— Военный оркестр, пожалуй, подойдет, — согласился он, не поднимая головы. В кухне пискнули, следом раздался звук поцелуя, и Захар усмехнулся. Молодожены, они все такие.
— Захар, — неожиданно раздалось совсем близко, и он резко вскинул голову. Нина стояла рядом, опираясь спиной о стену и зябко передергивая плечами. — Не заставляйте меня вас уговаривать.
И тут она улыбнулась по-настоящему. Ему одному. Не вежливой равнодушной улыбкой, а очень женской, ужасно милой, невыносимо красивой.
— Не буду, — голос неожиданно сел, и он кашлянул. — Руки помою, и приду.
На кухне царил совершенно правильный натюрморт — борщ, тарелки, горчица, хрен, плошка со сметаной, черный хлеб, чеснок, какие-то свернутые трубочки, и все это благоухало, пахло, манило совершенно невообразимо. Желудок жалобно скукожился, и Захар поскорее сел, махнув рукой на свои правила. Похоже, в этом доме все малость с прибабахом, так что…
* * *Как интересно устроены мы, люди. Я всегда тяжело привыкала к квартирам. Мы с мамой трижды переезжали, и все три раза я очень тяжело это переживала. Потом я стала учиться, жила сначала в общаге, потом на съемной квартире, потом сняла комнату, потом мы с Костей поженились и стали жить на съемной квартире, потом год жили у его родителей. Словом, цыганский табор. Мама как-то обмолвилась, что где-то в прабабках у меня была цыганка, но эта информация подтверждения не получила. Так вот, каждый мой переезд давался мне с огромным моральным трудом, я вздыхала, маялась, плохо спала, прислушивалась к шорохам по углам, не могла заснуть без света… И это притом, что вокруг меня всегда были люди. Подруги, одногруппницы, мама, свекровь, муж. А теперь живу одна, и никаких тебе трепетных переживаний. Переросла, что ли? И квартира-то далека от предела моих мечтаний — первый этаж в четырехэтажном доме сталинского дома (считай, дом строили в 1965-м, елки-палки, меня тогда еще и в проекте не было), окна во двор, и двор унылый — скрипучие качели, ржавая горка, чахлые деревца. А чувствую себя на своем месте, никаких переживаний по поводу и без. Здорово.
Я вздохнула и вытащила себя из ванны. Что может быть лучше горячей ванны после долгого серого дня? Что-нибудь вкусненькое перед телевизором. Телика у меня нет, а потому вполне его заменит какой-нибудь приятный фильм на компе. Милое дело. Например, формулу любви можно пересмотреть… Уно, уно, уно, уно моменто… Прелестно. Я, похрюкивая от удовольствия, устроила тарелку с овощами и мясом на тумбочку, развернула плед, и почти устроила свой зад в свежеобустроенном кубле, как зазвонила сотка. Крякнув от досады, я подняла трубку.
— Да? — отрывисто сказала я.
— Привет, — на том конце провода Машка что-то жевала.
— И тебе привет, — с облегчением ответила я, двигая тарелку ближе к себе. — Ничего, если я пожую?
— Жуй, жуй, — согласилась Машка. — Как дела?
— Все ничего, — подумав и прожевав кусок, ответила я. — А у тебя?
— И у меня, — поведала Машка. — Что тебе подарить на новоселье?
— На новоселье? — поразилась я, и сразу же спохватилась. Точно. Новоселье.
— Даже если ты не собралась его отмечать и звать гостей, это совершенно не значит, что я не могу заявиться к тебе в гости с Вадиком, подарить подарок и внести в твое новое жилище капельку обжитости.
— А Вадик привнесет художественную роспись на стенах, — подхватила я, с удовольствием вспоминая Машкино собственное новоселье.
— Это мы запросто, — согласилась подруга. — Так что?
— У тебя в зале на подоконнике какое-то чудное растение растет, — задумчиво начала я. — Оно как, сильно привередливое?
— В зале? — судя по шуму, подруга как раз шла в зал. — А, плющ. Нет, он не очень капризный.
— Вот такое хочу, — определилась я.
— Нинка, ты рискуешь, — засмеялась Машка.
— Чем, интересно? — хмыкнула я.
— Ты знаешь, как еще плющ называют?
— Как?
— Мужегон! — победно возвестила Машка. — Как только в доме появился этот горшок, так мы с Вовкой и разбежались, как в море корабли.
— Да ну, глупости, — махнула я рукой, едва не пролив чай. — Маш, ну не говори мне, что ты веришь в такие… глупости!
— Это просто народное название, — не стала нагнетать Машка. — Хочешь плющ, будет тебе плющ, договорились.
— Тогда считай, как ты работаешь в эту пятницу, — предложила я.
— Работа, — вздохнула Машка. — На сутки.
— В субботу вечером?
— Не, я еще невменяемая буду.
— В следующую пятницу?
— Да, — после некоторого раздумья сказала Маша. — В следующую пятницу — да.
— Вот и хорошо. Тогда я вас с Вадькой жду к…
— Семи, — подсказала подруга. — Как раз я его заберу от родителей, и доеду до тебя.
— Славно. Договорились.
— А кто еще будет?
— Зоя с Толиком, может, Егор с Юлей.
— Слушай, а она так и работает в Олимпии? — заинтересовалась Машка.
— Бог с тобой, золотая рыбка, она в декрете, — засмеялась я. — Ей рожать через пару недель, какие тут банкеты! А что?
— Да у нас сотрудница дочку замуж отдает, вот и поинтересовалась…
— А…
— Слушай, Нин, а ты завтра вечером чего делаешь? — неожиданно спросила Машка.
— Да ничего, вроде, — я пожала плечами. — А что ты хотела? С Вадькой посидеть надо?
— Не, пошли гулять?
— Гулять? — опешила я.
— Ну да, — независимо подтвердила подруга. — Пошарахаемся по городу, зайдем куда-нибудь пиццу поедим, да по домам. Как тебе?
— Неожиданно, — созналась я. — Но заманчиво.
— Мы сто лет нигде не были, — с воодушевлением продолжила подруга. — А так хоть проветримся!
— Вадьку застудить не боишься?
— Не боюсь, — категорично ответила Машка. — Он мне третий день ноет, что к тебе хочет.
— Ой, да ладно, — польщено засмеялась я. Симпатия Машкиного сына мне льстила.
— Во сколько? — по-деловому спросила подруга.
— В шесть? — предложила я. — У меня в четыре последний клиент, в салон завтра не надо.
— Заметано. И одевайся тепло, я не дам тебе полчаса побродить и засесть в пиццерии.
— Ладно, ладно, мать командирша, — проворчала я.
— Где встречаемся?
— На памятнике, — быстро прикинула я удаленность этого места от Машкиного дома и моего последнего адреса.
— Целую в пятку, — воодушевленно сказала Машка. — До завтра.
— Чао, — я положила нагретую от разговора трубку и глянула на часы. В принципе, учитывая завтрашний ранний подъем, ложиться надо уже сейчас. Что я и сделала.
* * *Я потихоньку поглядывала на часы и начинала выплясывать лезгинку возле памятника Неизвестному солдату. Машка опаздывала минут на десять, а я пришла минут на пять раньше, так что подмерзла я уже изрядно. Выудив из кармана телефон, я принялась набирать Машкин номер, как возле откуда-то сверху раздался негромкий голос:
— Здравствуйте, Нина.
— Вечер добрый, — растерялась я, задирая голову. — Ох, Андрей Робертович, я вас и не…
— Не узнали? — так же тихо рассмеялся мужчина.
— Не ожидала вас встретить. — Смутилась я. В его присутствии я всегда смущалась.
— Взаимно, Нина. Какими судьбами, ждете кого-то?
— Да, подруга запаздывает, — кивнула я. Отчего-то стало резко теплее, и я взбодрилась. — А вы тут как?
— Решил прогуляться, — он пожал плечами и я тут же воровато отвела взгляд. Неприлично, когда тебе так нравится… крестный папа твоего пациента, фактически, работодатель. — С работы вышел, смотрю, первый снег пошел, ну и…
— Решили прогуляться, — закончила я, улыбаясь.
— Точно, — он тоже улыбался, не отводя внимательного взгляда светлых глаз. — Нина, у вас номер не изменился?
— Нет, — снова растерялась я. — А что?
— Настя снова говорила, им вроде как опять массаж назначили, — пояснил он, выуживая из кармана навороченный телефон. — Так что, вполне вероятно, что мы с вами снова будем кататься.
— Гхм, — кашлянула я не слишком уверенно. Как вспомню, как мы с Костиком ругались именно из-за этого…
— Что-то не так? — тут же спросил Андрей.
— Нет, все в порядке, — сверкнула я дежурной улыбкой. — С чего вы взяли?
— Нина, — строго сказал он. — Если мне не изменяет память, в прошлый раз вам муж устроил сцену ревности…
— Мне тоже вспомнилось, — с нервным смешком кивнула я. А какой нормальный муж, скажите на милость, не будет нервничать, если его жена катается час в день с посторонним мужиком?!
— Если это проблема, я мог бы поговорить с ним, и заверить в абсолютной невинности наших поездок, — спокойно продолжил Андрей.
— Нет необходимости, Андрей Робертович, — деревянно мотнула я головой. — Не кем объясняться.
— Неожиданно. — Помолчав, ответил Андрей. — Я правильно понял, что вы развелись?
— Совершенно верно, — я сверкнула очередной стеклянной улыбкой.
— Очень неожиданно, — повторил он, и я с накатившим раздражением спросила:
— Да что неожиданного-то?
— Он идиот. Вы не из тех женщин, которых бросают. И от которых уходят просто так. — Ответ меня сразил наповал, и во рту махом пересохло от злости и неловкости.
— Андрей Робертович, — медленно и тяжело начала я. — Во-первых, наше с вами шапочное знакомство не дает вам полного представления о моей личности. Во-вторых, не зная ситуации, вам не стоит составлять какое-то определенное мнение, которое может оказаться ошибочным…
— Нина, Нина, — покачал он головой, и засунул руки в карманы. — Ну, о чем вы говорите! Я не двадцатипятилетний мальчик, который может составлять мнение на основе кукольной внешности и тому подобной чепухи! Не буду вас потчевать линялыми истинами о том, что вы встретите еще своего мужчину, свое счастье, и так далее, но поверьте, уж я-то понимаю, что вы можете осчастливить любого мужчину.
— Андрей Робертович, — мне неожиданно стало смешно. — Вот вы сейчас договоритесь, и я вас так осчастливлю! Век помнить будете!
Он сочно расхохотался, закинув голову назад, и я невольно засмотрелась. Есть на что. От полного конфуза меня спас Вадик:
— С первым снегом! — с таким вот боевым кличем ребенок совершил классический прыжок мартышки на дерево. Я успела подхватить щуплое дитячье тельце и слегка подкинула кверху.
— И тебя! — получив причитающийся мне поцелуй, я отпустила ребенка на землю.
— Здравствуйте, — поздоровалась Машка с Андреем. — Привет, счастье мое, — приветствий хватило и на мою долю.
— Здравствуйте, и всего доброго, — весело ответил Андрей, делая шаг назад, и только сейчас я поняла, как близко ко мне он стоял — практически, вплотную. То-то мне тепло было так, еще немного, и мы б слились в объятиях, чего доброго. — Нина, рад был вас увидеть.
— Взаимно, — проблеяла я, провожая взглядом его широкую спину.
— Тааак, — обвиняющее протянула Машка, цепляя меня под локоть одной рукой, во вторую руку ловя Вадьку. — Я, значит, тут переживаю, как бы Нинок в монастырь не ушла, планы строю, мужиков всех знакомых на вшивость вспоминаю, а она тут с красавцем-мужчиной стоит, улыбается!
— Маша, — простонала я, прижимая ладонь к горящим щекам.
— Что, Маша, что, Маша, — не меняя тона продолжила подруга. — Колись, давай!
— Помнишь, я тебе рассказывала, что мы с Костей ругались из-за того, что меня один мужик в пригород к девчонке возит?
— Ну?
— Вот то самый мужик и есть, — созналась я.
— Во как, — задумчиво хмыкнула Машка. — Есть из-за чего волноваться.
— Точно, — согласилась я. — А самое смешное, знаешь, что? Он мне сцены ревности закатывал, а сам уже вовсю с этой Эльвирой крутил.
— Сука. — Коротко охарактеризовала подруга.
— Кто именно? — уточнила я.
— Оба двое. И Костик, и эта… цыганка Сэра!
— Она цыганка? — поразилась я.
— А я откуда знаю, — поразилась Машка. — У меня просто такой странный ассоциативный ряд! Это ладно, хрен с ними…
— Маш, — перебила я ее.
— М?
— Он мне жутко нравится, — почти шепотом признала очевидное я.
— Слава тебе, Господи, — подняв лицо к небу, с чувством заявила Машка. — Слава!
— Маша, — дернула я ее за локоть. — Прекрати!
— Нин, — Машка глянула на меня неожиданно серьезно. — Ты знаешь, у меня после развода еще два года на мужиков не стояло. И до сих пор как-то не очень… Так что, то, что тебе хотя бы просто кто-то понравился, это уже очень хорошо.
— По-моему, это странно, — без особой уверенности сказала я. Машка повела плечом презрительно. — Как-то я же должна…
— Мудака этого любить?! — взвилась Машка ракетой.
— Маша, Маша, спокойнее, — забормотала я. — Щас твой сына от тебя же нахватается слов…
— Я их и так знаю, — меланхолично ответил ребенок, а я охнула, потому что пребывала в полной уверенности, что ребенок целиком поглощен машинкой на веревочке.
— Вот, видишь! — обвиняющее зашипела я. — Мы сейчас с тобой тут наговоримся, а Вадька потом…
— Вадька чужих секретов не разбалтывает. — Отрезала любящая мать. — Ладно, давай уже развлекаться!
— Давай, — согласились мы с Вадькой. — А как?
— А как-нибудь, — пожала плечами Машка. — Вон, дойдем до пиццерии, да посидим там…
— А кто мне угрожал, что будет таскать по городу до посинения? — ехидно подколола я. — Не ты ли?
— Я тогда была сытая и отдохнувшая, — покаялась подруга. — А сейчас я с работы и не жрамши, и осознала всю глубину своих заблуждений.
— То-то же, — довольно проворчала я. — А то грозилась тут… Гулять давай! Снег первый в этом году!
— Ну Нин, — жалобно проныла Машка, — давай вон до следующей догуляем, и все, а? И Вадька, по-моему, скоро мерзнуть будет!
Я радостно зафыркала.
— Вадь, тебе холодно?
— Мне не холодно, но я хочу коктейль! И пиццу!
— Эх, вы, — ласково протянула я, притягивая их обоих к себе. — Ладно уж, пошли!
* * *В пиццерии оказалось тепло, просторно, и пахло замечательно, и Машка с Вадькой тут же оживились, закрылись папкой меню и тут же заспорили. Спор был о том, можно ли Вадьке колу, или нельзя. Вадька напирал на то, что он уже большой и ему много чего можно и даже нужно, а любящая мать сообщала, что раз уж он такой взрослый, то и пусть для начала начнет спать в отдельной комнате на отдельной от матери кровати.
— Ужас просто, — Машка вытерла лоб и стянула шарф с шеи. — Мы укладываемся, как нормальные люди, поем колыбельную, почти засыпаем, а потом нам хочется обниматься.
— И вы обнимаетесь, — предположила я, зная Машку. Подруга энергично покивала.
— В итоге, засыпаем в обнимку.
— Я, конечно, не знаток, — я повела носом и стала выглядывать нашу официантку, — но, по — моему, это как раз и нормально. Засыпать в обнимку.
— По — моему, тоже, — Машка сопнула носом и повесила куртки на спинку стула. — Но нам тесно.
Я зафыркала и тоже пристроила свое пальто на стул.
— Нина, ты бы халат сняла, — хмыкнув, предложила Машка. — А то, что о нас люди подумают!
— Тьфу ты, — я стала сдирать с себя халат. — Забыла напрочь!
— Девушка, а вы врач, да? — с соседнего столика ко мне обращался подвыпивший мужичок.
— Я? Я врач, да, — не стала спорить я. — Только вам ко мне рано еще, мужчина!
— Чегой-то? — не сразу въехал мужичок.
— Я патологоанатом, — мило улыбнулась я, под Машкино хихиканье. Мужской интерес ко мне увял, не успев трансформироваться в головную боль, и Машка, финально хрюкнув, спросила:
— Морочим людям голову, да?
— А ты прикинь, что бы началось, если бы я ему честно ответила, что я массажист, — предложила я, слегка раздражаясь.
— Ну да, — согласилась подруга. — В следующий раз говори, что ты проктолог. Тоже интересно сразу отпадет.
— Не факт, — усмехнулась я. — А вдруг у человека проблема по профилю?
— Риск есть, — признала Машка, оживляясь. Оживление относилось к пицце, замаячившей на горизонте. Некоторое время мы сосредоточенно ее уничтожали, а Машка учила Вадьку вести себя в общественном месте. Ребенок из вредности шумел и порывался побегать по залу, Машка эти попытки безжалостно пресекала, я за всем этим наблюдала и тихо маялась от нехороших предчувствий.