
— Это — если верить нашим старым норманнским сагам, — иронично уточнила Астризесс. — Битва, в которую вел вас король Олаф, свидетельствует кое о чем другом.
— Не надо об этой битве, — поморщилась Ингигерда. — Тем более — перед таким трудным походом. У всякого воинства случаются поражения.
— Конечно, конечно, — поспешно согласилась Астризесс. — Только ты, наследный принц норвежский, постарайся оказаться в этом бессмертном большинстве.
— Елисифь предсказывает, что я вернусь, — взглянул Гаральд на княжну, которая стеснительно держалась чуть позади родителей.
— Если бы только все эти предсказания оказывались вещими! Кстати, не теряйте времени, принц, попрощайтесь с ней, — вошла в его положение великая княгиня. — Когда вы рассчитываете вернуться в наши земли?
— Через пять весен.
— Как же это немыслимо долго! — вырвалось из груди Астризесс, хотя все понимали, что грусть ее зарождалась отплытием не юного принца, а вполне зрелого конунга Гуннара Воителя.
— К тому времени княжна уже будет достаточно взрослой, — в свою очередь заметила Ингигерда.
— Достаточно взрослой для того, чтобы на ее руку мог претендовать не изгнанник, а принц-наследник, — холодно заметил князь, никогда особой приверженности к Гаральду не питавший, — у которого есть родина, родительский замок и достаточно денег для того, чтобы никогда больше не превращаться в иностранного наемника.
— Мне понятны ваши условия, сир.
— А мы с князем и Астризесс поговорим тем временем с византийцем Визарием, — сразу же попыталась княгиня сгладить остроту выпада своего супруга. — По-моему, он будет счастлив услышать от нас хоть какие-то пожелания. — И первой направилась прямо к борту судна, увлекая за собой мужа и сестру.
Как оказалось, многие норманны успели обзавестись в Киеве подругами и даже семьями, поэтому судно «Принц Гаральд» пока что оставалось единственным, у борта которого не происходило сцен горестного прощания. Кое-кто из викингов прощался с матронами, прибывшими с детишками на руках, и даже в окружении двух-трех более взрослых отпрысков, так что одному Господу было известно, кто является их отцами. Тем не менее прощания были трогательными.
Отдельной группкой стояли гулящие девы, для которых день отъезда из города норманнов, купцов или княжеской дружины всегда превращался в день неуемной скорби по мужским утехам и деньгам. То одна, то другая из них вдруг замечала своего знакомого, и тогда над пристанью разносилось звонкое: «Ивар, не вздумай увлекаться византийками! Ни одна из них сравниться с нами не может!»; «Асмунд, возвращайся с мешком золотых монет! Мы их тут же прокутим!».
— И все эти пять лет вы проведете в Константинополе? — первой заговорила княжна, видя, что норманн явно робеет в эти прощальные минуты.
— Вряд ли. Византийский посланник утверждает, что император пошлет нас освобождать остров Сицилию, захваченный арабами, пришедшими с Северной Африки. Говорят, остров этот расположен очень далеко от столицы.
Елизавета, — как, впрочем, и сам принц, — представления не имела, где она находится, эта… Сицилия, тем не менее романтично вздохнула: «Наверное, это очень красивый остров!» После недавнего плавания на норманнском судне ее вдруг тоже обуял скитальческий дух путешественницы.
— А затем нас пошлют в Египет.
— Если, конечно, арабы не разгромят вас еще на Сицилии, — мило улыбнулась княжна.
— Никогда еще арабы викингов не побеждали, — горделиво рванул принц рукоять короткого римского меча. Двуручные боевые мечи норманнов, а также тяжелые щиты и панцири уже находились на судах.
— Потому что вам еще не приходилось воевать с ними. Ведь не приходилось же?
Воевали ли когда-либо викинги с арабами, этого принц не знал. Однако это не помешало ему все с тем же апломбом заявить:
— В мире не осталось народа, с которым бы не скрещивали свои мечи норманны и которого бы мы не побеждали.
— Кроме своих соседей датчан, — притворно вздохнула княжна.
— Датчане — такие же норманны, как и мы, норвежцы. По-этому некоторые конунги не желали воевать с ними, считая, что нашим двум народам давно следует объединиться, прихватив еще и Швецию.
Княжне, конечно же, нравился этот норвежский принц — ладный лицом, русоволосый, не по годам рослый и крепкий… Но даже теперь, в минуты прощания, она не могла отказать себе в удовольствии хоть в чем-то проявить свой дух противоречия, словесно ущипнуть парня, сбить с него эту, сугубо норманнскую, спесь…
— Я всегда буду помнить о вас, княжна Елисифь, — все-таки решился Гаральд сказать то главное, без чего уходить на многие годы из Киева было страшновато.
— Помните, — пожала плечами девчушка. — Если только в Константинополе у вас будет хватать времени для того, чтобы время от времени вспоминать о киевской княжне.
Еще там, на судне, и во время прогулки в монастыре, Гаральду казалось, что она как-то неожиданно повзрослела за эту весну. Тогда почему же теперь перед ним снова стояла взбалмошная девчушка, совершенно недостойная той, которая могла бы восприниматься викингами в образе невесты их конунга конунгов, будущего короля Норвегии?
— Я буду находить время, — смущенно заверил ее Гаральд.
— Если даже здесь, в «целомудренном», как называет его Астризесс, граде Киеве вы находите такое количество падших дев, — кивнула она в сторону стайки воркующих между собой женщин, — то можно представить себе, сколько их отыщется в Константинополе.
— Каждый рыцарь избирает для себя даму сердца, которой остается верен всю жизнь, — как-то неожиданно посуровел голос предводителя норманнов. — Так вот, свою даму сердца я уже избрал.
— Мать говорила, что мне пока что слишком рано считать себя чьей бы то ни было дамой сердца.
— Она всего лишь опасается за тебя. Уверен, что Астризесс сказала бы по-другому.
— Хорошо, я поговорю об этом с королевой Астризесс, — с детской непосредственностью пообещала княжна.
— Главное, чтобы ты ждала меня, Елисифь. — Княжна плеснула на него озорным взглядом холодных, как две весенние льдинки, голубых глаз и поспешно отвела взгляд. — Ты будешь ждать?
— Не знаю, — снисходительно повела плечами. — Может, и буду.
— Слишком неуверенно ты это говоришь.
— Как я могу знать: буду ждать тебя в течение стольких лет или не буду? Возможно, завтра здесь появится принц датский или германский…
— Но ты должна ждать меня, даже если сюда съедутся все принцы Европы.
— Почему ты решил, что должна ждать?
— Потому что обещала ждать меня.
— Разве я уже что-либо пообещала? Нет, если ты не очень долго будешь бродить где-то там, по Сицилии и Египту… — вновь величаво повела она своими пухлыми плечиками. — Я не стану торопиться выходить замуж. Тем более что мне еще слишком рано думать об этом.
— Ты ведь должна думать не о замужестве, а всего лишь обо мне.
— Не знаю, наш учитель Иларион поучает, что думать о замужестве следует только тогда, когда настанет время… замужества, а пока что следует постигать книжную мудрость и мудрость жизни[80].