Товарищ Краснов сидел в маленьком ресторанчике посреди пустой залы, уставленной четырехугольными столиками, и старался разрезать тупым ножом твердый, как подошва, бифштекс. Хлопнула дверь, и наборщик Питер Джемс, остановившись перед Красновым, задыхаясь, сообщил ему о новом исчезновении.
— Как? Петерсон? — вилка выпала из пальцев Краснова.
Джемс безнадежно опустился на стул рядом с Красновым.
— Да, он пропал. Мы расстались с ним у самых дверей его дома. Это было часа в четыре утра. И он пропал, пропал окончательно.
— Но, может быть, он еще придет, Питер? Сейчас полдень.
— Товарищ, он не придет. — Джемс судорожно схватил за руку вздрогнувшего Краснова. — Он не придет ни сегодня, ни завтра, никогда. Какие-то таинственные силы преследуют нас. Я — марксист, не верю ни в какую чертовщину, но это выше моего понимания. Рабочие больше не хотят бороться. До сих пор я не колебался, а теперь… Понимаете, я тоже начинаю бояться, Краснов!
— Питер, успокойтесь. Это снова штучки ку-клукс-клана, они хотят сломить забастовку. Но мы должны держаться до конца. Эта стачка подаст пример рабочим всех Соединенных Штатов. Еще три дня, и трест должен будет пойти на наши условия.
— Рабочие голодают. Конечно, они могли бы продержаться еще неделю. Но эти страшные исчезновения!
Краснов встал.
— Слушайте, Джемс. Это дело нужно выяснить. Я займусь этим. Мы должны вступить в открытую борьбу. На сегодня назначены выборы нового комитета. После выборов я скажу несколько слов и предложу меры борьбы. И если это не поможет…
— Вы будете говорить, тов. Краснов? Но с вами повторится то же, что с другими. Вы исчезнете!
Краснов не отвечал. Он опустил руку в карман пальто и снова медленно вытащил ее. В свете заходящего солнца сверкнула синяя сталь восьмизарядного браунинга.
9. Охота за человекомНочь. Тьма. Узкие провалы переулков, освещенные малокровным светом наскоро приспособленных газовых фонарей. И снова тьма. Выстрел. И короткое свистящее дыхание затравленного человека.
Человек, нырнувший в густой мрак одного из переулков, на минуту приостановил изнуренный прихрамывающий бег и оглянулся. Никого. Человек облегченно перевел дыхание и переложил горячий браунинг из правой руки в левую. И вдруг чуть не вскрикнул от разочарования. В желтый круг дальнего фонаря вступали белые фигуры двух преследователей.
Это началось минут двадцать тому назад, но преследуемому казалось, что продолжается уже много часов. Началось с того, что Краснов выступил на митинге перед стотысячной толпой с горячей энергичной речью. Он разоблачал капиталистов, ку-клукс-клан, говорил о том, что трест не продержится долго и должен будет пойти на уступки. Его речь произвела впечатление. Собрание долго не расходилось и постановило не сдаваться до последней возможности. Вышли группой в человек 20, но скоро Краснов отделился и пошел один кратчайшим путем к своей гостинице: по случаю забастовки трамвайные линии не работали. И тут-то началось преследование.
Когда Краснов подходил к Бермудскому мосту, от стены вдруг отделились две с головами закутанные в белое фигуры и неслышно двинулись к нему. Несмотря на свои закаленные нервы, Краснов вздрогнул от неожиданности и невольно отступил на темную мостовую. В то же время третья фигура хватала его за руки сзади. Сбоку подбегали еще два уродливых призрака.
Вырвать руку из цепких пальцев, дать сжатым кулаком по капюшону одному нападающему (Краснов услышал, как хрустнула челюсть падающего врага) и ударить головой под ложечку другого было делом шести секунд. Краснов повернулся и, ловким ударом ноги опрокинув еще одного нападающего, стремглав бросился вниз по улице. Но дело не ограничилось этим.
Со всех сторон — от углов, мимо которых он пробегал, из темных подъездов, от трамвайных будок — отовсюду отрывались молчаливые белые привидения, устремляясь вслед за ниц. Если бы Краснов еще с детства не перестал верить во всякую религиозную чепуху, он мог бы умереть от суеверного ужаса.
Так началась эта погоня — вихрем летящий человек впереди и вереница белых безглазых фигур, несущихся вслед. Сначала Краснов думал, что все дело разрешится для него довольно безболезненно. Стоило добежать до первого полицейского поста и прибегнуть к защите закона. Это был единственный случай в жизни Краснова, когда он забыл, что из себя представляет законность буржуазных стран. За эту забывчивость ему пришлось немедленно поплатиться.
Итак, когда он заметил невозмутимую статую рослого полисмена на одном из уличных углов и с криком бросился к ней, эта статуя решительно вынула револьвер и предложила ему не скандалить, а проходить своей дорогой. Преследователи уже нагоняли свою добычу. Крепко выругавшись, он бросился дальше, в то время как констебль начал спокойно раскуривать трубку. Ему было строго приказано не вмешиваться в дела такого рода.
Именно тогда Краснов почувствовал, до чего он беззащитен, и именно тогда решил прибегнуть к помощи оружия. Добежав до фонаря, он вдруг обернулся и выстрелил в самое лицо передовому преследователю.
Но, кроме своих остальных хороших и плохих качеств, Уот обладал еще прекрасным зрением. В самый последний момент, уже опуская кулак, он увидел, что от прежних крепких пут пленника остались какие-то жалкие обрезки. Он отдернул руку, нащупывая другой рукой ручку револьвера в кармане балахона.
Поздно! Нога Краснова выпрямилась подобно стальному рычагу и, описав в воздухе короткую кривую, мягко вошла в живот вошедшего. Без звука Уот дернулся вперед, уткнувшись головой в шершавый каменный пол. А когда второй из исполнителей вошел в комнату, его недоумевающее, испуганное лицо, скрытое белой маской, наткнулось на неподвижное злое дуло револьвера.
— Этим вы должны были сковать меня? — таков был первый вопрос Краснова, когда палач, под угрозой револьвера, покорно вошел в комнату и запер за собой тяжелую дверь.
— Слышите, о чем я спрашиваю? Вы должны были заковать меня в эти цепи и развести надо мной огонь?