Вздохнул, помянул недобрым словом всё властелинское племя и одного конкретного его представителя, в частности. Вынул пробку, помыл её с мылом, смазал заново. И, чувствуя себя уже полным идиотом, кое-как впихнул обратно. Упал на бок и нервно засмеялся, короткими судорожными очередями.
Чтобы не травмировать свою нежную психику, парень решил свести все телодвижения к минимуму. Дискомфорт от партизанской игрушки в собственном тылу ощущался всё меньше, но при ходьбе всё чаще вызывал неопознанные ощущения, задевая становящуюся всё более чувствительной зону простаты. О том, что это именно она, Санька узнал из пространного рекламного поста к той самой штуковине, что теперь гостила в нём. Интернет услужливо предлагал и другие, менее дизайнерские и более ужасающие варианты пыточного инструмента стыдливо именуемого массажёром.
Обидно было то, что обещанное возбуждение действительно явилось непрошеным и нагло поселилось в чреслах, мешая думать, но помогая копить гнев праведный. В то же время, для парня данный опыт стал многообещающим откровением, и добиваться справедливости уже отчётливо желалось строго определённым способом. В воспалённом мозгу мелькали картинки морды лица ошарашенного Альберта, которого непременно нужно было валить прямо на пороге и насиловать, как получится. Эротизму момента мешало только то, что продолжение сцены казалось похожим на нападение похотливой таксы на ногу хозяина и своей комичностью стирало всю сексуальность побуждений, принуждая похихикивать или громко ржать в тишине пустой квартиры.
В тишине. В тишине?! До Саньки начало медленно доходить, что чего-то не хватает. Слишком уж тихо и мирно было в квартире. Никто не таскал с места на место не только метровые властелинские тапки, но и его аккуратные кроссовки. Никто не попрошайничал на кухне, изводя нудными высокомерными взглядами исподлобья. Никто не гонял по коридору гантелю или другой, не менее странный снаряд для игр. Никто не мяучил, запутавшись в свитере свирепого Альберта. Не шуршал картонками в лабиринте коробок. Не выпрыгивал из-за угла, приветственно растопырив когтистые лапы.
Буцик пропал.
Саша суматошно заметался по квартире, проверяя каждый уголок. Он рыскал среди нагромождения вещей и мебели. И звал, звал, звал. Буська не откликался. Несколько раз парень замирал, вслушиваясь в неуютную тишину, безрезультатно. Он и сам уже понимал, что нигде котёнок не прячется, а самым натуральным образом пропал, и теперь надо бежать, искать, спрашивать.
Облазив все прилегающие к дому окрестности, Санька чётко уяснил четыре вещи: первое – дурацкая штуковина в заднице его доконает, второе – властелина он убьёт, третье – любознательного Буцика мог случайно выпустить из квартиры только Альберт, четвёртое – властелина он точно убьёт. Конечно, первую проблему было легко решить, вернувшись в квартиру, но парню казалось, что стоит ему пойти домой, как он упустит шанс найти котёнка.
Совершенно измотанный и злой, он слонялся по подворотням, заглядывал в подвалы и пугал прохожих вопросами. Те в ответ лишь качали головой и спешили удалиться поминутно оглядываясь. Когда что-то отчётливо завибрировало в области его физических мучений, Саша сначала подумал на фиолетовую хрень и заподозрил в ней часовой механизм. А что? С этого изверга станется подсунуть бомбу с вибратором. Но всё оказалось проще, дребезжал телефон в заднем кармане низко посаженных джинсов, пока ещё негромко напевая голосом Боба Марли о том, что нет женщин – нет слёз, с чем Санька уже не готов был согласиться.
- Саш, ты где? – послышался в трубке недовольный голос Альберта с едва уловимыми тревожными нотками. – И Буцефала нет…
- Да! Его нет! Из-за тебя! – неожиданно для себя закричал парень, выплёскивая всё накопившееся напряжение. – Как ты мог?! Куда ты смотрел?! Ты вообще хоть что-то кроме себя видишь?!
Непрошеные слезы прорвались наружу коротким фонтанчиком брызг и осели на веках. Прохожие оборачивались, разглядывая, кто с осуждением, кто с любопытством, кто с ехидной злобой.
- Ненавижу тебя, - Санька резким грубым движением втёр мокроту в раскрасневшуюся кожу.
- Так. Успокойся. Объясни. Где ты находишься? Что происходит? Я помогу.
Как ни странно, но спокойный, почти нейтральный тон, которым властелин проговорил эти слова, подействовал как доза успокоительного. Почему-то легко верилось, что вот придёт, поможет, и всё станет лучше прежнего. Даже забылось, что все беды с этого ледяного супостата начались. И Сашка, сумбурно, путаясь в словах, принялся рассказывать.
Альберт и в самом деле примчался, даже запыхался немного. И поиски начались заново, но уже более организованно, с разбивкой на сектора обхвата и квадраты местности. Однако и они не дали никаких результатов. Чуда не произошло. Властелину с трудом удалось заставить вконец озябшего парня пойти домой.
- Уже стемнело совсем, и дождь вот-вот начнётся, - увещевал он, но эти аргументы явно работали не в том направлении, Сашка совсем расклеился и принялся причитать, что малыш замёрзнет и промокнет один посреди ночи.
Причитания вот-вот грозили вылиться в полноценную истерику, и Альберт с каким-то невообразимо-грозным рыком схватил парня за грудки и затряс с такой силой, что у того зубы отчётливо клацнули несколько раз.
- Мы идём домой, - чётко разделяя слова, прорычал властелин. – А завтра снова будем искать. Обещаю.
- Мнгм… - промычал невнятно Сашка и отчаянно всхлипнул.
- Что? – мгновенно пришёл в себя озадаченный Альберт.
- Я ижык прикушил, щука, - буркнул ему в ответ парень и, пока собеседник искал в голове приемлемый перевод последнего слова, решил высказать уже сразу всё до кучи. – Мала таво, фто эта хлень в шопе талщит, так ищо и тлящёт тут, изфлащенеф.
Властелин громко прокашлялся и воровато осмотрелся по сторонам. Потом отпустил Саньку, машинально поправив на нём куртку, и процедил уголком губ:
- Так ты с… - он замялся и примолк, пропуская мимо спешащую по своим делам объёмную тётку с малолитражной собачонкой и крошечным ридикюлем в руках. – С этой штукой так и ходишь?
Парень только гневно зыркнул на наглую рожу изверга, явно едва сдерживающую улыбку.
- Ещё один аргумент в пользу возвращения домой, - высказывание прозвучало почти жалобно из-за с трудом сдерживаемого смеха, и Альберт тут же отвернулся в сторону дома, всем видом изображая целеустремлённость.
Саша позволил себя волочь следом за ручку, как нашкодившего ребятёнка, и всеми фибрами души ощущал, как его буксир сейчас лыбится, напрочь забыв о трагизме ситуации и судьбе несчастного животного.
На лестничной клетке властелин сам взялся греметь замком, поэтому не успел поймать парня, внезапно скользнувшего к лестнице.
- Ты куда? – окликнул он.
В ответ Санька зашипел и обернулся, прижимая палец к губам. Альберт замер, прислушиваясь. Откуда-то сверху послышалось жалобное мяуканье, потом ещё и ещё. Тихое и беспомощное, хриплое и без всякой надежды.
Оба рванули с места одновременно, но властелин оказался быстрее, несмотря на то, что стоял дальше. Только полы пальто взметнулись над перилами. Сашка едва успевал перебирать уставшими конечностями, чтобы не слишком отставать. И всё равно быстро потерял соседа из виду на изгибах лестничных пролётов. Едва дыша, он доковылял до нужной площадки и застал там абсолютно счастливого демона, прижимающего к груди трогательный комок дымчатой шерсти, не обращая внимания на когти перепуганного Буськи, взрезающие кожу рук не хуже скальпеля.
Едва оказавшись в квартире, котёнок вырвался, забрался под кровать и ни за что не позволял себя оттуда выцарапать или выманить вкусно пахнущим кусочком колбасы. Посовещавшись, решили оставить его в покое, всё равно спорить с ним всегда было бесполезно. Успокоится, читай – проголодается, и выйдет сам.
А после… после Санька впервые пробовал абсент. Для снятия стресса и общего напряжения. Довольно крепкая штука с непривычки. Парень так переволновался, что, как заезженная пластинка, всё говорил и говорил одно и то же по кругу. Выплёскивал из себя, всхлипывал, захлёбывался торопливым рассказом. Как он испугался, как не мог найти, как это было бы страшно потерять Буцика. Он даже не знал, что котёнок — это так важно. А потом ему вдруг почудилось, что вот так же мог потеряться и властелин. Вот выскочил бы в дверь и потерялся. В пьяном мозгу такая вероятность выглядела до ужаса реалистичной. И Сашка даже рванулся было в прихожую проверить, закрыл ли он дверь на замок и задвижку, но Альберт его удержал и очень доходчиво убедил, что он точно не потеряется, потому что у него машина, а в ней навигатор есть. А ещё, в отличие от некоторых Бусинаторов, он умеет пользоваться телефоном. С потенциальной потери тут же взяли клятвенное обещание, что если он хоть когда-нибудь, хоть немно-о-о-о-ожечко заподозрит, что хоть чу-у-у-уточку потерялся, то тут же позвонит Сашке. И уж Сашка его непременно найдет! Из-под земли достанет и вернёт! А то кто же тут будет по квартире ходить с грозным видом и думать, что он главный. Последнее жутко развеселило парня, но Альберта почему-то немного озадачило. Наверное, он думал, что и вправду главный. Неудобно получилось, надо было хотя бы не ржать.
И были разговоры, которые кажутся такими важными и которые так трудно запомнить. Обо всём понемногу и ни о чём в особенности. Плавные и тягучие, как собственные мысли в одурманенной полынью голове. И кофе под крепкую сигарету из запасов Альберта, под клятвенное обещание, что только разок и больше ни-ни. Вот только сейчас, только с ним, с демоном-организатором. И головокружение, заставляющее мир расползаться под пристальным взглядом. И горячие объятия, в которых так жарко, что хочется выползти из собственной кожи подобно змею. И онемевшие губы, не способные позвать, попросить, вымолить то, чего так хочется, и что никак не сочетается с гордостью. И какое счастье, что не всегда нужно выворачивать языком целые слова и фразы, чтобы тебя поняли, чтобы понять самому. И осторожные исследующие ласки в пьяной неловкости тел. И избавление от почти ненавистного сладкого возбуждающего давления фиолетовой дряни в заднице. Благодать вселенских масштабов, особенно если вспомнить, как в этот момент чуткие губы обнимали истосковавшийся за день по ласке член. Ещё бы и не краснеть при этом…
И был секс, такой приятный в своей близости к тяжёлому взмокшему телу и такой смутный в своей алкогольной развязности. Как яркие пятна свежей краски, размытые дождём. И родной запах чужой кожи на впившемся в губы плече. И полуприкрытые глаза, блестящие в полутьме комнаты. И собственные стоны в распахнутые створки рта. И первый поцелуй, такой яркий и такой трепетный, что только в стихах сложить, да таланта не хватит, чтобы словами ограничить ощущения, вырывающиеся за грань хмельной плоти, изливающиеся немыслимой оргазмической галактикой, столь же необъятной, сколь и необъяснимо физиологичной.
- Альберт… - тихий шёпот на грани слышимости, где-то на грани между личной вселенной и тем, что доступно другим, близким.
- Спи, мой хороший, - такой же тихий отклик на легких волнах сладкой дрёмы и отзвуков электрических болидов, прогремевших по телу вечность и мгновение назад.
И сны, мечтательные, с привкусом долгого поцелуя, и возбуждающие с послевкусием так и не распробованного до нюансов, неземного, чувственного, телесного. И тёплые объятия разогретого до каминных углей властелина, в которых так неизъяснимо сладко просыпаться, чтобы, чуть поворочавшись в истоме, снова провалиться в сон. И мягкий бархат мыслей, навеянных негласным обещанием быть рядом. И полусонный трепет пойманных в ловушку губ.
- Мой властелин…
- Спи уже.
- Мой…
И не нужен ответ. Пусть его лучше совсем не будет, чем ложь или, чего уж хуже, честность. Вот этих губ на виске вполне достаточно. И ещё обнимающих рук. И улыбки, которую чувствуешь кожей. И дыхания, которое льётся на тебя теплым, быстро холодеющим потоком. Ровного и такого знакомого. Хотелось сказать хоть что-нибудь, что поможет установить собственное превосходство в проигранной схватке, но сны такие сладкие, и в них так мало реальности, что кажется, что проблемы, они для других, для тех, кто не спит в этот час, а не для счастливых, встречающих восход светлыми снами о неясном несбыточном.
Эфе?с (нем. Gefass) — часть клинкового холодного оружия, состоящая из гарды и рукояти с головкой. К эфесу может крепиться темляк (как элемент униформы), а также различные призовые знаки (например, «За фехтовальный бой») и знаки наград (например, знак ордена Святой Анны 4-й степени).
Эфес может быть открытым (пальцы защищены только крестовиной, либо ничем не защищены) или закрытым (одна или несколько дужек соединяющих основание рукоятки с навершием, защищают пальцы). Если дужка (или дужки) не доходят до навершия, тогда эфес называется полуоткрытым. Закрытый или полуоткрытый эфес с дополнительными дужками и другими элементами является сложным (или развитым).
Гарда предназначена для защиты руки от оружия противника. На раннем оружии гард не существовало вовсе. Появилась она по мере развития фехтования, когда появилась необходимость в более удобном и безопасном парировании ударов противника. Первые варианты гарды представляли собой перекрестье — планку, перпендикулярную лезвию и рукояти, и находящуюся в той же плоскости, либо небольшой диск, установленный между клинком и рукоятью. Начиная с XVI века стали появляться круглые гарды, а также гарды, защищающие кисть целиком с помощью дужки — изогнутой части, идущей от верхней части рукояти до нижней.
Гарда на боевых ножах служит для предупреждения соскальзывания руки на носок лезвия и, таким образом, предоставляя упор для руки, обеспечивает безопасность при нанесении колющего удара.
Гарда отсутствует на некоторых типах клинкового холодного оружия, из-за специфики его применения, например, у шашек и метательных ножей.
Просветились? А теперь по делу. В данном случае Альберт использовал массажёр простаты Bootie фирмы Fun Factory (Германия).
Полтора землекопа – устойчивое сочетание (фразеологизм). Используется в качестве именной группы. Значение: незначительное количество людей; результат каких-либо вычислений или исследований, абсурдность которого очевидна.
«Получалась такая ерунда, что я стал искать ответа в задачнике. Но, как назло, там была вырвана страница с ответом про землекопов. Пришлось всю ответственность взять целиком на себя. Я все перерешил. Вышло, что работу должны были выполнить полтора землекопа. Почему полтора? Откуда я знаю! В конце концов, какое мне дело, сколько землекопов рыли эту самую траншею? Кто теперь вообще роет землекопами? Взяли бы экскаватор и сразу бы покончили с траншеей. И работу бы скорей сделали, и школьникам бы голову не морочили. Ну, как бы там ни было, а задача решена. Можно уже побежать к ребятам.» Л.Гераскина. В стране невыученных уроков.
Глава 6
Похмельное утро… было очень похмельным. В голове вяло и болезненно ворочались недомысли, которые попросту больно было додумывать до конца. Мир раскачивался в жутковатой липкой мути, и даже традиционная «кака» во рту не казалась убийственной, было от чего стенать и без неприятных вкусовых ощущений. В теле ломило каждую клеточку, каждая мышца вопила благим матом и корчилась в предсмертной судороге. Саша, лёжа на брюхе, поизображал выброшенную на берег рыбину, вяло загребая непослушными конечностями и шлёпая пересохшими губами, только после этого прислушался к застывшей янтарём уже непривычной тишине и приоткрыл один глаз. В комнате царил приятный полумрак, разгуливал между коробок промозглый юркий сквознячок, шевеля наглухо закрытые шторы и чехлы на мебели. Из кухни подкрадывался запах остывающего кофе и свежей выпечки.
На пороге комнаты сидел отвратительно бодрый Буцефал без тени вины и сочувствия на голодной морде. Только заглянув в бездонную наглость его глаз, парень осознал, что смотрит под несколько непривычным углом. Оказалось, Санька развалился на кровати властелина в позе равномерно размазанной по простыням морской звезды и его голая филейная часть не только неприкрыто возвышается над приличиями, но и заляпана чем-то засохшим, неприятно стягивающим кожу. Из глубин похмельного сознания повыползали воспоминания о прошедшей ночи, язвительно демонстрируя компрометирующие картинки. Такие реалистичные, со звуком и запахом, с хрипами сбитого дыхания, с ритмичными колыханиями плоти в такт покачиваниям пружинного матраца, что парня немедля укачало от осознания собственной порочности.
Сползав наспех освободить желудок, он рухнул обратно на кровать и усыпил стыд вместе с мозгом. По отдельности они никак не желали, да и надобности в них отравленный организм пока не видел. Вчера надо было вопить о непристойности поведения и избыточности абсента в крови, а не о том, как «ах, хорошо», и как «ещё, ещё», и уж, страшно даже представить, но «сильнее» и «жёстче». Иногда лучше спать, чем думать. Тем более думать такой вязкой тошнотворно-мутной массой, каковая противно растекалась в голове, необоснованно выдавая себя за нечто разумное.
Печальный Буцик поковырял когтями неподвижное тело, укусил, пропрыгал в различных направлениях, но пробудить совесть в Саньке ему не удалось. Пришлось терпеливо придрыхнуть на растрёпанной голове и дожидаться новых признаков жизненной активности в вымирающем организме. Ушки котёнка чутко подрагивали, вслушиваясь в неровное дыхание.