Виктория, конечно, не Невельская, и при всем ее специальном и серьезном образовании до Ленки ей далеко — не так глубоко в теме, не до деталей ремесленных и мастерства, да к тому же она специализировалась на европейской мебели, к которой относилась и русская мебель того конкретного периода.
Но Невельскую Денис тогда не знал, а общаться с человеком, знающим предмет твоих интересов и не из числа коллег, ему было интересно и приятно, тем более она не пугала его кокетством или напором определенной направленности. Мило, приятно, без намеков на более близкое знакомство.
Денис расслабился и отзывался на любое предложение о следующем дружеском свидании, даже один раз привез ее к себе в дом, удовлетворив просьбу Виктории показать мебель своей частной коллекции. Осмотр прошел на высшем уровне — тщательный. От прихожей до мансарды третьего этажа, дружески, профессионально, экскурсионно, не более.
Но почти сразу после этого ее посещения, буквально через пару дней, они оказались в постели. Без переломов, без особых моментов, как правило сопутствующих таким переменам. Обыденно как-то.
После одной из кафешно-разговорных встреч Виктория сказала без жеманства и игрищ в страсти:
— Денис, мне думается, что нам пора двигаться дальше. Мы друг другу нравимся, нас объединяет общность интересов, это хорошая основа для дальнейших отношений.
Разговор происходил у него в машине, когда он подвозил ее домой. Выслушав, Арбенин молча поменял маршрут и привез ее к себе за город.
Руки его Викторию не раздражали, она только попросила: «Вот здесь и здесь не трогать, мне щекотно», а увечье ноги в ту ночь она не заметила. И еще долго не замечала.
Через неделю перебралась с вещами к Денису в дом, активно взялась было за переустройство жилья. Он попросил ничего не менять.
— Я ж искусствовед, Денечка, мне виднее, как должно быть. У тебя композиции в комнатах плохо продуманы, да и общая обстановка не выдержана в единой концепции.
— Мне так удобно, — окончательно и бесповоротно утвердил Арбенин.
Виктория отступила, нашла иное применение талантам.
Гости.
Разные «нужные» люди, целая армия неисчислимая ее друзей бесконечных, второй и третий этажи гудели месяцами, как потревоженный улей. Это Виктория придумала домашний кинотеатр, и фильмотеку собрала богатую, и уговорила Дениса построить баню.
За баню, кстати, отдельное ей большое арбенинское спасибо.
Странно, но, прожив с ним несколько месяцев, она так ни разу и не обратила внимания на его хромоту и не заметила увечья, притом что сексом они занимались много и часто.
Это потом, гораздо позже Денис понял, что по большому счету был ей безразличен и неинтересен. Виктории интересна была только она сама, ее желания, и она примеряла новую жизнь на себя, обустраивалась в ней, вполне довольная своим материальным и социальным статусом, значительно, на порядки поднявшимся именно благодаря тому, что Виктория теперь считалась подругой, женой Арбенина.
Денис разобрался бы в ней, в ее расчетах, интересах, расщелкал бы все ее заходы, да не до этих дел ему стало.
Виктория понравилась его родителям и теперь в его «субботы» всегда ездила с ним, мило щебетала с мамой, выказывала «уважуху» отцу.
А вот Михаилу Захаровичу не нравилась совсем.
— Я знавал ее батеньку. Хитрый такой хорек, расчетливый. И эта такая же, только лучше умеет скрывать.
И первый раз Арбенин не послушал своего наставника. Послушал, но значения его словам не придал.
Володарский стал побаливать, кашлять недобро, почти отошел от дел. Денис старался почаще забирать его к себе, присмотреть, подлечить, и воздух тут замечательный «продышаться», да и дело под боком, а без дела Михаил Захарович не мог.
Ворчал старый мастер, что дома ему сподручней, но от заботы не отказывался, принимал благодарно. Но самым весомым аргументом пожить вместе стало то, что Денис делал «Россиниаду», такое старик пропустить не мог.
Виктория недовольно морщилась постоянному присутствию Михаила Захаровича в доме, но недовольство свое не озвучивала, держала при себе. А Денис ничего не замечал, с головой уйдя в дело, все музыку дерева слушал. Они с Володарским и дома-то почти не появлялись, лишь поспать, а что там делала Виктория в это время, он не интересовался.
Хотя и раздражался постоянно, не находя спокойствия необходимого в доме, вечно кто-то шастал наверху и во дворе.
— Кто у нас? — спрашивал недовольно.
— Это… — И шло перечисление «близких и замечательных» друзей.
Родители Дениса, не большие любители загородного отдыха, и раньше приезжали к нему в основном летом да на Новый год и дни рождения, а тогда и вовсе перестали стараниями Виктории. «Ой, к нам приехали те-то, и свободных комнат нет».
Денис заводился недовольством, требовал никого не приглашать, хотя бы до тех пор, пока он не закончит работу, Виктория обещала, но наутро он обязательно сталкивался с гостями в кухне.
Отмалчивался. Работал.
И настал великий и значимый день, когда Арбенин закончил свою «Россиниаду». Михаил Захарович посмотрел, всплакнул, испугав Дениса.
— Ну вот, Денис Васильевич, ты и превзошел своего учителя! — торжественно, со слезами, поблескивающими в глазах, объявил Володарский. — Теперь мне настал черед у тебя учиться!
И в тот же вечер потребовал отвезти его домой, а перед дверью своей квартиры попросил Дениса остаться в Москве на пару дней, не уезжать — у него дела задуманы важные.
«Задуманными делами» оказалось завещание. Он позвал рано поутру Дениса к себе и распорядился:
— Так, Денис Васильевич, забери-ка ты себе этот шкафчик и софу.
— Да зачем, Михал Захарыч? — сопротивлялся Денис.
— Я решил! — ответил Володарский. — Через два часа юрист придет, нам еще многое надо успеть!
Он трепетно передал Денису в руки три толстые тетрадки с подробным описанием за многие годы, для кого, когда и какие работы делал, имена и фамилии, координаты постоянных клиентов и «нужных» людей.
— Это передаю тебе для работы. Тебе — настоящие, а для сыновей я другие сварганил, где записал, что ты на меня работал и что многое, по незнанию своему ученическому, мне отдавал, мол, ничего тебе от нашей совместной работы не перепало, только зарплата, да и та не вся. Мои войну начнут, ты не при делах будешь, решат, что лошок Арбенин. Я кое-где по дому денежку попрячу небольшую, чтоб нашли, порадовались, а вот это тебе. — И он протянул Денису в руки большую, тяжелую матерчатую сумку.
Денис расстегнул «молнию», извлек содержимое и обалдел! Старинный инструмент для работы краснодеревщика, цены которому не было и быть не могло, и большая, тяжеленная катушка золотой проволоки.
— Раньше тебе не говорил и не показывал, — торжественно произнес Михаил Захарович. — Для этого дня берег, когда ты превзойдешь меня в мастерстве! Знал, что ты поталантливее старого Володарского, вот и ждал!
— Нет, Михал Захарыч, нет, — отказывался от всего сразу Денис, пораженный до глубины души. — Мне вас и не догнать, и не постичь никогда! И это же богатство невероятное, у вас же сыновья!
— Сыновей своих люблю, но им не сосчитать и не понять истинной ценности этого. Продадут за деньги, да и все! А это другое. Не деньги. Мне инструмент от учителя моего достался, а ему от деда, и точнее и ладнее инструмента нет, при всех современных технологиях! Он тебе как раз по руке будет, у Сафрона Лазаревича и деда его рука большая была, сильная, как у тебя. И проволока эта знатная, в ней золото особой пробы, сейчас тоже не сыщешь такую. Будешь вещь какую великую, любимую делать, пустишь, в память о Володарском, мне, старику, приятно будет. И еще скажу тебе, Денис Васильевич, напутственное слово. Ты о себе перестань как о калеке ущербном думать, Виктории этой особо не доверяйся. Гнать не гони, что ж одному бирюковать, но женщину свою жди и ищи. Придет к тебе, как Катерина моя ко мне, негаданно! Ну, это я так, по-стариковски, — улыбнулся мудрой, грустной улыбкой Володарский и неожиданно хитро подмигнул: — Ну, иди, сейчас юрист придет, опись моего имущества делать и завещание составлять.
— Михал Захарыч, ты меня не пугай! — взмолился Денис. — Ты что, помирать собрался?
— Нет, — успокаивающе похлопал Дениса по плечу Володарский. — От дел хочу отойти, так, поделывать помаленьку для души. Из московской мастерской меня никто не гонит, ценят. Ее уж иным передали, да я у них как мамонт почетный. Попросили парнишку одного в ученики взять. Хороший парнишка, да Бог таланту не дал, но к ремеслу охоч. Поучу еще. Ты приезжай, навещай старика, к тебе уж не поеду, тяжело мне.
С тем и отправил из квартиры, заспешив, чтоб, значит, с юристом Денис не столкнулся, «а то этот прохиндей все моим доложит!».
Через неделю Михаил Захарович Володарский умер, на семьдесят девятом году жизни, за своим рабочим столом в мастерской. Остановилось сердце.
Денис проживал такое тяжкое горе, невосполнимую потерю, сердце плакало, плакало и болело…
— Как жаль! — вздохнула Виктория. — Эпоха ушла! Великий Володарский! — Похлопала сочувствующе Арбенина по плечу и по-деловому поинтересовалась: — Когда похороны? Где? Надо своих обзвонить.
Он не сказал ей ничего, не мог, боялся, наговорит всякого или выгонит к черту!
Уехал в Москву. Заперся в квартире. Мама звонила, вздыхала:
— Денечка, мы с отцом так тебе сочувствуем! Ну что ж тут поделаешь, возраст.
Он ответил еще на несколько звонков, односложно, стараясь отделаться побыстрей от звонивших. А потом и вовсе отключил все телефоны.
Пролежал полночи, проживая боль утраты, как сиротство, провалился в сон, в котором улыбался ему Михаил Захарович да подбадривал:
— Да ну, Дениска, не беда! Присмотрю за тобой, не думай, не брошу!
Денис подскочил на кровати, разбуженный звонком в дверь с колотящимся сердцем, посмотрел на будильник — шесть ноль пять утра.
Кого там?
Распахнул дверь с единственной целью — погнать взашей!
Вадим. Уставший, умотанный, с щетиной суточной на щеках и ввалившимися глазами, отодвинув замершего на пороге Дениса, ввалился в квартиру.
— Из Красноярска летел. Хрен знает что, рейс прямой только утром, пришлось тащиться через чертовы кулички с пересадкой!
Стягивая с себя дубленку, разуваясь, доставая тапочки из тумбочки, не останавливаясь, говорил он. Повернулся к Денису, у которого ком в горле застрял от благодарности, и совсем другим тоном, откинув треп:
— Привет, братан!
Они, хлопнув ладонями в рукопожатии, обнялись, постояли.
Суетно бесполезные вопросы «Как ты?», или совет типа «Держись», или сочувствие, выражаемое словами пустыми, были для этих мужчин так же нелепы и невозможны, как верблюд на вершине Эвереста.
— Знаю, помянуть у тебя нечем, с собой привез, — проходя в кухню, известил Вадим.
Он ни о чем не расспрашивал, не произносил печальных слов утешения, рассказывал о делах, бизнесе, занесшем его в Красноярск, пока они в четыре руки накрывали на стол.
Сели. Денис поминать «батю» водой не стал, сердцем поминал, Вадим поднял рюмку:
— Светлая память! — и хлопнул.
Принялся есть с аппетитом, не переставая что-то рассказывать, про жену новую — на свадьбе Арбенин присутствовал, женщина ему понравилась. Может, в этом браке Вадим остепенится? Про дочь, большую уже, с претензиями, так бы и продолжил болтать, но его прервал звонок в дверь.
— Это Санек, теперь все в сборе! — другим, не балабольным тоном сообщил Вадим.
Сашка прилетел из Питера, где находился по делам службы, — уж как смог вырваться, неизвестно.
Только они двое знали и понимали, кого потерял Денис и что сейчас переживает.
Только они.
Похороны прошли помпезно, с размахом, с присутствием известных людей, представителя Министерства культуры, медийных личностей, с пафосными речами над гробом, с «горестными» лицами сыновей, принимавших соболезнования известных людей.
Виктория, в продуманном темном наряде, черном ажурном платке, все тащила Дениса в первые ряды и настаивала, отчитывала шепотом и сердилась, когда он отказался.
Арбенин стоял сзади всех, с двумя пурпурными розами и букетиком фиалок в руке. Михаил Захарович очень любил фиалки, Денис это знал и, обзвонив накануне множество цветочных салонов, нашел.
Арбенину мешали все эти люди, пришедшие в большинстве своем на «мероприятие» почти светское, себя продемонстрировать, они мешали ему проститься с родным человеком, и Виктория мешала, вызывая досаду. Она таки протиснулась вперед, оставив его одиноко стоять сзади.
Но просчиталась. Все коллеги, профессионалы и сведущие люди, подходили к Денису выразить свое искреннее сочувствие и сожаление по поводу ухода из жизни великого мастера. Они знали, кому именно надо его выражать и кто потерял больше, чем страна, и больше, чем их дело.
Виктория, заметив, что основное действие переместилось к Арбенину, вернулась, встала рядом, взяла его под локоть, когда уже большая часть значимых людей поговорили с Денисом и отошли, и представителя Министерства культуры пропустила и сильно досадовала.
Он отослал ее, когда все потянулись от свежей могилы, заваленной венками и цветами.
— Иди, подожди меня в машине.
Постоял, дождавшись, пока последние удаляющиеся по аллее спины не скрылись за поворотом, присел на корточки у могилы, разгреб немного местечка.
— Я тебе тут фиалочек твоих любимых, Михал Захарыч. — Помолчал, похлопал рукой по холодной земле могильного холмика. — Я не прощаюсь, ты присматривать обещал.
И показалось Денису, что с фотографии на временном кресте подмигнул ему лукаво его учитель.
На поминках он отметился, выдержал полчаса, понимая, что ему сейчас, как ученику, дадут слово, а он не может и не собирается говорить этим людям ничего. Это их с Михаилом Захаровичем личные дела и разговоры.
И ушел, проигнорировав очередное недовольное поучение Виктории, и не позвал ее с собой — хочешь, оставайся.
Через полгода сунулся было к Арбенину юрист от братьев Володарских, сами не удосужили визитом. Молодой хамоватый адвокатишка приехал к Денису домой, хищно осмотрел обстановку, шаря по сторонам глазами, и изложил требования:
— Мои клиенты просят вас, господин Арбенин, подписать документ о том, что вы не будете претендовать ни на какую часть работ, сделанных совместно с их отцом, и добровольно отдадите процент от тех работ, которые остались в вашем личном распоряжении и были вами вдвоем с Михаилом Захаровичем сделаны.
Денис усмехнулся, вспомнив пророчество Володарского о дележе сыновьями его имущества.
— Вам надо обратиться к юристам Министерства культуры, — посоветовал он, — они вам подробно объяснят, за что и как мы получали с Володарским деньги и где именно находятся в данный момент те работы, которые мы реставрировали, и список музеев предоставят, и частных коллекционеров. Может, вы у них попросите процент?
Адвокатишка слегка стушевался, но бойцовых намерений не оставил:
— Да, но, судя по обстановке вашего дома, кое-что вы оставили себе? И к тому же ваши индивидуальные работы помогал делать Володарский, а записи о том, что вы с ним рассчитались за это, не найдены.
— Михаил Захарович был реставратором, никогда не занимался производством изделий и не принимал участие в моих работах. Если вам что-то непонятно — в Министерстве культуры, заодно вам все объяснят и об авторских правах. Если у господ Володарских есть вопросы, пожалуйста, мы можем их решить судебным порядком, там и подсчитаем все заработанные нами деньги и кто сколько и кому должен.
Адвокатишка труханул и в данном настроении был выдворен Денисом из дома. Более его никто не тревожил просьбами поделиться заработанным.
Он трудно переживал эту боль. Все ему хотелось позвонить, приехать, поговорить с учителем. Работал с трудом, Викторию рядом и не замечал почти, она ему даже мешала. И, надо же, именно в это время она обнаружила увечье его ноги.
— Как ужасно, Денис! — стараясь не смотреть, сказала она. — Ужасно, что ты так пострадал, я имею в виду! — поторопилась разъяснить. — Как это случилось?
— Взрыв, — коротко и безразлично ответил Денис.