— Я тебя предупреждала: Кольцов серьезный оппонент, — напомнила Юля.
— При чем тут Кольцов? — так и взорвался Кулешов. — Неужели не понятно, что меня специально столкнули лбом с Бочкаревым и Окуневым?
— Теперь понятно, — спокойно ответила Юля.
— А понятно, тогда что о нем говорить, — сразу вдруг успокоился Александр Петрович. — У Кольцова светлая голова. Это верно. И если бы мы только начинали работы над проектом, к его замечаниям непременно стоило бы прислушаться. А теперь, когда уже затрачено столько сил и средств, коренная перестройка схемы совершенно нерентабельна, и надо идти до конца уже выбранным путем. И поймите, никогда не было и не будет абсолютно законченных изобретений. Даже то, что уже сделано и надежно служит нам веками, можно доделывать и переделывать десятки раз. И почему я должен это всем объяснять? Вы что, с луны свалились? — снова начал закипать Кулешов.
Глава 21
Временный пропуск Кольцова еще действовал, и Сергей в назначенное время появился в приемной генерала. Ачкасов встретил его доброй, приветливой улыбкой. Он, как и при первой встрече в этом кабинете, усадил Кольцова за стол, сел рядом с ним и, потирая руки, что у него служило выражением хорошего настроения, проговорил:
— Не могу не поблагодарить вас, дорогой Сергей Дмитриевич, еще раз. Держались молодцом и отлично выдержали экзамен на аттестат ученой зрелости. Вы даже не подозреваете, какую большую работу проделали мы с вами! Волновались?
— Было, — признался Кольцов. — А больше злился.
Ачкасов добродушно рассмеялся.
Кольцов чувствовал себя с генералом очень свободно, во всяком случае, куда свободнее, чем, допустим, с Фоминым или даже Семиным. И потому сейчас откровенно спросил:
— Примут они мои поправки?
— По всему видно — придется. Хотя не берусь предсказывать, в какой мере.
— Мера одна! — даже оторопел Кольцов. — Всю схему надо строить на «дельте». Это же ясно!
— Кому?
— Мне. Вам. Разве вам не ясно?
— Сергей Дмитриевич, чтобы дать обратный ход, даже автомобиль хоть на минуту надо остановить. А в данном случае возвращать почти на исходные позиции придется целый коллектив солидных людей, с их учеными званиями, с их характерами, самолюбием, упрямством, с их правами на авторский приоритет.
— Но при чем все это? Ведь нужна «Сова», а не амбиции, не дипломы и не премии! — горячо заспорил Кольцов.
— И они говорят, что нужна «Сова». И искренне стараются ее сделать. И я не могу, не имею морального права им не верить! — возразил Ачкасов.
— Но ведь вы видите, что они топчутся на месте. Они зашли в тупик. Вы же сами говорили, что и этот образец «Совы» следует рассматривать лишь как промежуточный.
— Согласен.
— Значит, все надо переделывать. Решительно! Смело!
— А вот в этом, повторяю, я не уверен, — вздохнул Ачкасов. — Вы доказали, что у них плохо. Но вы еще не доказали, что у нас хорошо. Вы хотите, чтобы я незамедлительно принял вашу сторону. Но ведь это не делается нажатием кнопки. Можно в космос послать одним пальцем то, что сто КБ делали десять лет. Но можно десять лет давить на сто кнопок и ни из одного КБ не выдавить ни одной дельной мысли. За тем, Сергей Дмитриевич, что мы включаем в план разработок и на что выделяем средства, стоит огромная предварительная исследовательская работа. У них, время сказать, она проделана. И они уже дали прибор с широким, почти панорамным обзором. Вы же, не обижайтесь на меня, сделали лишь заявку. А заявка, как утверждают люди творческие, всего лишь предчувствие сюжета. Пред-чув-стви-е! — повторил он по слогам. — Так-то.
— Значит, практическая польза от всей этой затеи равна нулю? — понурившись, спросил Кольцов.
— Ни в коем случае, — откинулся на спинку стула Ачкасов. Но прежде чем начать объяснять пристально посмотрел куда-то в окно. Заговорил он медленно, с раздумьем и начал издалека: — Поймите меня, Сергей Дмитриевич, правильно. В данном случае мы провели с вами такую реакцию, в результате которой побочные продукты оказались важнее главного. Больше того, если хотите, мы с вами с самого начала стремились получить эти продукты разными. Вас, естественно, интересовало то, о чем вы и спросили меня: будет ли схема «Совы» преобразована по принципу, предложенному вами? Меня же, буду с вами совершенно откровенным, больше всего интересовали те споры и разговоры, которые возникли после разбора. Да! В работе над прибором явно началось топтание на месте. А это значит, что то направление, в котором эти работы велись и которое до сих пор считалось главным, на самом деле оказалось ошибочным или частично ошибочным. Но доказать это людям, свято в него верящим, по сути дела открывшим его, не так-то просто. Тем более когда у этих людей в руках вся власть. Но доказывать надо. Этого требуют интересы дела. И мы доказали. Мы организовали спор. И в нем родилась нужная делу истина. Конечно, я мог бы сделать все иначе: обсудить, скажем, вопрос на служебном совещании. Или поставить его на повестку дня партийного собрания. Не сомневаюсь, что коммунисты КБ дали бы сложившейся ситуации принципиальную оценку. Но мы с вами нашли, как мне кажется, более удачный метод завязать полемику — устроили разбор. Причем на высоком научном уровне. И вот результат: в конце концов в полный голос высказались те люди, с мнением которых в свое время руководство КБ не посчиталось. А именно они, их предложения помогут сдвинуть дело с мертвой точки. Одним словом, мы бросили камень в огород Кулешова. И он это понял. При всем уважении к Александру Петровичу как-то надо было несколько унять его администраторский пыл, который явно стал вредить делу.
Кольцов вспомнил, как Ачкасов внимательно прислушивался к каждому слову Окунева и Бочкарева. Он даже что-то записывал. Как сердито встречал взглядом каждого поднимавшегося из-за стола Кулешов. И как бесстрастно смотрела на все это Юля. Будто ей было совершенно безразлично все, что происходило в комнате технического совета. Вспомнилось все это Кольцову очень четко. Но думал он сейчас совсем о другом. Откровенность Ачкасова была ему приятна. Он даже в какой-то мере был удивлен ею. И в то же время, Кольцов это почувствовал, о чем-то главном генерал ему не сказал. Все, что казалось Кольцову ясным как божий день, простым и само собой разумеющимся, в словах Ачкасова почему-то обретало неопределенность. Генерал явно чего-то не договаривал. Он не отрицал, что предложенные Кольцовым поправки будут приняты. И вместе с тем не высказывался по этому поводу с твердой уверенностью. Кольцову, бесспорно, было бы приятно знать, что предложенный Верховским и исследованный им, пусть неполно, пусть лишь в основном направлении, вариант «дельты» КБ берет на вооружение. Но, в общем-то, для него это было не так уж важно. И волновало его совсем другое. А именно то дело, та работа, которую он начал в части и вел самостоятельно уже более двух лет. Во время их первой беседы Ачкасов высказал о ней совершенно определенное мнение. Ему все это показалось очень и очень интересным. Он просил никому об этой работе не говорить. Обещал позднее обязательно вернуться к этой теме и уже тогда обсудить все подробности. Но время шло. Кольцов проработал в Москве больше месяца. С Ачкасовым они встречались несколько раз. Но генерал как будто забыл и о тетрадке, которую, кстати, так до сих пор и держал у себя, и о своем намерении все обсудить и обо всем поговорить. Забыл? Или не хотел? Забыл — вряд ли. Не таким он был человеком. Значит, не хотел. Но почему? Что изменилось в его намерениях? Настроение у Кольцова сразу упало.
— Ну а какие у вас ближайшие планы? — неожиданно сменил тему разговора Ачкасов.
Кольцов не сразу оторвался от своих мыслей. А когда понял наконец, о чем спрашивает его генерал, ответил безо всякого энтузиазма:
— Надо в часть возвращаться. Там проверка на носу. На воскресенье заскочу к старикам, благо они тут недалеко, проведаю их, а в понедельник — в полк. В отпуске еще не был…
О предстоящей встрече с Верховским он решил Ачкасову не говорить. В конце концов, теперь это было уже его личное дело.
— Значит, еще собираетесь и отдыхать? — уточнил Ачкасов.
— Так точно. Положено.
— Положено, — подтвердил Ачкасов и заговорил вдруг о том, что наша армия омолаживается. Ветераны уходят в запас. На их место приходят молодые специалисты. Но кто они? Какие? Армия ни на минуту не может быть слабее. Молодежь должна быть лучше, грамотнее тех, кто уходит.
Они разговаривали еще долго. Но теперь Ачкасов больше спрашивал. Его интересовало, как Кольцова встретил Верховский, насколько академику понравился проект вообще.
— Вы, кажется, рассказывали, что Владислав Андреевич давно приглашал вас в аспирантуру? — пытливо поглядел на Кольцова, спросил генерал.
— А с чем бы я к нему пришел? — спокойно выдержал этот взгляд Кольцов. — С тем, с чем он выпустил меня из университета? С теми же формулами и выводами из учебника академика Верховского? На такой основе настоящего контакта у нас с ним никогда бы не получилось. Уж кого-кого, а Владислава Андреевича я изучил достаточно. Хоть сам он любит менять рубашки каждый день, ему больше по душе люди, которые в робе. Вот если бы я теперь к нему пришел — это другое дело. Я уже вдоволь накопался и в инфракрасной технике, и в телевидении, и…
— А зачем вам теперь к нему идти? — даже не дал договорить Кольцову Ачкасов.
— Да нет, я не пойду. Разошлись наши пути. Он ведь чистый теоретик. А меня все больше и больше тянет к практике, — признался Кольцов. И, подумав, добавил: — Хотя работать под началом Владислава Андреевича — это, конечно, великое благо.
— Значит, все-таки мысль о возвращении к Верховскому не исключается? — снова спросил Ачкасов.
— Так, наверное, это было бы и неправильно, — пожал плечами Кольцов.
Они попрощались. Кольцов сдал все числящиеся за ним чертежи и книги, свой временный пропуск и вышел на улицу.
Дул холодный, с мелким дождем, ветер. Лужи на асфальте подернуло рябью. За рекой сквозь серую пелену угрюмо чернел сад. Кольцов зябко поежился и направился к станции метро. Беседа оставила у него впечатление явной незаконченности. О чем-то самом главном, как теперь уже точно представлялось Кольцову, Ачкасов говорить так и не стал. А что могло быть этим главным, сам Кольцов не знал и не догадывался.
Глава 22
В четверг Сергей, как и намеревался, с утра начал разыскивать Верховского. Но найти его оказалось не так-то просто. В университете он в тот день не появлялся. Искать его пришлось там, где он консультировал работы. Но и там он показывался ненадолго. Отыскал его Сергей в вычислительном центре. Рабочий день уже заканчивался, и Сергей чувствовал, что беспокоить академика в это время по своему вопросу не совсем даже удобно. И хотел узнать у секретаря лишь одно: будет ли академик в центре завтра? Но секретарь, судя по голосу, уже немолодая женщина, выслушав Кольцова, ответила совершенно неожиданно:
— А вот он рядом, передаю трубку.
И почти тотчас Сергей услыхал знакомый голос:
— Я вас слушаю.
Сергей поздоровался и извинился за то, что оторвал Верховского от дела.
— Никаких дел. Мы тут курим, — успокоил его академик, — Вы готовы со мной встретиться?
— Если вы не очень устали, хотя бы на полчаса…
— Можно и больше.
— Когда прикажете?
— Ах! — добродушно крякнул Верховский. — Даже со мной не можете разговаривать по-человечески. Вы сами-то чем сейчас заняты?
— Ничем…
— Вот и приходите сюда, — быстро решил проблему Верховский. — Знаете, как добраться?
— Конечно!
— Когда будете?
— Минут через двадцать.
— Встретимся у главного входа.
Положив трубку, Сергей задумался: брать или не брать с собой хотя бы некоторые расчеты? С одной стороны, они, бесспорно, были бы ему нужны. А с другой — Верховский ведь так и не назвал место, где собирался беседовать со своим подопечным. Сергей знал по опыту, беседа может пройти и в прямом смысле на ходу. И тогда кому они будут нужны, эти расчеты? Но в конце концов решил кое-что взять.
Ему посчастливилось. Он поймал такси и скоро очутился у здания центра.
Время, назначенное Сергеем, уже истекло, и академик, Сергей знал его аккуратность, должен был появиться в дверях вестибюля вот-вот. Желая хоть на минуту опередить его, Сергей поспешил на широкую каменную лестницу. Он прошел через вход в ограде и сразу же увидел через застекленные двери Верховского. А пока тот спускался по лестнице, успел хорошенько рассмотреть его. Академик был одет в светлый костюм. Обут в модные туфли. Через его левую руку перекинут легкий плащ. Он двигался живо, словно и не было ему семидесяти лет. Модный, ладно подогнанный по фигуре костюм молодил его. И в то же время от Сергея не укрылось, что Верховский выглядит не так бодро, как обычно.
«Значит, устал. Прав я был. Не следовало напрашиваться» — подумал Кольцов и услыхал приветливый голос Верховского:
— Вы уже тут? Прекрасно, ну как, готовы спорить со своим бюро?
— Перед КБ я уже отчитался.
— Вы хотите сказать, что уже выступили с разбором?
— Так точно.
— Ну и ну! — удивленно улыбнулся Верховский. А гулять вы любите?
— В каком смысле?
— Передвигаться пешком. Ни на машине, ни на катере, а именно на своих двоих. Причем не только в лесу, а и по городу. И даже по коридорам, по лестницам. В наше время прогулкой, вероятно, следует считать все, кроме сидения на стуле. Так вы как?
— Я хожу очень много.
— В таком случае проводите меня до дому. Я живу на Ленинском, там, где Нескучный сад.
Кольцов прикинул расстояние и понял, что в его распоряжении есть минут сорок.
— Как же вы им докладывали? Не растерзали они вас? — спросил Верховский.
Кольцов не торопясь начал рассказывать. Он никого не выделял и вообще не называл фамилий, он говорил исключительно о том, вокруг чего шел спор, о том, как сотрудники КБ принимали его сообщения в начале и как отнеслись к нему потом, когда он, сославшись на консультацию академика, перешел к обоснованию варианта «дельты». Он так увлекся этим рассказом, что совсем перестал следить за тем, а интересует ли это Верховского. А когда в конце концов взглянул на него, то малость даже опешил. Верховский, казалось, уже давно не слушает его и весь погружен в какие-то собственные мысли. Но Сергей ошибся. Едва он замолчал, соображая, как же снова завладеть вниманием ученого, как Верховский сам подтолкнул его:
— Продолжайте, продолжайте. Пока мне все нравится. Только почему вы не рассказываете, как нашли это обоснование? Пришлось попыхтеть?
— Было дело, — не стал кривить душой Кольцов. — Чуть снова помощи у вас не запросил. А потом все же разобрался, что к чему.
Они пересекли Ленинский проспект и шли дворами между домами и парком.
— И вы могли бы показать мне, что у вас получилось? — спросил Верховский.
Кольцов с облегчением подумал о том, что захватил с собой нужные записи. Но, прежде чем достать и показать их академику, тоже спросил:
— Вы будете смотреть прямо здесь?
— А почему бы и нет?
— Пожалуйста…
Верховский взял из рук Кольцова небольшой плотный лист ватмана, сверху донизу исписанный формулами и, просмотрев их, остановился.
— А ведь не так, как у меня было, — не то с упреком, не то с удовлетворением заметил он.
— Я в точности восстановил и ваш путь. Но воспроизвести его в металле было бы очень трудно. Прибор получился бы в прямом смысле золотой. Поэтому кое-где пришлось идти по пути упрощения, — объяснил Кольцов.
— А я вас и не упрекаю, — поспешил заверить его Верховский. — Вы поступили совершенно правильно. В вашей прозорливости я не сомневался никогда. Но теперь я наконец понял, почему ваше сообщение КБ встретило в штыки. Вы же этим своим предложением крест-накрест перечеркнули их собственную схему. Вы об этом подумали?
— А какое это имеет значение? Я точно так же и там сказал: ведь нужен прибор, а не амбиции…