– Что с вами, ваше сиятельство? Может быть, послать за лекарем? – предложила заботливая графиня.
– Бесполезно… Всё бесполезно… Он повсюду… – лепетал граф, уставившись в пустоту.
– Боже Всевышний! Помоги нам! – взмолилась графиня. – Граф сошёл с ума!
И лишь один Альфонс знал истинную причину безумия своего отца. Помутнение рассудка – это была слишком дорогая плата за сделку с Бафометом.
Увы, но лекарь не смог облегчить душевные муки своего господина. Граф постепенно терял рассудок. Однажды он покинул замок, воспользовавшись одним из потайных ходов, и устремился в пещеру, где поклонялся Бафомету.
Граф, вооружившись мечом, в приступе безумия бросился к статуэтке, и попытался разрубить её на части. Но безуспешно.
– Будь ты проклят! Я не хочу, не хочу подчиняться тебе! Оставь меня в покое! – бесновался граф.
Статуэтка лежала на каменном полу, её глаза ловили отблески многочисленных свечей и отсвечивали кроваво-красным огнём.
… В замке почти сразу же заметили исчезновение Раймонда. Графиня выказала крайнее беспокойство, подозревая, что её безумный муж тайно покинул Монсегюр. Она тотчас приказала разыскать его, ибо тот пешком вряд ли успел далеко уйти.
Альфонс с отрядом стражников покинул замок и тотчас, отделившись от них, свернул на малоприметную тропу, ведущую в горы. Вскоре ему пришлось спешиться, ибо тропа круто вела вверх. Альфонс прекрасно ориентировался, не раз проделывая этот путь вместе с отцом. Наконец он достиг тайного убежища.
Войдя в пещеру, минуя несколько природных извилистых коридоров, взору Альфонса открылось свободное пространство, подобное залу – необыкновенное творение природы. С потолка свисали многочисленные сталактиты, придавая горному храму ещё большей таинственности.
Альфонс хорошо ориентировался в полумраке, ибо свечи едва горели вокруг алтаря, на котором по обыкновению стояла статуэтка Бафомета. Приблизившись, он увидел своего отца, он лежал перед алтарём, раскинув руки, рядом с ним – Бафомет и меч.
Альфонс склонился над графом:
– Отец! Что с вами? Отец…
Но Раймонд IV Тулузский безмолвствовал, ибо он был мёртв.
Альфонс сел рядом с отцом, слёзы душили его.
– Ты слишком много желал отец… – произнёс он, сдерживая рыдания. – Ты хотел власти…
Альфонс поднялся и приблизился к статуэтке. Она притягивала его и манила…
– Я уничтожу тебя! – воскликнул он и взял её в руки. Но как только Альфонс прикоснулся к ней, то подумал: «Ещё пригодится… спрячу в замке… на чердаке…»
… Раймонда IV Тулузского похоронили в семейной усыпальнице в Тулузе, где он обрёл вечный покой рядом со своими предками. Законным наследником Лангедока стал Альфонс Тулузский, но правил он недолго.
Вскоре он покинул королевство, передав всю полноту власти регенту, направившись на Святую землю. Там он посетил Триполи, где правил старший брат Бертран, а затем отправился в Иерусалим, надеясь обрести душевный покой.
Но прошлое не хотело отпускать Альфонса. Он заказал у иерусалимского ювелира чашу, вылитую из серебра, в форме головы Бафомета с рубиновыми вставками вместо глаз. Из неё Альфонс вкушал красное вино, подобие крови, считая, что таким образом может задобрить Бафомета и избежать безумия.
В Иерусалиме он сошёлся с неким французским рыцарем Гуго де Пейном*, а затем, спустя десять лет, вступил в орден рыцарей Храма Соломона, впоследствии более известного, как орден тамплиеров.
Спустя год скончался Бертран Трипольский. Альфонс простился с Гуго де Пейном, подарив ему на прощание чашу в виде головы Бафомета. Гуго де Пейн, склонный ко всякого рода мистификациям, обрадовался подарку, ибо давно хотел узнать о происхождении сей чаши. Но Альфонс предпочитал отмалчиваться. Но теперь, перед тем как покинуть Иерусалим, и отправиться в Триполи, Альфонс рассказал своему другу историю Бафомета. Де Пейн пришёл в неподдельное волнение.
– А что стало с настоящим Бафометом? – с жаром вопрошал он.
– Вы имеете в виду, со статуэткой?.. – переспросил Альфонс и усмехнулся. Альфонса насторожил живой интерес де Пейна к Бафомету, он подумал: не стоит говорить о том, что статуэтка цела и хранится в Монсегюре.
– Я уничтожил её, – солгал Альфонс.
Де Пейн сник.
– Напрасно, мой друг… Разве можно уничтожать магические предметы?..
Альфонс пожал плечами.
– Что сделано, то сделано… Ничего нельзя изменить.
… Альфонс отбыл в Триполи и через год женился на виконтессе Файдиве д’Юзес, которая в положенный природой срок родила ему сына, коего нарекли Раймондом. Покуда Альфонс правил на Святой земле своим крошечным графством, власть в Лангедоке захватил Гильом Аквитанский.
Как не взывала Файдива к самолюбию своего супруга, он не проявлял ни малейшего желания вернуть утраченные земли. Лишь спустя двадцать лет его сын Раймонд V, проявив твёрдость характера и недюжинные военные способности при поддержке крестоносцев и рыцарей-тамплиеров, с коими Альфонс Иорданский не утратил связи, сверг Гильома Аквитанского и вернул Лангедок под длань Тулузов.
Вскоре после этого он женился на Констанции Французской, сестре короля Франции Людовика XII.
Его отец Альфонс Иорданский так не вернулся на родину, найдя вечный приют на земле Трипольского графства.
…Гуго де Пейн, получив столь необычную чашу в подарок, стал вкушать из неё красное вино. В такие моменты он мысленно молил Бафомета сделать орден тамплиеров самым могущественным. Вскоре Гуго де Пейн стал магистром и возглавил ещё не многочисленный орден. Почти двадцать лет он находился у кормила власти. За это время орден тамплиеров существенно набрал силу. Многие рыцари почитали за честь вступить в его ряды. Магистр даже придумал специальный ритуал, во время которого неофит[19] должен испить из чаши красного вина, а затем воззвать к Бафомету. В тот момент, заботясь лишь о напускной мистификации, дабы поразить воображение неофита, он и предположить не мог, что эта чаша может впоследствии погубить орден[20].
* * *Клермон уже дочитывал дневник, как дверь его комнаты открылась, вошёл граф Раймонд VI Тулузский*. Увидев брата, сидевшего в кресле и увлечённого чтением, он спросил:
– Клермон, скажите, где вы пропадали весь день, да ещё и не явились к обеду? Я в вашем юном возрасте не позволял подобного из уважения к близким людям.
Клермон встал и поклонился, как и подобает воспитанному человеку.
– Я приношу вам свои извинения, граф Раймонд. Виной всему моё любопытство: разбирал на чердаке старые сундуки и нашёл в них много интересного.
– Позвольте, шевалье, вы обследовали сундуки графа Раймонда IV? – поинтересовался граф.
– О, да! В одном из сундуков я нашёл записи нашего легендарного пращура, – Клермон указал на открытый дневник, – в котором он описывает события крестовых походов. Весьма увлекательно и познавательно.
– Да, безусловно, полезно прочесть походный дневник, узнав об испытаниях, пережитыми нашим предком, – кивнул старший брат. – Я ничего не имею против ваших изысканий в сундуках нашего прадеда, но прошу, дорогой брат, не нарушайте установленный распорядок в замке.
– Обещаю, ваше сиятельство, что буду во время спускаться в зал, – произнёс Клермон, глубоко раскаявшийся в своём поведении.
Раймонд VI, удовлетворённый выговором, учинённым своему младшему брату, удалился.
Клермон с увлечением дочитал дневник и, решив продолжить обследование сундуков, он вновь отправился на чердак.
Помимо, записей о самом военном походе крестоносцев, Клермон обнаружил заметки, посвящённые пребыванию Раймонда IV в Константинополе. Для того чтобы заглушить обиду, нанесённую ему нормандцами, отдавших корону Иерусалима Готфриду Буйонскому, славный предок вёл активную жизнь, ни в чём себе не отказывая.
Он посещал всевозможные злачные места в Константинополе, был не воздержан с женщинами и вине. Неизвестно, чем бы это всё закончилось, если бы не Второй крестовый поход.
Но, к сожалению, и этот поход закончился крахом. Не помогли ни копьё, найденное в Антиохии, ни рука Святого Амвросия, обладателем которой был епископ Миланский. Легендарный предок вернулся в Лангедок, где умер при весьма таинственных обстоятельствах спустя четыре года в возрасте шестидесяти четырёх лет. О безумии, охватившем Раймонда IV незадолго до смерти, в семье Тулузов предпочитали не упоминать. Ибо сие прискорбное обстоятельство ложилось несмываемым пятном на весь правящий дом.
После смерти Раймонда IV все его сундуки с военными записками и увесистыми фолиантами были перенесены слугами по приказу Альфонса на самый верхний ярус замка, на чердак. Сундуки с книгами на латинском, греческом и итальянском языках, а их было три, никогда не разбирались.
Именно в одном из них Клермон и нашёл дневник легендарного предка. Далее, разбирая фолианты, он увидел продолговатый свёрток из ткани, перевязанный золотистыми нитками. Юношу охватило любопытство.
– О! Что это?! Интересно!
Он тут же не замедлил разорвать нитки и развернул хорошо сохранившуюся темно-зелёную ткань. Перед ним предстала статуэтка четырёхрукого божка с рубиновыми глазами. Клермон, вспомнив соответствующее место в рукописи, сразу же догадался – это и есть Бафомет.
Из крестовых походов Раймонд IV привёз дорогие украшения, ткани, золотую и серебряную посуду. Из тканей сшили наряды, которые давно изношены. Украшения и посуда бережно сохранялись в Монсегюре и передавались из поколения в поколение. Статуэтка же почти сто лет пролежала в сундуке с дневником и старинными фолиантами – никто ею не заинтересовался. Даже граф Раймонд VI ничего не знал о ней.
Клермон внимательно изучил свою находку: размером четырёхрукий божок был примерно в три пяди, сделан из бронзы, местами металл позеленел и выщербился. В верхней правой руке божок держал чашу, примерно с ладонь младенца; в левой – табличку, испещренную таинственными значками. Голова божка выглядела несоразмерно большой по отношению к телу. Разрез его глаз напоминал восточный, вместо зрачков красовались крупные красные рубины. На нижней левой руке божка висел свиток, потемневший от времени. Клермон отвязал его, развернул и прочитал заклинание, то самое, что и Раймонд IV много лет назад.
В первый момент Клермон испугался и хотел бросить свиток, ибо прекрасно осознавал опасность магии. Неожиданно им овладело совершенное спокойствие: он свернул пергамент, привязал его обратно к руке статуэтки, тщательно завернул божка в ткань, затем убрал свою находку на самое дно сундука, завалив её многочисленными фолиантами. В голове пронеслась мысль: «Время ещё не пришло…»
Глава 3
Дворяне и духовенство Франции только и ждали повода для объявления крестового похода против еретиков Лангедока, которых называли катарами, а чаще – альбигойцами. И такой случай им представился. Римский Святой престол давно проявлял недовольство Лангедоком. Правящий Папа Иннокентий III агрессивно относился к катарскому вероучению. Оно же набирало силу, распространившись в Испании, Германии (учение так называемых вальденсов), Италии.
В это время король Франции Филипп Август II пребывал в затруднительном финансовом положении – казна была истощена. Франция была настолько мала, что не могла противостоять английской Аквитании*, всё более распространяющей своё влияние на соседние земли. Непомерная тяга к роскоши, разного рода балам и праздникам, охотам, маскарадам и молодым любовницам сделала своё дело, финансы Франции таяли на глазах. Королевство Лангедок давно не давало покоя Филиппу. Богатство Раймонда VI Тулузского вызывало в короле жгучую зависть, а его независимое поведение, ни в грошь не ставящее авторитет Франции, а соответственно и его, помазанника Божьего, – ненависть.
Во время своего паломничества в монастырь Сито, которому король Франции всячески покровительствовал, он обсудил проблему зарвавшегося Лангедока с аббатом Арнольдом*, рьяным католиком и алчным до чужого добра. Во время из одной бесед, а их отличало всегда удивительное взаимопонимание, король заметил:
– Дорогой аббат, не кажется ли вам, что с Тулузами надо поступить жёстко? Они совершенно не уважают Святую церковь, мне докладывают, что в церквях годами не служатся мессы. Рыба, как известно, гниёт с головы, и вот эта самая голова способствует распространению ереси, которая пытается проникнуть и во Францию, – возмущался Филипп. – Насколько мне известно, в Лангедоке существует четыре катарских церкви: Альбижуа, Аженуа, Тулузская и Каркассонская. Как доложили мои верные люди, по инициативе Тулузской и Каркассонской общин состоялось их совместное собрание в Сан-Фелисе. Там они избрали себе епископов. Также, на катарском соборе в Сан-Фелисе присутствовал епископ Франции Роберт д’Эпернон, представлявший катаров Шампани, Бургундии и Фландрии, а именно общины из Реймса, Везелэ, Шарите-сюр-Луар, Лилля и Невера. Эта зараза глубоко проникла на землю Франции! Граф Раймонд V ещё пытался обуздать еретиков, но его сын Раймонд VI при поддержке ярых еретиков Транкавелей и де Фуа и вовсе не намерен считаться с католической церковью.
– Сир, совершенно с вами согласен! – рьяно поддакнул аббат. – Раймонда VI надо призвать к уважению Святой церкви. А если это не поможет, то объявить крестовый поход против Лангедока.
– Да, святой отец, меня тоже посещают подобные мысли. Лангедок слишком хорош, богат и плодороден. Королевство должно стать протекторатом Франции и платить налоги, причём немалые. Если же возникнут волнения, их следует подавить. Вассалов, преданных Тулузам, уничтожить, а их земли разделить между нашими баронами, на которых можно будет опереться при необходимости. Следует связаться с Римом, дабы Папа Иннокентий III принял эдикт, обязывающий Тулузов выплачивать специальный церковный налог. Мы задушим Раймонда VI налогами и недовольство Римом в Лангедоке станут неизбежными. И вот тогда, наступит ваша очередь, дорогой аббат, из ваших уст должен прозвучать пламенный призыв к крестовому походу против еретиков Лангедока, оскверняющих своими вымыслами истинную католическую веру. Эти вероотступники осквернили всё! Они считают Иисуса простым смертным и отвергают непорочное зачатие Девы Марии! Неслыханное святотатство!
– Именно святотатство, сир! – с жаром поддержал короля священнослужитель. – Они отвергают крещение младенцев, таинство исповеди и брака! Мало того, катары считают святое распятие орудием казни! – брызгал слюной Арнольд, задыхаясь от праведного гнева. – Отлучение от церкви их не пугает! Остаётся только один способ пресечь эту заразу: уничтожить еретиков в их же логове.
– Прекрасно сказано, аббат. Мы так и поступим, – согласился Филипп.
Аббат Арнольд подобострастно поклонился в знак того, что готов изречь своими устами в Риме всё, что пожелает Филипп. Его богатое воображение тут же нарисовало горы золота, полученного в качестве налогов с Лангедока.
* * *1208 год, январь
Папа Иннокентий III направил в Лангедок одного из своих легатов Пьера де Кастельно, который намеревался сделать внушение графу Раймонду VI и передать послание, подписанное понтификом. Достигнув Каркасона, легат отправил в Монсегюр гонца, дабы предупредить графа о своём визите.
Этим известием, по сути официальным, Раймонда поставили перед фактом: легат пребывает и его надлежит встретить подобающим образом. Граф тотчас отдал соответствующие распоряжения, касающиеся принятия высоких гостей. Из подвалов достали бочки с самым лучшим вином, охотники отстрелили нескольких косуль, рыбаки наловили в реках Гаронна и Арьеж огромное количество рыбы.