«Что тебя проняло, Наталья?! Рассматриваешь его во все глаза, язвишь, тон его тебя задевает, тебе-то что? А бог его знает что. Бог его знает…»
Подал голос ее сотовый.
Схватив в руки телефон, как спасательный круг, она спустилась с верхней полки и выскочила в коридор. Звонила ее бывшая клиентка, просила помочь приятельнице, которой нужно срочно продать квартиру. Наталья переадресовала клиентку к Ольге, ее нынешней коллеге и где-то даже подруге. Закончив разговор, заглянула в купе, взяла сигареты и поплелась в тамбур. Надо подумать, что-то настроение как качели — то вверх, то вниз… Непонятно.
Ей повезло второй раз: в курилке никого. Она уставилась в окно, и мысли потекли, как пейзаж перед глазами.
После ухода от мужа она, конечно, потеряла и работу. Начинать строить что-то сначала после тридцати лет сложно, а после тридцати шести практически невозможно, да еще не имея за спиной ничего, кроме старых поношенных шмоток, злости на себя и пустоты безысходной внутри. Конечно, она работала у него всем на свете, от секретаря до главбуха, и конечно же без трудовой книжки и без зарплаты и еще с целой кучей проблем.
Как-то по ТВ шел сериал о женщине с тремя детьми, ушедшей от мужа. Сериалы Наталья не смотрела, в силу занятости и неособой к ним любви. Но из этого сериала запомнила несколько случайных эпизодов.
Героиня говорила подруге: «Начинающие развод делают одну ошибку — уходят, уходящий получает не более десяти процентов всего: денег, жизни, любви. Раз уж влезли в развод, сделайте так, чтобы ушли от вас».
Десять процентов она не получила, но одну десятую процента он все-таки ей дал и подтолкнул — иди, иди, убогая, пока я не передумал.
А что? Конечно, убогая: шесть лет угробить на мужика — на его жизнь, его бизнес, его здоровье, его родителей. На все его! А где же я? Ну или хотя бы «мы»?! Сама дура — заслужила!
Наталья стала искать, куда пристроить пренебрежительно кинутые ей отступные копейки, пытаясь сделать что-то для себя, хотя бы жилье. Она купила комнату в совершенно «убитой» коммуналке, в отдаленном районе, в которой не проживали соседи по общей коммунальной жилплощади. У них имелась квартира в другом районе, а комнату они держали для детей, когда подрастут. Люди они были неплохие, и им было все равно, что она там сделает, — ремонт так ремонт.
Негатива и обид в ней накопилось море, девать это было надо куда-то, и она взялась за ремонт. Своими силами, за исключением сантехники, электрики и каких-то сложных работ. Ну а чьими же еще?
Деньги быстро закончились, что-то делать плохо она не умела, и ремонт вышел на славу, а она вышла из ремонта без денег, без работы, зато хоть половину злости на себя и на весь мир сбросила. Наталья продала эту комнату — надо же на что-то жить — и вдруг обнаружила, что неплохо на этом заработала. Она пошла в ту фирму, через которую покупала и продавала комнату, и устроилась работать риелтором в отдел купли-продажи.
Через два месяца она заработала первые «большие» деньги. Через год приобрела однокомнатную квартиру, а вместе с квартирой и самоуважение, потерянное еще в начале «счастливой» семейной жизни, и страх пускать кого-либо в свою жизнь и в свое одиночество, да и, вот как сегодня, редкие приступы хандры.
В активе у нее есть любимая мама, к которой она и едет сейчас в Крым, любимая же сестра, четверо горячо любимых племянников, ее, сестрины, дети. Между прочим, сестра с мужем и детьми в ближайшее время будут перебираться с Урала в Москву, по необходимости бизнеса мужа. А с ее любимыми племянниками рядом скучать вообще, как они говорят, «без вариантов». Так что нечего, ну, ей-богу, нечего хандрить!
Ну подумаешь — сорок лет, ну подумаешь — нет детей и ты одна.
Делов-то.
Вялый секс раз в неделю с сослуживцем в течение последнего года, не доставляющий никаких радостных эмоций ни ему, ни ей.
А куда деваться? Чувств друг к другу никаких, кроме дружеских, они не испытывают, жениться, боже упаси, не собираются. Ну хоть секс есть — вяленько так вяленько. Последний раз это было два месяца назад и не доставило ей никакой радости. Она решила — все, хватит! Даже говорить ничего не понадобилось — перестала приглашать его к себе и предложений встретиться на его территории не принимала. Все довольны.
Работа эта ей уже давно надоела, да и не надрывается она особенно. Народ у них деньги зарабатывает будь здоров, а ей лень и неинтересно. В общем-то по нынешнему времени она неплохо зарабатывает, даже по московским меркам неплохо, понимает, конечно, что можно го-о-раздо больше, но нет азарта, удовольствия, что ли. Да и не ее это!
«А что твое?! Чего ты хочешь-то, Наталья? Куда тебя сегодня несет? Ты сто лет не позволяла себе расслабляться, держалась. Все нормально. Просто ты еще не умерла, ты живая, тебе влюбиться хочется, родного человека рядом, чтоб свой, со всем набором мужских достоинств и недостатков, но родной и любимый. Вот так-то! И хоть раз в жизни, ну хоть один разочек, почувствовать и понять, что такое «как за каменной стеной» и мужчина, которому можно все доверить — и жизнь, и любовь, и преданность. Тихая постоянная радость, что он есть, миллион мыслей в день о нем: где, как, все ли хорошо? И он думает, скучает и звонит по три раза на день — просто так, чтобы услышать. Чтобы совпадать, как две половинки. Господи, да можно что угодно об этом думать и говорить, главное — быть родными!
О-хо-хо, куда тебя, Наталья, понесло! Ты еще начни женские романы читать и сериалы типа «сопли в сахаре» смотреть!»
Во рту стало горько — не то от сигареты, не то от мыслей.
«Ладно, хватит! Бери себя в руки и тащи на вторую полку к Донцовой, кроссвордам и остальным прелестям поездной жизни. Или пойти в ресторан, коньяку хлопнуть?»
«Ты смотри какая!» — думал Антон, виртуозно изображая, что спит.
Собственно, ему нужно было подумать, хорошо подумать и с бумагами поработать. Он ехал совместить приятное с полезным и еще выполнить одну неофициальную просьбу, что уже не раз делал для своей бывшей конторы.
Вернее, сначала «просьбу», а все остальное — и «приятное», и «полезное» — в виде гарнира к основному делу.
Но эта дамочка его сильно отвлекла, еще там, у двери в тамбур, когда влет ответила про «партизана».
Ему всегда нравились язвительные, быстрые на умную реплику, живые. А у этой к тому же были зеленые глаза, печальные, в одну секунду вспыхнувшие смехом. Судя по всему, остальное было тоже в порядке — он почувствовал, когда она на него налетела, — упругую грудь, талию, бедро. Почувствовал и запомнил, и нес с собой, пока шел в ресторан. Наблюдая за тем, кто был ему нужен, впервые рассмотрев его «вживую», Антон прокручивал в голове еще раз информацию, как бы настраиваясь на этого человека, на работу. За всем этим он про девушку забыл.
Оказалось — не забыл, а как бы отодвинул и, встретившись с ее внимательными зелеными глазами, без стеснения рассматривавшими его с верхней полки, осознал, почувствовал — зацепила она его. Да уж!
Сразу вспомнилась оставленная в Москве Марина. Когда же они последний раз занимались сексом? Давно. Да как-то особенно и не тянуло. Она, конечно, надеялась на что-то серьезное, продолжительное.
А он точно знал, что нет, нет. Все это не то, не греет, неинтересно.
Спасибо, конечно, что есть: при его-то занятости еще озадачиваться поиском партнерши нет никакой возможности. Вот и тянется не пойми что: ни роман, ни дружба, ни любовь, ни просто секс. Надо бы ей позвонить, сказать, что уехал, да неохота.
А эта зеленоглазая, пожалуй, могла бы фейерверк устроить.
Он всегда был честен с самим собой и понимал, что она его заинтересовала. С чего бы? Давным-давно его никто не интересовал вот так, сразу, зацепив все мужское, разбудоражив воображение.
«М-да, не то стареешь, не то заработался ты, Антон Александрович. Ладно, надо делом заняться».
Ну с бумагами все ясно — его официальный контракт и договоры к нему. А вот с «просьбочкой» все сложнее и интереснее.
Полковник в отставке, ныне хозяин и генеральный директор фирмы, предоставляющей услуги по установке и обслуживанию охранных систем любой сложности, любого уровня защиты, а также выполняющий индивидуальные заказы на личную охрану и кое-что еще в этом же русле, проходящее по «прейскуранту» как «особые услуги», Антон Александрович Ринков считался среди людей, знающих его, человеком везучим, обладающим суперинтуицией, седьмым, десятым, черт его знает каким чувством, спасавшим его шкуру и голову не одну тысячу раз — как в бою, так и в делах.
Боевой офицер спецназа, чего только не прошел и из каких только переделок не вылезал, практически всегда выводил своих ребят. За исключением разве что единичных случаев, о которых говорить и думать самому себе запрещал. За блестящий ум и ту самую интуицию, после очередного задания и ранения, был переведен в аналитический отдел родной конторы.
Поначалу работать в этом отделе было интересно, азартно, радостно уму. Но постепенно азарт спал, все виделось более четко, гораздо глубже и серьезнее, чем вначале. И знаменитая на всю контору интуиция, помноженная на блестящий ум, помогла тихо и безболезненно уйти в отставку, хотя ему пророчили генерала.
Да бог с ним, с генералом, главное, что ушел.
Хотя безболезненно — это преувеличение.
Начинать новое дело, не имея собственных средств, регулярно получая предложения о вложениях от разных, весьма противоположных и далеко не законопослушных сторон, красиво уходить от принятия навязываемых инвестиций, выкрутиться самому, заложив что только можно, собрав со всех друзей и родственников все, что они могли дать, — это еще то удовольствие!
Он работал как каторжный, иногда по двадцать четыре часа в сутки, не гнушался сам подвязываться на «личную» охрану «тел», о которых знал гораздо больше, чем они сами о себе знали. Монтировал первые охранные системы сам или с Мишкой на пару. Решали с тем же Мишкой, на что потратить оставшиеся от прибыли копейки: на водку или еду, потому что все, что заработали, вложили в новое оборудование.
Водка, конечно, перевешивала.
Сшибал деньги у друзей до следующей прибыли, о поступлении которой можно было только мечтать. Все, все это было, и еще много, много всякого в то дикое время становления своего дела.
Это сейчас он сытый и холеный барин, любящий свой офис и кабинет, дубовый стол, компьютер и все атрибуты преуспевающего предпринимателя и даже свою секретаршу — Марию Ивановну, даму неопределенного возраста, лет с десяток тому назад остановившегося где-то около сорока пяти, суровую и требовательную, как прапорщик на плацу, абсолютно профессиональную, тайно обожавшую его и его зама Мишку.
Его зам и ближайший друг Мишка, для подчиненных Михаил Захарович Дубин, а для него просто Дуб, не смог так красиво и даже элегантно, как он, уйти из конторы.
Антону пришлось помогать, вытаскивать Мишку, а заодно и его ребят из… Не важно откуда, но это точно была полная задница. После чего, распивая сильно алкогольные напитки у Антона на кухне, Мишка был строго предупрежден:
— Все, уходишь, идешь ко мне замом, будем вместе строить!
Дуб сопротивлялся, ныл, жалел себя:
— Да не могу я, Ринк, не могу, я ж ни черта, кроме этого, не умею! И родственников у меня нет, я ж сирота, так что занять не у кого и заложить нечего. У меня, кроме ранений и наград, ни хрена нет! Не мое это, не мое! Это ты у нас такое придумываешь, что ни один нобелевский лауреат не допрет, а я по другой части. Это я за тобой тенью ходил и чудеса творил, когда ты впереди!
— Да и не надо ни черта занимать и закладывать, все, что мог, я уже наковырял! Мне ты нужен, мне тыл прикрывать надо! Здесь, в бизнесе, так же, как там было, а то и круче! И все, кончай прибедняться, знаю тебя: я вон когда ушел — ты и без меня чудеса творил — наслышан! Будешь зарплату получать, как порядочный гражданин, знаю, что ты денег как ранения в яйца боишься. Все, хватит ныть, завтра на работу!
— Ну что ты?! На войну так на войну, нам не впервой. Прикрывать так прикрывать — это мы завсегда и даже очень уважаем!
Они остались вдвоем, в Антоновой квартире, доставшейся ему от родителей, так как, верно заметил Мишка, кроме ранений и наград от родины ничего не получили. Да и бог с ним!
Очень трудно было поначалу, очень! Но они терпели — фигня, не такое проходили!
Но все равно Антон, он же Ринк, знал, что нельзя, ну нельзя идти другим путем и брать то, что так охотно ему предлагают братки, ставшие ныне «честными» предпринимателями, и деятели различных государственных служб, ставшие, по сути, братками, да он и не собирался делать этого.
Ничего, выстояли! Кто бы сомневался!
Он вспомнил, как однажды утром жарил яичницу на кухне, в дверях живописной картиной нарисовался Мишка, в трусах, с бритвенным станком в руке, с одной щекой в пене, прервавший процесс бритья от озарившей его мысли, коей он поспешил поделиться.
— А вот скажи мне, командир, — задушевным голосом проговорил он, — мы с тобой одинокие, холостые мужики в полном расцвете сексуальных сил и энергий. Да?
— Ну?
— А вот ты помнишь, когда последний раз трахался?
— Ну… давно, очень.
— Я вот о чем. У нас двухкомнатная квартира, заметь, с изолированными комнатами, а мы ни разу… — Указательный Мишкин палец, жестом, подчеркивающим важность высказывания, поднялся вверх. — Ни разу баб не привели. О чем это говорит?
— Ну и о чем же? — усмехнулся Антон.
— О том, что мы либо голубые, либо импотенты, либо у нас не все в порядке с головой. Первое и второе невозможно по определению, значит, остается последнее.
— Ты сегодня ночью этого хакера охраняешь на тусне? — таким же задушевно-ласковым голосом спросил Антон.
— М-м-да.
— Вот и скинешь сексуальную и прочие энергии, гоняясь за этим козлом. Не в первый раз.
— Да, не в первый, — подтвердил Мишка. — Я все к чему… Значит, как только мы приводим баб и устраиваем большой трах на всю ночь, это означает, что наши дела наладились и даже двигаются к процветанию, вместе со всем капиталистическим обществом?
— А вот здесь ты зришь в корень. Обещаю, что именно так мы это и отметим. Все, все, Дуб, забудь, хотя б на время. Добривайся, пошли «капитализм» строить.
Когда немного отпустило, дело сдвинулось и стало раскручиваться, они пригласили двух девушек, отмечая таким образом первую, маленькую победу.
Но это было то еще свидание!
Все зная о проститутках по специфике своей работы, они относились к ним снисходительно-жалостливо, по-мужски, и добавлять этим девочкам «рабочих» воспоминаний о мужиках не собирались. Поэтому данный вариант близкого «общения» с женщинами даже не обсуждался.
Они наметили с Мишкой первый выходной, строили планы, но возникла проблема.
Знакомиться с дамами им было негде и некогда. Да и ни сил, ни энергии на это не было. И потом, им же не по двадцать лет, чтобы идти на дискотеку и знакомиться, ну не в ресторане же и не на улице, в самом деле!
И как вообще это сейчас делают и где?
Махнув на все условности рукой, Антон поехал поговорить с двоюродной сестрой.
Они всегда дружили со Светкой, с детства, с их большой и дружной семьи, огромной дачи, где дети творили все, что им заблагорассудится, на бескрайнем участке среди сосен и разросшихся кустов. Светка была младше его на три года, был там же ее брат Дима, его ровесник, дети отцовской сестры, тетки Антона, и троюродные Леша и Маша, младше на два года.
Компания была сплоченной, дружной, боевой. И конечно же командиром и заводилой был Антон. Летом к ним присоединялись соседские Павлик с Костей, и этот отряд взрослые прозвали «Архангелы».
Самое удивительное, что потом его боевой отряд тоже будет называться «Архангелы». Вот такие метаморфозы судьбы!
Что только они не вытворяли! Рассказы об их проделках и «подвигах» до сих пор гуляют по дачному поселку. Так что Светка была свой, проверенный товарищ, нежно, по-братски им любимая.
Обнявшись, расцеловавшись и махнув по первой рюмочке, они стали «общаться». Это Светкино выражение, она всегда начинала с этой фразы: