— Ооо?!
Я отвечаю:
— Sorry!
Он улыбается и отрицательно мотает головой. Не простит? Гад! Мой сеньор помидор! Он не останавливается, он продолжает меня нацеловывать, он оживляет меня вновь, мои руки вновь тянутся к нему, я опять на его коже рассыпаюсь кончиками пальцев. Алекс крутит меня, трогает везде, целует везде, даже в задницу! Он тянется через меня в тумбочку, достаёт презерватив и баночку с кремом. Я буду участвовать! Выхватываю презерватив и сажусь перед его членом, растягиваю резинку, встряхиваю и умело надеваю на его рог, чмокаю в прорезиненную головку. Алекс стонет и валит меня на спину, задирает ноги — очень высоко, практически к нему на плечи — и смазывает задний проход. Очень много смазки, он легко входит внутрь пальцами и медленно их там поворачивает! Я замираю, напрягаюсь. Он тоже замирает, дует мне в лицо. И тихо, протяжно меня зовёт! Пробует моё имя разными интонациями:
— Фи-и-и-ил. Фи-и-и-ил? Фи-и-и-ил! Фил…
Я расслабляюсь, и он опять начинает мять пальцами анус, а правой рукой держит меня за член, в какой-то момент моё сознание отключилось, как мне хорошо от его рук! Он что-то шепчет, я не слышу, он дует в лицо, я улыбаюсь, я уже хотел крикнуть:
— Входи!
Но не понадобилось, он маленькими толчками стал продвигаться во мне, и не больно, вернее, больно не так, как я ожидал! Алекс смотрит на меня внимательно и нежно из-под моих же ног, толкается, двигается сначала очень медленно, а потом карие глаза обесцветились, и всё запестрело вокруг, мы кончили, заорав одновременно! У нас опять дуэт! Ах ты, кабальеро! Ах ты, ублюдок! Я же теперь останусь в Испании! Попрошу сексуального убежища! Есть такое?
Алекс отпустил со своих плеч мои ноги и вытянулся на мне! Спит, что ли? Нет, трётся о меня щекой, медленно-медленно. Потом долго изучающе смотрит на моё сонно-счастливое лицо. Опять тянется к тумбочке, достаёт сигарету и зажигалку, поднимается надо мной и пытается уйти курить на балкон! Нихрена! Не дам! Хватаю его за руку, и вновь он оказывается на мне! Забираю сигарету и зажигалку, приподнимаюсь над подушкой и прикуриваю сам, жадно вбирая в себя смолу. Дым тонкой струйкой в него! Интересно, тут сигнализация не сработает?
Алекс удивлён, но улыбается. Он устраивается рядом со мной, и мы курим одну сигарету на двоих, она гуляет от одних губ к другим, пепел стряхиваем в бокал, стоящий на тумбочке. Класс! Как хорошо не говорить! С девчонками (а это было уже) требовалось, во-первых, не заснуть и не закурить, ибо это почему-то их оскорбляет. Во-вторых, там нужно было спросить, участливо смотря в глаза: тебе было хорошо? В-третьих, во время самого секса подбирать правильные слова, а то девушка может подумать, что ты имя её забыл… Хм, бред! С Алексом ничего не надо говорить. Во-первых, не поймём друг друга, во-вторых, и так всё понятно. Мне было хорошо с ним, а ему со мной!
Потом Алекс хватает трубку отельного телефона и по-испански много говорит. Но я понял, он звонит в обслуживание номеров, заказывает вино. Нам приносят вино и орехи! Он наливает в один бокал и так же, как сигарету, мы по очереди выпиваем целую бутылку. Алекс кормит меня орешками, я облизываю его пальцы. Но ночь длинна, и мы занимаемся любовью ещё несколько раз, как будто не можем насытиться. Мой анус превратился в дышащую дыру! И плевать! Буду дырявым! Между сексом лежим друг на друге, разглядываем.
Я вожу указательным пальцем по его лицу, ногтем разделяю ресницы, причёсываю густые брови, шепчу:
— А-ле-хан-дро! Хм! Алехандро Каб-рос!
Он вдруг выгибает бровь, изумлён. Закрывает мне рот пальцами, цокает языком, мотает головой осуждающе. Что я такого сказал? Он не хочет, чтобы я вообще говорил? Ладно! Показываю, что я закрываю рот на замочек, и уже молча изучаю его ухо, шею, грудь…
Временами я проваливался в сон, но меня всегда будят, будят мой член и мою страсть… Мой кабальеро!
Уже утром Алекс разбудил меня ещё раз. Но в этот раз он был одет. Целует меня, перебирает мои волосы, смотрит внимательно и грустно мне в глаза. Я понял, ему надо уходить, куда? Неужели, так рано на работу? Но почему такая печаль? Алекс берёт меня за руку и снимает со среднего пальца серебряное кольцо в виде змеи. Со своего безымянного пальца снимает золотое кольцо с красным камнем. Надевает на меня, а мою змейку напяливает себе.
— Leave? — с ужасом спрашиваю я. Он кивает головой, и я вижу, что у двери стоит собранный чемоданчик на колёсиках! Как? Я начинаю задыхаться, в глазах что-то защипало! Он уткнулся лбом в мою грудь и просто сказал:
— I love you!
Резко встал, сунул какую-то карточку мне в руку. Пошёл к двери, поднял чемоданчик, повернулся и сказал:
— Прощай!
И его нет. Я сижу, голый, в его постели, с дырой в заднице, с перепачканными бёдрами, вокруг сигаретные пары, сжимаю карточку, по щекам катятся слёзы… А чего я хотел? Завтра нам с Ларой всё равно нужно было уезжать! Просто случилось так, что ему уезжать нужно было ещё раньше… Влюбился? Но ведь от этого не умирают! Может, он был прав, когда вечером сказал мне сначала «нет», когда не впускал к себе в номер? Он знал, что будет трудно расставаться, «расставание — это маленькая смерть». Стихи женские, но правда беспола. Что-то болезненно трепыхается и умирает во мне! Нужно вставать, идти к себе, а то сейчас придут номер убирать…
Встаю, ищу одежду. Неудобно одеваться с карточкой в руке. Что на ней? Визитка!
«Зав. юридическим отделом судоходной кампании «Северный путь»
Козлов Александр Борисович
телефон… адрес… е-мэйл…»
А ниже твёрдым почерком написано ручкой:
«If you are going to Russia, find me!»*
* Если будешь в России, найди меня! (англ.)
========== 8 часть ==========
Алекс
На ресепшен, не моргнув глазом, попросил, чтобы дали моему любовнику выспаться, а не шли сразу зачищать территорию. Администраторша открыла рот и покраснела от моего заявления. Хотя не уверен, что Фил останется в номере. Я ведь его разбудил, и он понял, я уезжаю совсем. Старался не смотреть ему в лицо, но всё равно заметил, как финик сник, в глазах у него заблестело, губы затряслись. И я побежал! Ещё бы чуть-чуть и… я не знаю, что бы можно было сделать? Сбежать вдвоём? Увезти его с собой в Барсу, а потом в Россию? Невозможно! Давит у меня в груди, воет в желудке, плохо мне.
Пепе сразу заметил моё состояние:
— Не спалось?
Я только кивнул. Старался поддерживать с ним беседу до аэропорта. На регистрации мы с Пепе расстались. Впереди Барселона. В самолёте поспать не удалось — времени слишком мало, да и состояние не сонное. Судорожно осмысливал шансы встретиться с Филом вновь. Он мне позвонит! Или напишет на электронку. Я же оставил визитку! Блин. Нужно было взять его номер и его почту, вдруг он не решится? Но ведь он решился уйти ко мне на целую ночь! Интересно, что он Ларе сказал? Он мне позвонит! Что я ему скажу? А он мне? М-м-м-м — это гудит голова в унисон с гулом мотора…
В Барселоне меня встретили, как старого друга. Я тут уже раз десять был, работал, друзей много. Каталонцы — не андалузцы, интеллигенция! Говорят тише, жесты контролируют, едят в меру и так откровенно не халтурят, не хитрят! Иметь с ними дело — одно удовольствие, тут никогда таких проблем, как в Малаге или Танжере, не было.
Остановился в самом центре на главной улице — Ла Рамбла, в современном и комфортном «Евростаре». Вечером ходил по готическому кварталу, вокруг площади Каталонии, обратно к порту. Но вся красота и весёлая суета туристического города не задевала меня. Финика хочу! Он не звонит! Может, он обиделся за что-то? Например, за то, что я не сказал ему раньше, что уезжаю. Может, ему Лара устроила сцену? Может, и не было сцены, просто он решил прекратить наши отношения, остаться с женой. Может, с сексом что-то не так? Нет, этого точно не может быть! Мы просто летали, ему не было больно, в его глазах было обожание. Хотя он меня почему-то «козлом» назвал! Выучил ведь испанское ругательство! И нежно так — «ка-аброс»! Дурачок! Он курил со мной, переводил дух от страсти, он изголодался за время акта, значит, всё нормально с сексом. Это наше совместное курение из одних рук, его рук, это наше распитие хереса из одних губ, моих губ! Оно связало нас накрепко, он не может не позвонить, он не может исчезнуть… Как же прекратить думать о нём?
Полночи ожидал звонка или письма на почту. Ничего нет.
На следующий день запланированное участие в конференции Ассоциации пароходства Европы, кульминация моей профессиональной миссии здесь. Мне приходится собирать себя из осколков измученного бессонницей сознания, выпиваю три кофе-соло без воды! Выступаю с докладом от нашего пароходства, изменив позиции с учётом новых правил. Умалчиваю о проблемах в Малаге (Пепе может спать спокойно). Отвечаю на неудобные вопросы о бесконечных таможенных проблемах, завожусь даже: я что, премьер-министр? Но выкрутился как-то… Думы о Филе заглохли на эти полдня. Но на фуршете вечером опять прорвало! Да ещё Сантори Унрикайве — наш партнёр в Финляндии — не отходил от меня, приглашал в Скандинавию отдохнуть, а то всё по работе и по работе! Обещал озёрную рыбалку в Купио, тихие отели, паром на норвежские фьорды, круиз на Аландские острова, велосипедные маршруты. И никакой африканской жары, обгорелых плеч, песка в трусах, тоскливой сиесты, газированных слабительных вин, толкотни и пота, великодержавного имперского снобизма времён Изабеллы и Фердинанда, бесконечных восхвалений Колумбу, Гауди, Гойя, Пикассо, Дали и футболу! Как точно он по Испании проехался! Да, пожалуй, отдыхать поеду на север, но в Финляндию ли? Вот, если бы он мне финика моего предложил вместо рыбалки и фьордов… Опять сжалось в грудине.
На ночь выпил снотворное. Телу надо спать, вырубило, но от снов не избавило. Бегал за фиником и не мог его догнать, искал его на каком-то рынке и не мог его узнать, пытался обнять его, но он ускользал… И опять Лёшка! Во сне бывшему другу удавалось догнать, узнать, обнять Фила, а я ревновал! Я кричал Лёхе: «Придурок! Не смей! Встретимся за школой, я отымею тебя! Я убью тебя! Ты не узнаешь себя, изуродую!» Но Лёшка не боялся, смеялся, брал Фила за талию и уходил… А я не мог проснуться. Только будильник спас меня от суицида во сне. Я ещё долго валялся в постели. Жалел себя. Думал о том, что надо найти Лёшку.
До Питера из Барселоны прямой рейс. Сразу с самолёта в офис, сдаю все командировочные документы, встречаюсь с генеральным, получаю похвалу и день на отдых. Пишу заявление на отпуск через две недели, прошу Леночку, из профсоюза, подобрать что-нибудь горящее по Скандинавии, прислать мне на «мыло».
— На двоих? С Нинель поедешь? — как-то робко спрашивает Ленка.
— Может и с Нинель…
— Саш, ты бы не планировал с ней никаких мероприятий… — ещё больше замялась Лена.
— А что, она уже в Юрмалу укатила?
— Так ты знаешь? — выдохнула нинелькина подружка. — Она типа влюбилась опять в кого-то…
— Ну и пусть будет счастлива и упакована! Не грузись, я не в обиде! Наоборот, меньше трат!
— А в Скандинавию-то с кем поедешь?
— Не знаю! Наверное, один.
— Эх, Козлов, Козлов…
Наконец, я дома, где всё кажется пустым и пыльным. Ничего живого. Даже кактус сдох, не перенёс одиночества и жажды. С утра на следующий день нахожу старый блокнот с телефонами и звоню в дом Лёшкиных родителей. Сразу попал на Анну Михайловну, его мать, люди на самом деле не меняют свою жизнь десятилетиями! Она мне даёт мобильный Лёхи и говорит, что сыночек уже два года как в Питере живёт.
Звоню Лёшке, предварительно настроившись, проговорив возможные варианты беседы. Лёха меня узнаёт сразу, мне не пришлось напоминать ему про драки, Вену и поцелуи.
— Лёш, мне надо увидеть тебя.
— Зачем?
— Надо, ты мне снился…
— Ого! Приезжай… — и диктует мне адрес.
К Лёшке не поднимаюсь, жду его внизу. Тот спускается и нерешительно подходит, протягивая руку. Как странно, не знаю, как себя вести с ним, обнять, поцеловать? Нет, не то! Просто здороваюсь за руку. Он тоже не стремится меня сжать и облобызать, но руку не отпускает, внимательно изучает меня.
— А ты, Козлов, не изменился! Всё так же красив и даже чрезмерно красив… Не мешает по жизни?
— А ты изменился…
Это правда, он стал настоящим мужиком — широченные плечи, большие узловатые кисти рук, жизненные морщинки вокруг глаз, никакого гламура и юношеских кудрей. Ранние залысины, которые у блондинов появляются несколько раньше. На плече из-за рукава футболки, который чуть не лопался, обтягивая бицепс, выглядывает татуировка, что-то вэдэвэшное.
— Ты стал брутальным, настоящим мужчиной, — грустно говорю я, — всё ещё служишь?
— Нет, сейчас работаю в ЧОПе, терпеть тупость в армии больше не было сил… А ты?
— По специальности, юрист в пароходстве. Карьера, квартира, всё нормально…
— Я рад за тебя…
— Лёш… Я вообще-то пришёл… Не мог не прийти. Ты прости меня! За то, что было…
— Простить? Это за то, что ты бросил меня тогда… Дурак! Я благодарен тебе за это!
— Как?
— Если бы ты вышел тогда ко мне, я бы не ушёл бы в армию. Я загадал. А так, переболел тобой, и жизнь покатилась по нужному руслу. Чувствовал себя нужным, важным, многому научился, многое понял. Сейчас у меня семья, жена и сын. Думаем девочку завести. И ты знаешь, никаких… ну… голубых пристрастий не испытываю. А ты?
— У меня семьи нет. Хотя была. Мы с Марьей развелись, как только дочке исполнился год. Сейчас дочери пять лет. Вижу её иногда. А по поводу пристрастий… тоже не было. А тут я влюбился, хрень какая-то! Прости, что я тебе об этом говорю. Не знаю зачем.
— Влюбился и колотишь кого-то? — улыбается Лешка.
— Тебе смешно? Как ты думаешь, я вообще способен любить? Так, чтобы не предать никого?
Лёшка перестал улыбаться. И он не стал отвечать на мой вопрос.
— А что я снился–то тебе?
— Ты меня обвинял, ты осуждал меня во сне, ты забирал у меня мою любовь, загораживал, и я не мог с тобой справиться…
— Я не осуждаю тебя, я давно простил тебя, я отпускаю тебя. Иди!
Лёшка встал со скамейки и пошёл от меня к подъезду. Но всё же повернулся и добавил:
— Сань, ты не приходи больше ко мне. Я не смогу просто быть твоим другом. Первая любовь не забывается, сам знаешь. И ты будишь во мне всякие дурные желания. Хотя… если понадобится кого-нибудь отметелить, конечно, звони. Удачи!
Вызываю, значит, желания у него? Простил, значит… И хотя я не поверил Лёшке, всё-таки спокойней стало. Может, сниться не будет? Напился вечером в одни ворота, беседуя со сдохшим кактусом. Уснул в кресле, с бутылкой под боком. Чтобы выглядеть прилично на работе, пришлось постараться. Стоял под душем полчаса, вылил на себя полфлакона парфюма, скоблил шею и скулы до синевы, пришлось пару опохмелина выпить.
На работе вновь забытьё. Как и не уезжал никуда: новые проблемы, новые договоры, старые интриги коллег, старые курительные темы. До середины дня я уже так разогнался, что наорал на секретаршу, чуть ли не матом. Звонки достали, все узнали, что вернулся, звонят с придурочными беседами и неприкрытым любопытством. К чёрту выключил телефон! Пыл мне сбила Леночка, которая принесла проспекты о турах в Скандинавию. Тупо смотрю на картинки, цены, условия, спецпредложения. Не, наверное, не поеду. Загнусь там от тоски один. На югах хоть музыка, шум, суета, яркие краски — всё иллюзия отсутствия одиночества. А в Скандинавии будет ветер задувать в ухо:
— Оди-и-и-и-ин! Оди-и-и-ин умру-у-у-у!
Или надеюсь, что случайно, зайдя в торговый центр на проспекте Маннергейма, увижу финика в оранжевой курточке? Понятно же, что это из фантастики что-то! Может, поискать его. Пепе говорил, что фамилия у них какая-то, типа «Олейнен», у меня ещё ассоциация на оленей тогда родилась. Можно, конечно, позвонить Пепе и попросить съездить в «Апельсины», выписать из отельных документов хоть какие-то их реквизиты. Но это будет слишком! Это я должен был сам сделать тогда! Лох!
Звонят из службы охраны.
— Тут к вам пришли.
— Кто? Зачем?
— Да говорит, что по личному вопросу…
— Блондинка?
— Хм… ну можно и так сказать!
— Я занят и никого не принимаю! Пусть катится!
Блин! Как Нинель умеет припереться в самое неудачное время «по личным вопросам»! Опять деньги закончились? Стерва! Стоп! Она же в Юрмале! Кто тогда это был? Кристина тоже блондинка. Но с той мы так разосрались, что она ни за что не придёт! Кто ещё? Какая-нибудь девочка, с которой познакомился нечаянно до Испании? Ну, тогда и правильно, что послал. Надо разобрать старые письма! Но в мозгу противная мысль чешет внутренность черепа. Кто это был? Бросаю всё и спускаюсь вниз, нахожу Натана Ивановича — это он мне звонил.