«Надо же… — мелькнула в голове дурацкая мыслишка, совершенно не соответствовавшая его состоянию. — Оказывается, это не анекдот, что человек иногда думает задним местом. Похоже, и у меня сейчас аналогичная ситуация».
Как бы там ни было, но на Глеба наконец снизошло прозрение. Он вспомнил и наезд на бомжа, и то, что он бросился ему на помощь, и чьи-то крадущиеся сзади шаги, на которые он не успел отреагировать. Но кто же мог предположить, что средь бела дня, на виду у многих людей, его треснут по башке и упакуют, как младенца. Однако кто эти люди? Что им нужно от него? И наконец, к чему весь этот средневековый маскарад?
Вопросы вдруг зароились в его просветлевшей голове, как комары летним вечером. Может, его похитили сатанисты, чтобы использовать в своих обрядах? Нет, вроде не похоже. У сатанистов, насколько он был осведомлен, антураж несколько иной…
Додумать Глебу не дали. Из темноты появились еще два дюжих мужика в балахонах, взяли Глеба под микитки и усадили на жесткий неудобный табурет перед столом, за которым сидел «трибунал», как мысленно окрестил Тихомиров-младший черную троицу. После этого один из них остался стоять за спиной Глеба, а другой начал раздувать угли в жаровне, отчего правый угол приобрел зловещую багровую окраску.
«Будут пытать», — понял Глеб, и похолодел. «За что?! Почему?!» — вскричала его испуганная душа, но сам он предусмотрительно промолчал. Нужно узнать, чего эти странные — если не сказать больше — люди хотят от него. А там видно будет. По крайней мере, Глеб точно знал, что никакими тайными сведениями на данный момент он не обладает, и это его успокаивало.
И тут его переклинило. Глебу было известно, что в последние годы стало исчезать много людей. Бесследно. Притом разных возрастов и разного общественного положения. Был человек — и нету. Как в воду канул. Или забрали инопланетяне — существовали и такие версии. Но среди некоторых особо впечатлительных молодых людей, больших любителей фэнтези, бродила идейка, что пропавшие люди каким-то хитрым образом попадали в параллельные миры или в другое временное измерение. Может, ему «повезло» очутиться в руках трибунала папской средневековой инквизиции? И теперь придется отвечать по полной программе за чьи-то грехи?
О-о нет, только не это! Глеб хотел вскочить — ноги сами спружинили, но тяжелая лапа служителя, который стоял сзади, припечатала его к сидению табурета, словно плитой кузнечного пресса.
В этот момент сидевший неподвижно, словно истукан, главный «инквизитор» (так Глеб окрестил того черноризца, что находился в центре) пошевелился, открыл рот, и в напряженной тишине помещения (пыточной?) раздался его голос — немного высоковатый для мужчины, но спокойный и холодный, будто лед:
— In nomine Patris, et Filii, et Spiritus Sancti. Amen.
— Аmen! — дружно повторили вслед за ним два его помощника.
«Во имя Отца и Сына, и Святого Духа. Аминь», — перевел про себя Глеб крестное знамение. У него совсем голова пошла кругом. Неужели он каким-то чудом перенесся в средневековый застенок?! Невероятно! «Отче наш…» — Глеб начал лихорадочно вспоминать слова спасительной молитвы (вдруг его нечистый путает?), которую знал, но в голове воцарился такой кавардак, такой сумбур, что он не мог связать и двух слов.
Но дальнейшие события в какой-то мере успокоили Тихомирова-младшего, хотя и не внесли полной ясности в его положение. Он по-прежнему не знал, где находится и с кем имеет дело. А вот почему его затащили в эту «пыточную», Глеб сообразил уже спустя минуту-две после начала допроса. Именно так — настоящего допроса, по всей форме!
— Фамилия, имя, отчество! — резко прокаркал («На русском! слава тебе, Господи!», — подумал Глеб) помощник главного «инквизитора», сидевший слева от него.
— Т-тихомиров… Глеб Николаевич, — запнувшись на фамилии, послушно ответил Глеб.
Затем последовали другие вопросы: где и когда родился, где крестился, в каком ВУЗе учился, семейное положение, чем занимается… На последний вопрос Глеб ответил неопределенно — «сижу на творческих хлебах». Пока дело не дошло до пыток, можно и притемнить немного; кто знает, что это за гоп-компания. Может, какие-нибудь конкуренты, маскирующиеся под средневековых монахов.
Его так и подмывало задать встречный вопрос: «А кто вы такие, люди добрые?», но Тихомиров-младший мысленно прикусил язык. Так они ему и ответят… Это только в американском кино клиент, попавший в положение Глеба, первым дело задает этот дурацкий вопрос. Тюремщики сами скажут, кто они (если сподобятся) и зачем взяли его на цугундер.
Процесс знакомства (а вернее уточнения — того ли зацапали «шестерки»?) закончился быстро, и наконец главный «инквизитор» задал тот самый ключевой вопрос, который Глеб ожидал с душевным трепетом:
— Где находится доктор Юлиуш Ганович?
В груди Глеба сработал какой-то клапан. Он на мгновение перекрыл все вены и артерии, и давление крови упало до нуля; Глеб заледенел. Он еще не понимал, почему его так поразил этот невинный вопрос, не имеющий лично к нему никакого отношения, но нехорошее предчувствие вдруг заполонило все естество Глеба.
— Ганович? О ком это вы? — Он решил для начала прикинуться валенком и потянуть время, чтобы разобраться в ситуации.
— У вас плохо с памятью? Можно освежить ее.
В углу зашевелился помощник «трибунала» — палач, он зашуршал кочережкой, и уголья в жаровне загорелись ярче. О, только не это! — мысленно взмолился Глеб и быстро ответил:
— Ах, да-да-да… Как же, припоминаю, припоминаю. Приходил он к нам как-то… Удивительно компанейский человек. Но я с ним не общался. Он навещал моего отца. Они когда-то были приятелями. А что случилось?
— Где сейчас доктор Ганович? — В голосе «инквизитора» прозвучали совсем уж зловещие нотки.
— Вам ответить честно?
— Другой ответ неприемлем.
— Отвечаю: не имею понятия.
— Вы лжете!
— Вот вам крест! — Глеб перекрестился; при этом тонкие губы «инквизитора» покривились в холодной змеиной ухмылке. — Неужели вы считаете, что уважаемый заграничный пан доктор преклонных лет должен докладывать какому-то практически незнакомому пацану (я видел его впервые) о своих планах. Бред!
— Ладно, поставим вопрос по-иному: куда отправились ваш отец и доктор Ганович?
Опа! В голове щелкнул переключатель и несколько потускневшее от переживаний сознание вдруг осветилось так ярко, словно рядом взорвалась ядерная бомба. Копье Лонгина! Эти комедианты ищут не столько пана доктора, сколько Копье Милосердия, как назвал его отец! Ах ты, мать честная… Куда же это батя опять впутался? Но надо же что-то отвечать…
— Если я сейчас скажу, что понятия не имею, вы не поверите мне…
— Естественно, — подтвердил «инквизитор».
— А я таки скажу. Гад буду! Век воли не видать! По-моему, этими словами клянутся такие конкретные пацаны, как ваши помощники.
Здоровила, стерегший Глеба, под гневным взглядом «инквизитора» поспешно убрал свою украшенную зэковскими наколками лапищу с плеча Тихомирова-младшего. Глеб вздохнул свободней и наконец расправил плечи.
— Значит, по-доброму с вами не договоримся, — скверная ухмылочка снова зазмеилась на бледных губах безликого фанатика.
А что он имеет дело с фанатиками, Глеб уже совершенно не сомневался. Ему приходилось встречаться с таким типом людей. Очень нехорошие люди — это Глеб точно знал. Но еще хуже то, что «инквизитор» разговаривал с едва уловимым иностранным акцентом. И этот акцент явно не имел никакого отношения к прибалтийскому говору. Это открытие совсем не добавляло Глебу уверенности в благополучном исходе его нечаянной одиссеи.
— Что ж, тогда пожалуйте на ложе для упрямцев, — продолжил «инквизитор» и кивком головы отдал приказание двум «шестеркам».
При этом большая часть его лица осветилась почти до глаз, и Глеб заметил, что нос «инквизитора» пересекает длинный тонкий шрам. Но тут же ему стало не до смотрин. Его крепко схватили за руки и ноги и уложили на дыбу. Она была «цивилизованной» — западноевропейского типа. Это Глеб отметил сразу, едва увидел столь распространенное в свое время орудие пыток. Дыба представляла собой деревянное ложе — широкую толстую доску — с валиками на обоих концах. На них разнонаправленно наматывались веревки, растягивая тело и разрывая суставы несчастного.
В момент ослабления веревок подвергнутый пыткам человек испытывал такую же ужасную боль, как и в момент их натяжения. Иногда дыба снабжалась специальными валиками, утыканными шипами, которые разрывали тело жертвы. Глеб с некоторым облегчением успел отметить, что шипы на дыбе «цивилизованных» европейцев отсутствуют. Однако в следующий момент его охватил прямо-таки мистический ужас: неужели Альфред прав и появление в доме Тихомировых призрака Несвижского замка не в черном платье, а в богатом королевском одеянии сулит Глебу смерть на дыбе?! От этого неожиданного прозрения он едва не потерял сознание.
Тем временем помощники «трибунала» быстро и ловко раздели Глеба и распяли его, привязав веревки к запястьям и лодыжкам, что предполагало наличие определенной сноровки.
— Что вы делаете?! — наконец хрипло выкрикнул Глеб, ошеломленный грубыми действиями и стремительностью своих палачей.
— Пытаемся установить истину, — по-прежнему ровным, бесцветным голосом ответил главный «инквизитор».
— Снимите меня отсюда! Я готов на коленях поклясться, что ничего не знаю о пане докторе! Землю готов есть!
— Это все будет потом… когда вы поймете, что с вами не шутят.
— Я уже понял! Честное слово! Клянусь! Если бы я хоть что-то знал…
— Начинайте, — брезгливо поморщившись, коротко бросил «инквизитор».
Заскрипел ворот и веревки натянулись. Боли пока не было, но Глеб все равно заорал. Его вдруг осенила гениальная, как он решил, мысль.
— Стойте! — крикнул он. — Я вспомнил!
Палачи прекратили вертеть ворот и тупо уставились на своего хозяина.
— Продолжайте, — неумолимо сказал главный «инквизитор».
«Вот сволочь! — мелькнула в голове Глеба мысль, навеянная отчаянием. — Все просекает… Знает, что дыба еще не заработала, как должно. Ему нужна боль. Садист гребаный!».
Ворот снова издал противный скрип. Манжеты на руках и ногах, к которым привязали веревки, больно сжали тело. А затем началось вытягивание. Сначала появилась глухая боль, и Глеб замычал, но спустя секунду-две она стала резкой, всепоглощающей. Глебу показалось, что рвутся мышцы и сухожилия. Он издал даже не крик, а вселенский вопль, как ему показалось.
— А-а-а!!! Стойте, паскудники!!! Я все скажу!
На этот раз глава «трибунала» смилостивился. Он дал знак и веревки ослабли.
— Я слушаю, — сказал он с неприкрытой угрозой.
«Да понял я, понял, что если тебе не понравятся мои откровения, то мне хана…» — подумал Глеб.
— Маршрут пана доктора занесен в компьютер отца, который находится в его кабинете в нашем доме, — сказал Глеб. — Но я честно признался — мне они не докладывали, куда поедут. На сей счет я не имею ни малейшего понятия.
— Вход в компьютер по паролю?
— Конечно.
— Мы вам предоставим возможность связаться с компьютером вашего отца прямо отсюда.
Глеб хрипло рассмеялся. Инквизиторы с удивлением переглянулись. «Наверное, решили, что я с испугу умом тронулся», — подумал Глеб и ответил:
— Не выйдет.
— То есть как это — не выйдет?
— У отца два компьютера. И как раз этот не подключен к сети Интернет. Слишком много в нем напичкано разных вещей, представляющих большой интерес для наших конкурентов. Отец не хотел, чтобы кто-нибудь взломал защиту сервера и копался в его архивах.
— Тогда скажите пароль.
— Это без проблем. Но есть одно «но».
— Какое?
— Как я понял, вы хотите послать своих «шестерок» ко мне домой… — При слове «шестерки» стоявшие рядом с дыбой быки сдавленно прорычали; не любят тюремные «козыри», когда словесно их опускают так низко, мелькнула в голове Глеба мимолетная мысль. — Должен вам доложить, что в наш дом просто так не войти. Даже самым опытным ворам-профессионалам. Он на охране. И, смею вас уверить, охранная система у нас самая современная. Как в швейцарском банке. Надеюсь, вам известно, чем занимается наша семья?
— Да, конечно.
— Мы храним в доме археологические раритеты немалой цены…
— И это мы знаем.
— Поэтому и аппаратура у нас соответствующая. Я должен лично открыть и калитку, и входную дверь. А с выдернутыми конечностями я вам не помощник. И потом, вы ведь не собираетесь нас ограбить?
— Нет. Мы не воры.
— Ну и отлично. А маршрут пана доктора и отца я предоставлю вам на блюдечке. Только с одним условием!
— Никаких условий! — отрезал главный «инквизитор».
— Вы дослушайте. И пан доктор, и неизвестная мне сумасбродная авантюра, в которую он втащил отца, мне до лампочки. Он ваш, делайте с ним, что хотите. Но батю не трогайте! Я думаю, вам понятно мое беспокойство.
— Хорошо. За это не волнуйтесь. Ваш отец будет жив и здоров.
— Вот и ладушки. Мы договорились. А теперь прикажите, чтобы меня сняли с дыбы. Это, знаете ли, не очень удобное местечко для приятной беседы.
«Инквизитор» кивнул и быки мигом исполнили его безмолвное приказание. Но Глеб знал, что в душе они просто мечтают продолжить истязание. Особенно тот, у которого много наколок. Наверное, какой-нибудь пахан, а может, и вор «в законе», подумал Глеб. Но какого лешего тогда он «шестерит», да еще и для иностранцев?
Слегка покривившись от боли в суставах (которая, впрочем, быстро прошла), Глеб вернулся на прежнее место и уставился на своих «судей» с выражением полной покорности, которое можно было озвучить как «Чего изволите, господа?».
Они тихо совещались. Прислушавшись, Глеб уловил несколько немецких слов. Неужто немчики? Похоже, им мало 1945 года, и теперь они снова решили проверить русских на вшивость. Ну-ну…
«Кстати, интересно, почему они не применили пытку раскаленным железом? Она не менее эффективна, чем дыба», — подумал Глеб. И тут же сам дал ответ на свой вопрос — дыба, если пользоваться дьявольским изобретением извращенного человеческого ума аккуратно, оставляет мало следов, в отличие от первого способа. (Тут он вспомнил широкие кожаные манжеты на лодыжках и запястьях; обычно веревки просто привязывали к рукам и ногам.) Значит, эти господа не хотят привлекать к себе лишнего внимания.
Действительно, смерть человека без явных, бросающихся в глаза признаков членовредительства можно классифицировать как угодно. Например, отказало сердце (что часто случалось при пытке на дыбе). Глеба нашли бы где-нибудь за городом сидящим в собственной машине. Ехал человек куда-то, ехал, а тут инфаркт. Обычное дело. Совершенная проза. Следствие одобрит такую версию с дорогой душой; зачем ментам лишний «висяк»?
Наконец решение приняли, и главный «инквизитор» приказал своим «шестеркам»:
— В машину!
Глебу напялили на голову черный колпак, подхватили под руки и повели, как слепого, к выходу. Шли они долго, минут десять. Под ногами лежали каменные плиты. Затем поднялись по ступенькам, и вскоре Глеб ощутил свежий воздух, который проникал даже сквозь плотную материю. Значит, пыточная этих «инквизиторов» находится под землей, в каком-то старинном подвале… Но что это за подвал? Он больше напоминал какое-то старинное святилище — у него были чересчур высокие сводчатые потолки.
Однако долго размышлять над этой проблемой ему не дали. Глеба усадили в машину на заднее сиденье и, не снимая колпака, повезли домой. И только когда машина свернула в знакомый переулок (Глеб узнал это по приятному ванильному запаху свежей выпечки; на углу стояла небольшая современная булочная, в которой пекли очень вкусный хлеб и сдобу едва не на глазах постоянных клиентов), ему наконец позволили взглянуть на свет ясный.
Машина оказалась просторным джипом с затемненными стеклами. Глеб сидел между быками, которые буквально спрессовали его своими глыбастыми тушами, превратив в балык. За рулем находился неизвестный Глебу белобрысый тип, а рядом с ним угнездился один из «судей»; он так и ехал в своем балахоне с капюшоном. Но если в подземелье от его одеяния исходила угроза, то теперь он напоминал начинающего боксера-профессионала, у которого пока нет денег, чтобы прикупить себе халат подороже и поприличней.
Когда машина остановилась возле ворот дома, один из быков, показав Глебу пистолет с глушителем, веско произнес: