– Что случилось?
– Домового поймала, – весело ответила я и бросилась из комнаты к вешалке. Путаясь в рукавах, натянула чье-то пальто. Дашка, шлепая босыми ногами, подошла ко мне.
– Лиса, ты куда?
– На борьбу с предрассудками!
– Я пойду с тобой.
Я не слушала, распахнула дверь в сени, отодвинула засов, выскочила на крыльцо. Наверняка Юрка уже удрал, думала я, но меня гнал азарт. Побежала в палисадник. Если домовой не успел выскочить через калитку, он теперь там, через забор не полезет, потому что штакетник ветхий, он его повалит, а потом придется отвечать. Нет, я его поймала, голубчика!
В палисаднике никого не было, но я заметила, как тень скользнула вдоль стены. Ага! За угол свернул! Ну, погоди же!
– Дашка, окружай! – крикнула в запале.
Дашка с выпученными глазами застыла за моей спиной.
– А, ну тебя! – Я с досадой оттолкнула ее и побежала вокруг дома во внутренний двор. Ему некуда деться. Огород завален снегом, он выйдет прямо на меня! Мне и в голову не приходило, что кто-то другой, кроме Юрки, может ночью шептать под окнами, изображая нечистую силу.
Вот он! Тень метнулась к сараю. Негромко стукнула дверца. Я влетела следом и очутилась в полной темноте.
– Юрка!
На насесте забеспокоились потревоженные куры.
– Юрка, включи фонарь!
Вместо фонаря в темноте зажглись две зеленые точки. Я отступила к двери.
– Кто здесь?
Вместо ответа что-то мягко упало, зеленые точки приблизились, и я почувствовала чье-то прикосновение к ноге. Точки исчезли. Я стояла ни жива ни мертва, онемела и обездвижела.
Кто-то еще раз потерся о мою ногу, и я услышала:
– Мр-р-р-р-р.
– Мурка!
Колени стали ватными, я присела и провела рукой по пушистой спине кошки.
– Это ты меня пугаешь? Глупая!
Мурка самозабвенно мурлыкала и тыкалась холодным носом в ладони.
– Пойдем домой, – вздохнула я, поднимая Мурку на руки.
– Лиса, ты здесь? – послышался Дашкин голос. Подруга приоткрыла дверь в сарай и старалась рассмотреть хоть что-нибудь.
– Здесь, – отозвалась я, выходя наружу. – Вот, поймала нарушительницу спокойствия. – Я продемонстрировала Дашке довольную Мурку.
– Больше никого нет? – с сомнением переспросила подруга.
– Только куры.
– А почему ты звала Юрку?
– Я была уверена, что ночные пугалки – его рук дело.
У Дашки явно отлегло от сердца:
– Значит, это никакой не домовой?
– Почему же, – усмехнулась я, – настоящий домовой, зовут Мурка.
– Да, но следы-то под окнами не кошачьи, а человеческие, – напомнила Дашка.
Мы вернулись в дом и забрались под одеяла. Мурка устроилась у меня на груди и завела свою песенку.
– С хулиганами завтра разберусь, – пообещала я, засыпая под кошачью колыбельную.
Глава 11
День четвертый. Сны и их толкование
На следующий день только и разговоров было, как мы с Дашкой домового ловили. Сестры посмеивались.
– Может, это вам приснилось? – спросила Клаша.
Я обиделась:
– Один и тот же сон?
– А ты знаешь, к чему домовой снится? – спросила бабушка. Я покачала головой. Откуда мне знать?
– Если домовой снится, – начала Клаша, – надо спросить у него: к добру или к худу? Вот наша мама перед войной видела домового. Он упал к ней на грудь, душить. Она испугалась, но все-таки нашла в себе силы спросить. И домовой аж завыл: «К ху-у-ду-у!» – Не знаю, как воет домовой, но у Клаши получилось жутко.
Клаша не только разгадывала, она еще и видела вещие сны. Великая сонница была, еще смолоду. Один из самых знаменитых снов, она любила его рассказывать:
– Про комсомол кто из вас знает? – поинтересовалась.
Мы кивнули – слышали, мол, знаем.
– Так вот, когда нас, молодежь, в комсомол загнали, я все видела во сне поле большое и двоих мужчин высоких: один белый, а другой черный; к ним людей длинная вереница движется, и делят они тех людей между собой. Так-то делят, а некоторые посередке остаются. Я тоже к Белому было собралась, а он: «Нет, подожди». И осталась я ни с тем, ни с этим.
Потом так получилось, что комсомольский билет и другие документы она зарыла в саду, в жестяной коробке. И забыла.
Прошло время. Когда кинулась Клавдия да нашла свою коробку, там истлело все. В ту же ночь сон повторился, но теперь Белый ее к себе взял.
Паспорт она восстановила, а про остальное и не спросил никто. Да и возраст у нее уже был не комсомольский.
Другой сон не менее замечательный. Как-то умерла соседка, а они дружили. Клавдия в отъезде была, и старушку без нее схоронили. Клавдия как приехала, так к родственникам побежала:
– Рассказывайте, как схоронили, в чем?
– Все, – говорят, – честь по чести: и платье, и платочек, и тапочки.
– Эх, жаль, что я не видела, не проводила, – сокрушалась Клавдия, все боялась, что подружку не так обрядили, что будет она обижаться.
Ночью проснулась Клавдия, вроде позвал ее кто. Подошла к окошку, а там дедушка седенький стоит в платье, как у попа, борода длинная. Смотрит на Клавдию и спрашивает:
– Ты, раба божия, хотела посмотреть, как твою подругу без тебя обрядили?
Клавдия молчит, только головой кивает: я, мол.
– Ну, смотри.
И прямо с неба к окну Клавдии гроб опустился, а в гробу бабушка новопреставленная лежит. Глянула Клавдия и не испугалась. Все убранство у подружки в порядке, все как надобно.
– Посмотрела? – Старичок строго спрашивает.
– Да, – отвечает Клавдия, – спасибо.
– Ну, оставайся с богом!
И исчезло все. Стоит Клавдия у окошка, глаза кулаками трет. А потом смекнула, что не кто иной к ней являлся, как сам апостол Петр! Упала она перед образами, крестилась, крестилась. Утром, едва забрезжило, к соседям побежала.
– Знаю, – говорит, – в каком виде подружку схоронили.
И рассказывает: так-то и так-то. Соседи только дивятся.
– Совсем ты им голову заморочила, – ворчала Натуся.
А Клавдия улыбалась и подмигивала нам.
– К деньгам всегда грязь снится, – перечисляла, – особенно если много грязи, а еще лучше – говно.
Мы хихикали в ответ.
– К замужеству, то есть к честному браку – грибы собирать или видеть. А к незаконной связи – клубнику или вишню. Вам об этом лучше не думать. Новая обувь – это к жениху. Вообще, что-либо покупать, хороший товар, дорогой – это всегда к прибыли. Так же, как и волосы густые у себя видеть или шубу. К болезни сырое мясо снится, или голым себя видеть, или в постели. В подвенечном платье – плохой сон, сильная болезнь, а то и смерть. А вот если зуб во сне выпал – считай к смерти близкого человека.
Дашка морщила лоб, пыталась вспомнить, что ей снилось недавно. Натуся тем временем от себя добавила:
– К смерти не только зубы, но еще и если пчелы над цветами летают. Или крест над домом. Вот у нас случай был, когда электрика током убило, так его жена видела и пчел над черемухой, и крест над домом, прямо в небе.
Дашка поежилась. Наверное, представила себе и пчел, и черемуху. Надо об этом не думать, а то точно приснится. Да, теперь попробуй не думать, как в сказке о белой обезьяне.
– А тебе, Дашка, жених еще не приснился? – спросила Натуся.
Дашка отрицательно замотала головой.
– Почему жених?
– Как же! – удивилась Натуся. – Неужто не знаешь? На новом месте приснись жених невесте.
– Нет, – Дашка даже расстроилась. – Мы все время домового ловили, наверное, плохо спала.
Клавдия пустилась рассказывать о том, что вещие сны снятся на среду или пятницу. На среду перед сном надо загадать желание или задать вопрос, произнести: «Милая среда, приснись хлеб или вода. Если хлеб – да, если вода – никогда».
– И что это значит? – не поняла Дашка.
– А вот что, – терпеливо объяснила Клавдия, – приснится тебе хлеб – желание исполнится, а воду увидишь – забудь о нем. Я так всегда делаю. И ни разу не прогадала.
Дашка беззвучно шевелила губами и морщила лоб, повторяла слова приговора.
– На пятницу на женихов загадывают, – продолжила Клавдия. – Перед сном следует сказать: «Ложусь под пятницу, смотрю на матицу. Приснись не отец не мать, а с кем век вековать».
– А что такое матица?
– Балка, которая потолок держит, – ответила Клавдия и ни с того ни с сего спросила: – Дома-то иконы есть?
– Есть, у родителей в комнате, – не очень уверенно ответила Дашка.
– Клаша, ну при чем тут иконы! – возмутилась я. – Это же приговор, а не молитва.
– Много ты понимаешь! – обиделась Клавдия.
– А я все равно загадаю, – поддержала ее Дашка.
– На Святки обязательно приснится, – вмешалась Натуся.
– Почему на Святки? – спросила Дашка.
– Потому, – наставительно проговорила Клаша. – Время такое.
Чудеса происходили с Клавдией и наяву. В молодости работала она на заводе. Вторая смена заканчивалась поздно, Клаша не всегда успевала на последний автобус. Иногда приходилось ехать на попутке, а там уже добираться до дома через поле и лес. Темно и страшно ночью в лесу. Бежала Клаша по тропинке, вдруг смотрит – прямо перед ней стоит собака не собака, а зверь, больше на волка похож. Клаша замерла. Да вспомнила молитву, которой научила ее мама: «Николай угодник – ко мне, а злой зверь или человек – от меня». Вот она эту молитву и твердила. И не поняла, когда исчез волк, а рядом человек очутился – невысокий, худенький, в пальтишке. Он и проводил Клашу почти до самого дома. После такого рассказа Клаша посмотрела на нас, словно ждала вопроса.
– А дальше? – первой не выдержала Дашка.
– А что же дальше, уволилась я с завода и нашла работу поближе к дому. Секретарем в суде была до самой пенсии.
– А человека того больше не видели?
Клаша усмехнулась:
– Больше не видела.
Вечером мы отправились на поиски Юрки. Настроена я была весьма воинственно. Дашка могла развешивать уши и верить бабушкиным сказкам, я же смотрела на все происходящее гораздо реалистичнее.
– Почему ты так уверена, что именно Юрка дежурит под окнами? – пыталась узнать Дашка.
– У меня есть все основания!
Ответ, конечно, не самый вразумительный, но что я могла еще добавить? Мол, больше некому. А мало ли дураков по деревне шатается?! Нас многие видели. Может, познакомиться хотят, обращают на себя внимание таким способом. Кто их знает. Дашка так и думала. Но меня так просто не проведешь! Хочешь раскрыть преступление, ищи, кому оно выгодно! Вот так!
Дома ни Юрки, ни его брата не оказалось. Родители сказали: где-то гуляют. Я решительно зашагала к клубу. Дашка еле поспевала за мной.
– Но зачем Юрке понадобилось нас пугать? – не унималась она.
Да, действительно, зачем? Я даже остановилась. С чего я вообще взяла, что это Юрка? Если предположить, что он влюбился в кого-то из нас, то зачем знакомил с Глебом и Олегом? Выходит, сначала познакомил, а потом пожалел? А что, если это его брат? Я вспомнила, как Глеб разбил нас во время танца, Сашка потом разозлился, музыку переключил. Потом мы вообще сбежали с ребятами, не предупредив Юрку. Да, но ведь они же были с девчонками!
Как все запутанно!
Возле клуба мы никого не нашли. Я снова пожалела, что не узнала у Юрки номер мобильника.
– Я знаю, где они могут быть, – неожиданно заявила Дашка. – У Глеба!
– И что ты предлагаешь?
Дашка подмигнула с видом заправского заговорщика:
– Давай подкрадемся к дому и посмотрим.
– Вот еще!
– А что такого? Если они ходят под нашими окнами и следят за нами, то почему нам нельзя?
В ее словах был определенный резон, но если мы пойдем шпионить под окна к Глебу, то, выходит, мы ничуть не лучше Юрки и его компании!
– Да кто нас увидит, – беспечно отмахнулась Дашка.
Соблазн был слишком велик, и я поддалась.
И вот мы, как юные разведчицы, крадемся по улице вдоль заборов, стараясь не попадать под свет редких фонарей. Хорошо, что на улице в этот час почти не было народа, потому что выглядели мы крайне глупо. Честно говоря, я до последнего была уверена, что мы увидим дом с темными окнами. Но я ошиблась. Во всех окнах горел свет, было слышно, как играет музыка.
Мы переглянулись. Я прижала палец к губам и махнула рукой, показывая Дашке, чтоб шла за мной.
Я понимала: если кто-нибудь сейчас выйдет из дома, то сразу заметит нас. Но в то же время надеялась пробраться под окна. Услышать нас не могли, ведь в доме работал магнитофон или телевизор.
Итак, мы пробрались в палисадник и замерли в нерешительности. Снег! Мы оставим следы!
– Да ладно, – шепнула Дашка. – Вон метла стоит, заметем, и все.
Я кивнула. Мы приблизились к самой стене. Я велела Дашке подстраховать меня и полезла на фундамент. Иначе в окно не заглянуть. Дашка сзади держала меня за ноги. Было очень неудобно стоять на узком выступе фундамента. Держаться можно было за ставни или за наличник, но я боялась, что подниму шум, а тогда нас заметят. Оставалось полагаться на Дашку, только бы удержала.
Я осторожно заглянула в окно и ничего не увидела. Стекло заиндевело. Спрыгнула вниз.
– Что там? – шепнула Дашка.
– Ничего не видно.
Мы подошли к другому окну. Здесь нам повезло больше. Мне удалось рассмотреть часть комнаты и ребят, всех четверых. Судя по всему, они смотрели какой-то фильм. Музыка, выстрелы, взрывы. Громкость на всю катушку, даже мне было все слышно.
Я спрыгнула, отряхнулась. Дашка смотрела выжидательно.
– Ну?
– Что «ну»? Сидят вчетвером, кино смотрят.
– И все? – разочаровалась Дашка.
– А чего ты ждала?
– Не знаю. Что делать будем?
– Это я у тебя хотела спросить, ты же меня сюда притащила, – возмутилась я.
– Может, просто зайдем? – предложила Дашка.
– Еще чего!
И вдруг рядом раздались голоса и смех. Мы резко присели и чуть ли не ползком добрались до кустарника у забора.
Во двор вошли девчонки, не скрываясь, хохоча, и направились к крыльцу. Их было четверо.
– Видела? – От страха я была чуть живая. У Дашки стучали зубы. Мы слышали, как хлопнула дверь, дом наполнился радостными голосами.
– Им и без нас весело, – процедила я.
Дашка промолчала.
– Идем отсюда! – Я выбралась из кустов, быстро пересекла палисадник и вышла на улицу.
– А как же следы? – догнала меня Дашка.
– Перебьются! – бросила я через плечо. – У них там целые стаи девчонок. Мы ни при чем.
– Мы ни при чем, – повторила Дашка.
Настроение было испорчено окончательно. Мы вернулись домой. У меня было такое чувство, как будто история на школьном крыльце повторилась. «Кому мы тут нужны, – рассуждала я. – Приехали, уехали. Тоже мне – красавицы! Нарисовались – не сотрешь! И без нас хватает девиц. Очень кому-то надо за нами следить!»
– Дашка, – довольно резко спросила я, когда мы пили чай. – Тебе нравится Глеб?
– Он прикольный, – согласилась подруга. – И Юрка тоже симпатичный.
– Понятно, тебе все нравятся. Может, и Олежек тоже?
– Он очень хороший, – смутилась Дашка. – А что?
– Да так, ничего. Сашка тоже?
– Сашка нагловат, конечно, но он симпатичный.
Вот, пожалуйста! Поговори с ней! Олежек, оказывается, очень хороший!
– Я вообще не понимаю, почему мы не зашли к ребятам, – начала рассуждать Дашка. – Почему мы прячемся, бегаем? Ты все время злишься. На кого?
– Исключительно на себя! – отрезала я. – А насчет всего остального – как ты думаешь, у нас должна быть хоть капелька гордости?
Дашка вздохнула.
Я знала, о чем она думает: «Бедная Василиса! Парень бросил. Она теперь разочаровалась и злится на всех». Ну да! И что?! Если бы с ней случилось такое, интересно, как бы она себя вела? Это сейчас такая бесстрашная, море по колено, горы по плечо. А на моем месте? Я, может быть, чуть не влюбилась в этого Глеба. А он оказался ничуть не лучше моего бывшего. И Юрка тоже хорош! А ведь когда-то дружили с ним. Были не разлей вода.
Я страшно расстроилась, чуть не до слез. Накатило так, что чуть не наорала на Дашку. Ведь Глеб на нее повелся, а мне Олеженьку подсунули, чтоб не скучала. Да что же это такое!