Вот по ложбинкам побежали, забулькали ручейки, раскисли дороги, и по ним важно разгуливают чёрные, белоносые грачи. Вот в полях, по буграм, на припёке показались первые проталины, запели над ними жаворонки. Это и есть моё самое любимое время года – пробуждение земли, её первая улыбка солнцу.
Люблю в эту пору надеть не шубу, а лёгкую охотничью куртку, высокие сапоги и пойти побродить за город.
Иду, не стесняясь, прямо по грязи, по лужам, а потом сажусь где-нибудь у обочины дороги на сваленные брёвна или на кучу камней, снимаю шапку и подставляю лицо горячему апрельскому солнцу.
– Какой вы чёрный, наверное, только что с юга? – спрашивают после такой прогулки знакомые.
– Нет, юг сегодня сам ко мне приезжал, – отвечаю я.
Знакомые удивляются, не могут понять, в чём дело, ну и пусть!
А ещё знаете, ребята, что я люблю весною делать? Пускать с детворой по ручьям бумажные кораблики. Пускаю их, и вспоминается мне то далёкое время, когда я сам был таким же вот малышом. Я даже стихи написал об этом:
Да, счастливое время жизни – детство, и счастливое время года – весна. Только вспомню о них, и передо мной, как наяву, встаёт наш крохотный городок, весь залитый весенним солнцем. Блестят окошки, крыши домов; весь городок выглядит таким нарядным, весёлым!
Зато под ногами – сплошная грязь, сплошной кисель из тающего снега, ни пройти ни проехать.
Взрослые сердятся, ругают весну, ждут не дождутся, когда же сойдёт весь снег и земля просохнет. Но для нас, ребятишек, это самое хорошее время.
Только, бывало, выбежишь из дома во двор, так и пахнёт в лицо свежим весенним духом. И какой это расчудесный дух: пахнет тающим снегом, размокшей землёй, конским навозцем и сохнущими тёплыми крышами тоже попахивает.
От одного этого духа уже замирает сердце. Так бы и полетел над землёй прочь из города, туда, где пестреют проталинами оживающие поля. Но лететь над землёй в тёплой ватной куртке, в глубоких резиновых калошах, да ещё не имея крыльев, увы, никак невозможно. Над землёй – невозможно, зато пролететь по земле, да так пролететь, чтобы брызги кругом выше головы взвивались, это не только возможно, но просто необходимо.
Пускай и штаны, и куртка, и даже шапка на голове – всё будет мокрым-мокро, пускай дома под вечер мама всплеснёт руками и только ахнет: «Ну и хорош, хоть выжми! – и сурово добавит: – Завтра весь день будешь дома сидеть!» Пускай случится всё это, но только потом, под вечер. А сейчас, пока так ярко светит солнце, пока кругом по канавкам журчат ручейки, времени терять нечего. Скорее за дело!
Во всех карманах уже заранее напихана белая бумага. Остаётся только аккуратно оторвать от неё четырёхугольный листочек, перегнуть его несколько раз по строго продуманному плану, потом взять за уголки – раз, два… потянул – вот и получился белый кораблик. Пустишь его на воду и любуешься, как мутные волны весеннего ручейка подхватят твоё судёнышко, подхватят и понесут.
Ой, сколько радости! Бежишь рядом по грязи, стараешься не отстать от кораблика. В руках длинная палка. Ею надо вовремя ловко подправить судно, чтобы оно не наскочило на мель или на каменную скалу. Тут уж не зевай, смотри в оба, ведь ты одновременно и рулевой, и капитан. Не усмотрел – конец. Судёнышко опрокинулось, его захлестнула вода. Теперь ты уже не капитан, а спасательная команда. Концом той же палки подхватываешь потерпевший аварию корабль и ловко выбрасываешь на берег. Правда, восстановить судно невозможно: его корпус совсем размок, раскис, но это и не важно. Важно, что корабль спасён, благополучно доставлен на берег. А взамен его через минуту будет готов уже другой. И снова спуск судна на воду, стремительный бег по волнам, подводные рифы, крушение. И вновь спасательная команда, не щадя сил и собственного обмундирования, спешит на помощь погибающим.
Ну разве при такой адской работе есть время думать о каких-то штанах, башмаках, калошах?! А вот мама этого никак понять не хочет и грозит, пока не подсохнут улицы, совсем из дому не выпускать. Впрочем, это только одни угрозы. За вечер, за ночь одежда высохнет и даже нагреется у жаркой печи. А мама за это же время немножко остынет от гнева и утром снова пустит гулять. Правда, перед гуляньем она берёт с меня слово, что я даже близко к ручьям и лужам не подойду.
Слово, конечно, даёшь и даже веришь сам, что его не нарушишь. Но разве удержишься перед соблазном?!
Сначала решаешь пустить только один кораблик и полюбоваться на него только издали. Потом – ещё один. А потом незаметно для себя увлечёшься – и бултых по колено в воду! Ну, тут уже всё равно, терять теперь больше нечего, да и как говорится в пословице: «На миру и смерть красна!» Ведь все твои товарищи такие же мокрые, грязные, со всех хоть лопатою грязь скреби.
Стена и толстые, как деревья, столбы, поддерживавшие колёса, – всё было покрыто зелёными водорослями. Они свисали вниз, к самой воде, как длинные бороды.
Вдруг огромные колёса дрогнули и заворочались. Сначала медленно, потом быстрее, быстрее, и с них с шумом и плеском начали стекать целые потоки воды.
Вода под колёсами запенилась, словно закипела, и побежала через омут и дальше, по речке вниз, бурлящим, кипучим потоком.
Я всё это видел первый раз в жизни и не мог оторвать глаз от чудесного зрелища.
От мощных поворотов колёс вздрагивала вся мельница, и мне казалось, что вот-вот она тронется с места и поплывёт по реке, как пароход.
– Хорошо, что мельница начала работать, – сказал папа, – вода из-под колёс пошла: в это время и рыба веселее ходит и на удочку лучше берёт. Надевай скорей червяка, начинай ловить.
Мы размотали удочки и закинули.
Возле нашего берега в заливчике вода, загороженная кустами ивняка, стояла спокойная.
Я сидел рядом с папой и внимательно смотрел на поплавки. А они тихо лежали на поверхности воды. Какие-то комарики, мошки весело толпились в воздухе над поплавками, постоянно присаживаясь на них и вновь взлетая.
Но вот поплавок моей удочки будто ожил. Он слегка шевельнулся, пуская вокруг себя по воде круги; шевельнулся ещё и ещё раз, потом стал медленно погружаться в воду.
– Клюёт! Тащи! – взволнованно шепнул папа.
Я потащил. Ух как тяжело! Удилище согнулось в дугу, а леска, натянувшись как струна, так и резала воду.
– Не торопись, а то оборвёт! – волновался папа. – Дай я помогу – упустишь, крупная попалась.
Но я вцепился обеими руками в удилище и не отдавал его.
Сильная рыба, туго натянув леску, бросалась то в одну, то в другую сторону. Я никак не мог подтащить её к берегу. Наконец рыба показалась из глубины.
Я изо всех сил рванул удилище – раздался лёгкий треск, и в руках у меня остался обломанный конец. Другой конец вместе с поплавком и леской быстро понёсся по воде прочь от берега.
– Ушла, ушла! – завопил я и, забыв всё на свете, бросился за убегающим концом прямо в воду.
Папа едва успел схватить меня сзади за курточку:
– Утонешь! Глубина здесь!
Но я ничего не видел, кроме жёлтого бамбукового кончика удочки, который, разрезая воду, уходил всё дальше и дальше.
– Ушла, совсем ушла! – с отчаянием повторял я.
На мои вопли прибежала испуганная мама. Она тут же невдалеке собирала хворост для костра.
– Что, что случилось? – ещё издали спрашивала она.
– Не плачь, – успокаивал меня папа, – может, мы её ещё и поймаем.
Но я не верил. Слёзы так и текли из глаз, и мне казалось, что в целом свете нет человека несчастнее меня.
Наконец я немного успокоился.
Папа стоял на берегу и пристально вглядывался в противоположный конец омута.
– К кустам потащила. Только бы поближе к берегу подошла, – говорил он.
Я понял, что не всё ещё потеряно. И робкая надежда шевельнулась в душе.