Однако эти действа отнюдь не привлекли советника. Его на данный момент занимали мысли о Зигфриде, Кримхильде и возможном союзе Фризии с Бургундией. С одной стороны, рассуждал Петроний, Вёльсунги, несомненно, обладали богатством, их власть простиралась на обширные северные территории, они сохраняли лояльность Риму, даже несмотря на то, что метрополия фактически утратила своё влияние в Кастра Ветере.
Рим здешним обитателям казался чем-то далёким и недосягаемым. Единственным напоминанием о нём служил легион «Ульпия Виктрикс» и то попавший под влияние здешних культуры и нравов…
Петроний помнил, как сравнительно недавно, король бургундов Гунтар намеревался отдать свою сестру замуж за Агинмульда, вождя лангобардов. И благодарил Всевышнего за то, что этот брак не состоялся. Однако, он опасался, что Гунтар вознамерится заключить сначала брачный, а затем и военный союз с тюрингами или саксами. Мало того, король был холост, а у Фисуда и Людегера имелись дочери на выданье, не говоря уже о взрослых неженатых сыновьях – потенциальных женихах для Кримхильды.
Петронию вовсе не хотелось, чтобы в будущем земли Бургундии объединились с Тюрингией или Саксонией, образовав, таким образом, сильное независимое государство с централизованной властью, способное вести независимую от Рима политику. Советник прекрасно помнил, что романизация тюрингов и саксов не увенчалась успехом. Примером тому могли служить многочисленные воины, предпринятые Римом против германских племён. Как ни странно, но саксы, тюринги, маркоманны, тевтоны, герулы объединялись перед лицом грозившей им опасности и давали римским легионам достойный отпор.
И даже победу в так называемых Маркоманнских войнах во времена правления Марка Аврелия[51], а затем его сына Комода едва ли можно назвать таковой. Рим формально праздновал победу над варварами, на деле же – заключил с ними мир, с трудом сдержав вторжение германских племён на земли империи.
Словом, чем больше размышлял Петроний, тем больше приходил к выводу: брачный союз Зигфрида и прелестной Кримхильды не противоречит интересам Рима. И покуда ещё в Кастра Ветеру не прибыл король алеманов, и празднества не достигли своего апогея, советник решил воспользоваться этим обстоятельством и не терять времени даром.
В этот же день он отправил Зигфриду в подарок своего поэта и певца, который искусно играл на римской лире и всячески превозносил прелести бургундской принцессы. Тем временем короли, прибывшие в столицу Фризии, и не подозревали о том, что посланник Бургундии уже успел расстроить их матримониальные планы. Ибо Зигфрид не на шутку заинтересовался Кримхильдой и даже нанёс визит Петронию.
К тому времени Петроний уже обладал ценными сведениями – тремиссы ценились в любом королевстве и делали своё дело, развязывая языки ближайшему окружению королевской семьи.
Советник узнал, что Зигмунд тяготится властью, мечтает передать её сыну и провести остаток своих дней на латифундии в объятиях наложницы Румелии, в окружении рождённых от неё бастардов.
Встреча с принцем полностью оправдала надежды советника. Зигфрид оказался податливым на лесть, а уж Петроний умел расточать словесный елей, восхваляя столицу фризов и её богатство.
Когда принц окончательно размяк и проникся к бургунду симпатией, тот перевёл разговор в нужное ему русло, принявшись с жаром восхвалять красоту и добродетели Кримхильды.
Зигфрид же окончательно решил: он желает только Кримхильду!
Однако Петроний не преминул предостеречь пылкого принца:
– Король Гунтар слишком щепетилен в выборе мужа для своей сестры. Он оценивает не только богатство претендента, но и его военные таланты…
Увы, но военными подвигами Зигфрид похвастаться не мог в силу своей молодости. Однако…
– Но разве моя победа над драконом не говорит о таковых?! – с жаром воскликнул он.
Петроний сдержано улыбнулся. Он, как человек просвещённый, не верящий во всякого рода драконов и левиафанов[52], и умудренный опытом царедворец, прекрасно знал цену подобным россказням.
– Разумеется, мой принц! – с готовностью воскликнул он. – Но…
Зигфрид напрягся, он не привык к отказам и недомолвкам.
– Говори! – с нетерпением воскликнул он.
– Что ж… Извольте, мой принц… Чтобы завоевать расположение Гунтара вы должны произвести на него неизгладимое впечатление при первой же встрече. Скажем, явиться пред его очами в том самом шлеме с золотыми рогами, который вы заполучили из сокровищницы дракона… Не удивляйтесь моей осведомлённости, об этом говорит весь город… К тому же ваш меч, если мне не изменяет память, – Нортунг, имеет весьма необычную форму…
– Пламенеющего клинка! – подтвердил принц.
– Да-да… Его следует показать в деле. Надеюсь, гостям представится возможность лицезреть ристалище, посвящённое празднествам?
– Оно состоится через пару дней, – заверил Зигфрид. – И я намерен сразиться с любым воином, бросившим мне вызов.
– Не сомневаюсь, что удача будет сопутствовать вам, мой принц…
После встречи с Зигфридом Петроний подумал о том, что при удачном стечении обстоятельств и продуманной политике в будущем королевство фризов можно будет превратить в сателлита[53] Бургундии.
* * *И вот настал день ристалища. Чета Вёльсунгов и гости разместились на специально возведённой трибуне, с которой хорошо просматривалась усыпанная песком арена – предстоящее поле сражения.
Каждый из гостей выставлял на ристалище своего воина, также в поединках могли принять участие все желающие мужчины знатного происхождения. И их оказалось немало. Начальник королевской стражи при помощи жребия разбил участников на пары.
Зигфрид также намеревался принять участие. Его противником оказался некто Родерик. Принц ничего не знал о нём и не придал особого значения появлению этого человека на ристалище, решив, что Родерик – один из землевладельцев, прибывшим в столицу на время празднеств.
И вот принц и его противник появились на противоположных сторонах арены и начали неспешно сближаться. Зрители встретили их восторженными возгласами.
Зигфрид, облачённый в римскую лорику сегменту и шлем, увенчанный золотыми рогами, вооружённый Нортунгом, производил воинственное впечатление. Зрители, а многие из них по-прежнему поклонялись древним богам, сочли, что принц выглядит как и подобает истинному Вёльсунгу[54].
Родерик, противник Зигфрида, производил впечатление закалённого в боях воина. Его доспехи и шлем хранили отметины вражеских ударов.
И вот противники сошлись. Лицо Родерика скрывала кольчужная маска.
– Я убью тебя! – прорычал Родерик.
– Попробуй! – парировал принц. – Я отлично владею мечом! К тому же убив меня, ты рискуешь расстаться с жизнью. С арены не успеешь уйти, как мой отец прикажет своим телохранителям искромсать тебя на множество кусков!
– Пусть так! – снова прорычал Родерик. – Я убью тебя! Ты поплатишься за смерть мой жены!
На мгновение Зигфрид растерялся.
– Жены?! О чём ты говоришь?
– Я говорю о моей жене! Арнегунде! Пока я сражался с данами, ты погубил её!
(Судьба распорядилась так, что все ухищрения Зиглинды сделать Арнегунду вдовой, увы, не увенчались успехом).
Сердце Зигфрида сжалось от боли.
– Поверь, я не повинен её смерти! Она умерла родами…
– Дав жизнь твоему бастарду! – взревел Родерик и ринулся на Зигфрида.
Тот умело отразил удар – постоянные тренировки на мечах пошли ему на пользу. Константин и Мердок вообще считали, что в пешем поединке Зигфриду нет равных.
…Зиглинда и Зигмунд внимательно наблюдали за ходом сражения.
– Странно, о чём они говорили… – произнесла королева, отчего-то ощутив волнение.
– Этот воин кого-то мне напоминает… – вторил супруге король.
Петроний, расположившийся на трибуне в окружении свиты, также обратил внимание на противника Зигфрида.
– Отчего воин с таким остервенением ринулся на принца? Что-то здесь не то…
Однако зрителей, в том числе и дружественных королей, ничего не насторожило и не удивило, они были всецело поглощены поединком.
Поединок принца и обманутого мужа принимал ожесточённый характер и явно не был похож на сражение до первой крови. Первой забеспокоилась Зиглинда.
– Зигмунд! Что происходит?! – воскликнула она после того, как её сын отбил очередной яростный выпад противника. – Они что решили убить друг друга?
Однако король отреагировал спокойно.
– Не волнуйся! Это молодость… Путь покажут себя…
Зиглинде стало дурно. Она приказала служанке принести охлаждённой фруктовой воды, дабы утолить жажду. Не успела она пригубить чашу с живительным напитком, как происходившее на арене действо заставило её содрогнуться, а короля, наконец, забеспокоиться.
Родерик нанёс принцу удар в бедро. Зигфрид, припав на раненое колено, ослабил оборону и стал открытой мишенью для противника. Чем тот не преминул воспользоваться.
Родерик с диким воплем ринулся на Зигфрида, намереваясь нанести смертельный удар. Король невольно поднялся с кресла и подался вперёд.
– Остановите его! Остановите! – только и успел выкрикнуть он.
Зиглинда ощутила, что внутри неё всё похолодело, а затем «оборвалось». Она выронила чашу с водой и лишилась чувств.
– Господи, упокой его душу… – произнёс Петроний, в оцепенении наблюдавший за ареной, понимая, что Зигфриду осталось жить считанные мгновения.
Трибуны замерли в ожидании. Однако, на всё воля Всевышнего…
Зигфрид, собрав последние силы, резко поднялся и ринулся на противника. Родерик, ослеплённый яростью и ненавистью, не сомневаясь в том, что принц уже не сможет отразить удар, не успел оценить новую расстановку сил, за что и поплатился.
Нортунг рассёк его доспехи и нанёс смертельный удар. Родерик начал медленно оседать.
– Я буду пировать Вальхалле[55], ты же – страдать в Аду… Будь ты проклят… – только и успел прошептать он, прежде чем душа его отлетела к праотцам.
Опомнившиеся зрители буквально завопили от восторга.
– Великий боже… – с облегчением вымолвил король и перевёл взор на супругу, та сидела в кресле с закрытыми глазами. Компаньонки, поглощённые битвой, даже не заметили, что их госпожа лишилась чувств.
– Помогите королеве! – приказал король, смерив обомлевших от страха компаньонок, снисходительным взором.
* * *Рана Зигфрида, полученная в поединке с Родериком, быстро заживала. Королева несколько раз в день посещала покои сына, каждый раз возблагодарив Логоса за то, что он не лишил того жизни.
По окончании празднеств гости покинули Кастра Ветеру, пребывая под впечатлением богатства и могущества Вёльсунгов. Хлодион, превозносивший достоинства своей юной дочери перед королевским двором фризов, пригласил Зигфрида в Торнакум с ответным визитом. Хлодион не сомневался: Зигфрид станет великим королём и лучше его иметь в зятьях, нежели – врагах.
К такому же мнению пришли и остальные короли, покинувшие гостеприимный город. Они по достоинству оценили Зигфрида. Шпильманы и скальды, наводнившие в эти дни Кастра Ветеру, уже слагали новые песни-драпа[56], посвящённые подвигам фризского принца.
Зигмунд испытывал нескрываемую гордость за сына. Король несколько раз пытался выяснить: что же заставило Родерика с такой ненавистью наброситься на Зигфрида, покуда вездесущий сенешаль не шепнул своему господину, что воин, погибший в поединке, был мужем наложницы принца, и та умерла родами, дав жизнь очередному бастарду.
Петроний, перед тем как взойти на корабль и покинуть Кастра Ветеру, навестил принца, преподнёс дорогие подарки на прощанье и выказал пожелания скорейшего выздоровления. Хитрый бургунд выразил надежду, что вскоре встретится с ним в Ворбетамагусе.
На что наследник трона ответил:
– Не сомневайся, друг мой, я намерен отправиться в Бургундию, как только заживёт моя рана. Думаю, в конце лета я смогу воочию лицезреть красоту принцессы Кримхильды.
Петроний почтительно поклонился.
– Я подготовлю вам достойную встречу, – пообещал советник. – Лилею надежду, что Кримхильда оценит ваши таланты по достоинству…
На том принц и бургундский советник расстались. Первый остался залечивать рану, второй же спешно отправился в Ворбетамагус, дабы поделиться с королём Гунтаром своими впечатлениями. А их было немало. К тому же Зигфрид передал щедрые подарки бургундскому дому…
Прошло несколько недель, прежде чем Зигфрид начал ходить, но рана ещё давала о себе знать. Не успели гости разъехаться по своим королевствам, как уже начали присылать Зигмунду всевозможные дары. Королева Зиглинда ликовала: она добилась главного – Зигфрид завоевал признание, а возможно в дальнейшем, и поддержку сопредельных королей.
Король, утомлённый суетой празднеств, покинул столицу, отправившись в латифундию, сгорая от нетерпения насладиться своей наложницей. Он не стал торопить сына с выбором невесты, решив, что время в данном случае – хороший советчик. К тому же Зигфрид не видел ни одной из предполагаемых невест, полагаясь лишь на описания их внешности. А описания эти могут быть порой обманчивыми. В любом случае рана принца должна зажить, а затем он уж сам решит: какое из близлежащих королевств ему посетить. И, разумеется, его выбор пал на Бургундию.
Узнав об этом, королева тот час же отправила гонца в латифундию, где наслаждался жизнью её супруг, сообщив в коротком письме о решении сына. Зигмунд отреагировал сдержанно, рассудив, что Блитхильда, дочь короля франков, была бы, конечно, предпочтительнее, ибо военный союз с независимыми франками позволил бы осуществить экспансию на земли римской Белгики. Однако, родство с влиятельным и сильным бургундским домом также будет полезен Фризии. Поэтому он отписал супруге: пусть сын поступает так, как подсказывает ему сердце и разум, добавив в конце латинскую фразу:
Nie volenti difficile est (что в переводе на язык фризов означает: нет ничего трудного, если есть желание).
Глава 10
Наступили августовские Idus[57], посвящённые богу Юпитеру. По преданию в дни августовских ид flamen dialis, жрец служивший культу верховного бога, приносил в жертву овцу.
Несмотря на то, что официальной религией Римской империи считалось христианство, легионы, дислоцирующиеся в отдалённых провинциях, по-прежнему почитали Юпитера и Митру[58], божество покровительствовавшего воинам.
Прошло почти пятьдесят лет с тех пор, как император Константин в 187 году эры Цезаря запретил поклонения Юпитеру, Митре и всем древним богам. По его приказу префект Рима, Гракх, уничтожил все храмовые пещеры, посвящённые культу Митры, расположенные около Рима, Медиоланума и Равенны. В результате этой реформы – пещеры были засыпаны, жертвенники разбиты, а монеты, посвящённые Deo Soli Mithrae, божественному солнечному Митре, изъяты из обращения и переплавлены с новым штампом – портретом императора.
Но культ Митры и Юпитера настолько сильно укоренились в легионах, что почитались и поныне. И потому многие легионеры из «Ульпия Виктрикс» в первый день ид отправились в храм, располагавшийся на одном из холмов за пределами Триценсимы, места дислокации легиона, дабы присутствовать при жертвоприношении и вознести молитву Юпитеру. После чего по традиции легионеры направлялись в одну из окрестных пещер, приспособленных под служение культу Митры. В обряде принимали участие лишь избранные – в храм Митры, митрениум, могли войти только посвящённые.