— У вас ведь ребёнок? — поинтересовалась жена владельца конторы, невзначай перебив Дашу, когда та, смеясь, рассказывала о том, как они с Серёжей кандидатскую на пару защищали. Настя же широко улыбнулась.
— Да, у нас с Серёжей дочка. Ей почти четыре. Вика вся в папу.
Маркелов тогда удивился.
— Правда, что ли?
Все рассмеялись, а Настя громче и непринуждённее всех.
— Конечно. В меня она только внешне, а характер — Маркеловы, тут даже говорить нечего. Такая же пробивная. Уж если что решила… — Кинула на Дашу быстрый взгляд. — Её только Серёжа успокоить может. Папино слово у нас закон.
Даша хотела что-то сказать, но хозяйка вечера её снова перебила.
— Это правильно, это нужно прививать с пелёнок. У нас двое внуков, младшему тоже четыре, недавно только исполнилось. Он отца во всём копирует, иногда просто до смешного доходит. Кстати, вы дочку в Англию возьмёте или с дедушками-бабушками оставите?
Сергей всерьёз растерялся и на жену посмотрел, а Настя уверенно кивнула.
— С собой возьмём.
— Просто с ребёнком у вас на себя времени меньше останется, Серёжа будет работать, а вы могли бы…
— Нет, нет. Вику мы возьмём с собой, даже думать нечего. Да и как мы без неё. Серёжа если вечерами задерживается, приходит, а она уже спит, так он уже места себе не находит. — Даше ещё одна улыбка досталась. — А тут несколько месяцев.
— Дочка в маму, значит, рыженькая?
Маркелов вдруг улыбнулся.
— Да, зайчик солнечный.
Полная и безоговорочная победа. Больше Даше ни одного взгляда не досталось от Насти — ни торжествующего, ни мстительного. Она просто была рядом с мужем, ловила его взгляды, а внутри всё пело. Причём это была не просто песня, а марш победителя. Именно в тот день Настя чётко поняла, какой жизни она хочет — для себя, для своего ребёнка, для своей семьи. Да, её судьба когда-то сделала кульбит, настолько неожиданный, что Настя на долгие годы перестала соображать, осмыслить никак не могла перемены, смириться не могла, просто жить и радоваться. Но пришло время, и она прозрела. По сторонам огляделась, к себе постаралась прислушаться, и вдруг поняла, что представить себя не может в другом месте, с другими людьми. Долго мучилась из-за того, что не своё место занимает, но оказывается, просто-напросто запугивала себя. И вот наконец пришла к выводу, что пора брать судьбу в свои руки, а не ждать очередных сюрпризов и пакостей.
— Я была сегодня хороша? — спросила она мужа, когда они вернулись домой за полночь. Серёжка был немного пьян, позволил себе расслабиться, когда его начальники разъехались, оставив молодёжь отмечать заслуженный успех.
— Ты была хороша, — шептал он ей, целовал за ушком, лаская её тело ладонями. — Ты и сейчас хороша.
— Правда? — Настя рассмеялась, но спохватилась, вспомнив о том, что поздно и дома все давно спят, и рот себе рукой зажала.
— Солнце моё. — Маркелов подтолкнул её к дивану в гостиной, Настя на подлокотник присела и уткнулась носом мужу в грудь. Он тут же ладонями её лицо обхватил, запустил пальцы в волосы.
— Ты у меня молодец. Когда Медведев про тебя сегодня говорил, я так гордилась тобой. — По груди его погладила, а Серёжа наклонился к ней.
— Гордилась?
— Конечно.
Он усмехнулся, не придумал, что сказать, и поэтому рот ей поцелуем закрыл. Попытался на спину опрокинуть, Настя даже с подлокотника съезжать начала. Попыталась удержаться и ухватилась за его рубашку.
— Серёж, ну не здесь же.
— В комнате Вика спит.
— Да-а? — протянула Настя, смеясь. А Маркелов её подхватил и помог с дивана подняться.
— Пойдёшь со мной в душ? — спросил он, целуя её шею.
— Куда угодно с тобой пойду. Хоть в душ, хоть в Англию.
— Ну, в этом я не сомневаюсь. — Серёжа её за талию приобнял, а Настя к боку мужа прижалась. А Маркелов сказал:
— Дождаться не могу, когда мы уедем, и у нас появится отдельное жильё.
— Какой ты неблагодарный, — поразилась она.
— Я благодарный, — возразил он, посмеиваясь. — Но я хочу отдельную спальню. Чтобы ребёнку спать не мешать.
Настя рассмеялась.
— Посмотрим, посмотрим, насколько твоих обещаний хватит. Трудоголик.
В Англии Насте понравилось, причём сразу, чего она не ожидала. Всё-таки другая страна, другие люди, со своими привычками и понятиями, и язык незнакомый. Когда в Лондон прилетели, Настя по-английски лишь десяток фраз знала, которые пытался в последние дни перед отъездом в её голову Борис Иванович вложить. Настя их заучивала, плевалась из-за произношения, которого не было в принципе, и злилась, когда Серёжка её раз за разом переспрашивал:
— Что, что ты сказала?
Она как-то даже Викиным платьем в него запустила, когда муж окончательно достал своими шуточками. Вот только оказавшись в Лондоне, в первый момент запаниковала, когда поняла, что никакими заученными фразами не спасётся. Когда люди с ней заговаривали, чувствовала себя глухонемой и при этом полной дурой. Неприятное ощущение. Уже через два дня мучений, поклялась себе, что язык выучит. Вот прямо завтра и начнёт.
Поселили их в маленькой двухкомнатной квартирке на окраине города, но они с Серёжкой были вполне довольны. У ребёнка своя комната, у них отдельная спальня, кухня достаточно просторная, с диванчиком и круглым столом, за которым так приятно было завтракать и ужинать вместе, а ещё балкончик, увитый плющом. У Насти от восторга голова кружилась. Пусть квартира временная, всего на несколько месяцев принадлежит им, но они впервые живут одни, своей семьёй. Нет, они никогда не жаловались, благодарны были Серёжиным родственникам за помощь, советы, поддержку, но иногда так хотелось уединиться, просто почувствовать себя хозяевами, пусть маленького, но своего дома. И вот теперь случай представился. За окном сквер, вокруг тишина, дождь часто идёт, но это совсем не расстраивает, машины по дороге двигаются с черепашьей, как казалось после Москвы, скоростью. Сонная, пасмурная, неторопливая действительность. Мама Настю спрашивала по телефону, не скучает ли она, а та удивлялась подобным вопросам. Как она может скучать? Она наконец-то, в полной мере, почувствовала себя замужней женщиной. Которая не терзает без конца телефон, набирая номер супруга, выясняя, где же её муж, не перебирает в уме имена женщин, с которыми он общается, ей не хочется заорать на него и затопать ногами, когда он дома в конце концов появляется. Всё это ушло в прошлое, как только они остались втроём. Теперь только она о нём заботится, не нужно оправдываться, находя предлоги для его родителей, когда он не приходит к ужину. Серёжка впервые принадлежит только ей, и столько всего открылось. Они никогда столько не говорили, никогда друг с другом не делились своими обидами и недопониманиями. И никогда Настя не чувствовала себя так спокойно и уверенно.
Днями Сергея дома не бывало, он чётко отрабатывал свои часы, изучал международное право, иногда даже уезжал на несколько дней, чтобы присутствовать при заключении важных сделок и мировых соглашений. Он английским в совершенстве владел, запросто находил общий язык, а уж с его природным обаянием, Настя не удивлялась, что ему всё так легко даётся. А вот она, в отсутствие мужа, штудировала учебники, всюду ходила с плеером, слушая уроки английского, и через несколько недель начала отрабатывать свой английский на продавцах и случайных прохожих. Частенько становилось неловко, случались нелепые и смешные случаи, приходилось извиняться и с позором сбегать, но прошёл месяц, потом другой, и Настя поняла, что в магазинах общается уже без всяких проблем. Это вдохновило, и круг своего общения она решила расширить. Стала разговаривать с соседями, а когда они с Сергеем вечерами или в выходные дни выбирались «в свет», просила его дать ей шанс сделать заказ или пообщаться с людьми. Муж сначала посмеивался, а потом только удивлялся.
— Я поражён, честно, — сказал он, услышав, как Настя ругается с навязчивым клоуном, который увязался за ними в парке. — Как ты так быстро язык выучила?
Она лишь плечами пожала.
— Не знаю. А что, у меня хорошо получается?
— Очень даже хорошо. Ты молодец. И произношение у тебя… Я такого полтора года добивался.
Настя счастливо улыбнулась.
— Вот видишь, какая у тебя жена!
Сергей рассмеялся.
— Вижу, всё вижу.
К концу их пребывания в Лондоне, раздумывая о том, как будут жить дальше, вернувшись в Россию, Настя приняла решение. Обдумывала его несколько дней, уверенная, что решение верное и даже нужное, но мужу всё равно сообщала его с осторожностью. Сама не понимая, чего опасается.
— Я хочу поступить в институт, — сказала она ему в один из вечеров. А когда Серёжа на неё глаза поднял, поспешила его успокоить: — На заочный.
Он хмыкнул. И только спросил:
— Факультет выбрала?
— Да. Переводческий. Основной — английский. Как думаешь?..
Он медлил всего пару секунд, а Насте показалось, что целую вечность. Она на самом деле занервничала.
— Думаю, что это отлично.
Она разулыбалась.
— Да? А язык?
— Насть, ты уже читаешь на английском. Поступишь.
Она прилегла, устроив голову у него на груди. Стала смотреть в потолок, размечтавшись о будущем. Но в какой-то момент не выдержала и сказала:
— Так быстро год пролетел. Даже странно возвращаться. Да, Серёж?
— Немного странно, — согласился он. Пальцы играли с её волосами, каштановую прядь на палец накручивал и слегка потягивал из стороны в сторону. — Знаешь, что я думаю? Вика по-английски тоже заговорила, слышит-повторяет, надо сад и школу найти с уклоном в языки. Зачем ей забывать? Пригодится в жизни.
Настя на живот перевернулась, подпёрла подбородок кулачком.
— Ты прав. — Губами к его животу прижалась. — Прямо удивительно, мой муж всегда прав.
Он руку опустил и шлёпнул её по оголившимся ягодицам.
— Вредина.
Как оказалось, в Москве, за время их отсутствия, ничего не изменилось. Настя переживала, что они вернутся и с переменами будет справиться трудно, в столице всё быстро меняется, но видимо менялось только когда ты здесь, присутствуешь, и перемены провоцируешь. А так они приехали, как из отпуска, только вещей привезли в два раза больше, чем увозили. Бабушки-дедушки охали и ахали, наперебой повторяя, как ребёнок вырос, Вику тискали, целовали, подарками задаривали, а та млела от удовольствия, и разговаривала со всеми по-английски, поражая воображение родственников. Те хором умилялись и пророчили внучке большое будущее, ведь она у них такая умница-разумница. Сергей только головой качал, наблюдая за тем, как дочь быстро ориентируется, зная что у кого попросить и что для этого сделать надо. Вика носилась по квартире, хвастаясь своими игрушками и платьями, и только рыжие косички мелькали в воздухе, когда девочка от переизбытка эмоций начинала подпрыгивать.
— Как ты похорошела, — радостно говорила Насте мама, обнимая её и усаживаясь рядом с ней на диван. — Прямо не узнать. Скажи мне честно, как у вас дела?
— Всё хорошо.
— Мы переживали, что там опять ругаться начнёте, а куда в чужой стране деваться?
— Самое странное, что там мы не ругались, — понизив голос, проговорила Настя. — Нет, ссорились, конечно, спорили, но не ругались.
— Вот видишь.
Настя комнату, в которой они с мужем четыре года прожили, взглядом обвела.
— Очень надеюсь, что в Москве продолжится также.
— А что здесь по-другому?
— Всё здесь по-другому, мам.
Галина Викторовна дочь по коленке потрепала.
— А ты не думай об этом. Сама обстановку не накаляй. Как жили там, так и живите.
Настя только кивнула, хотя на душе было неспокойно. Вот только Серёже свои переживания показывать не стоило, и она старалась, улыбалась, смеялась и льнула к нему.
В институт Настя поступила. С трепетом ожидала результатов, и хотя Серёжка уверял её, что она поступит — на заочное и платное-то! — но помня две свои неудачные попытки, Настя переживала. А когда поступила, как Вика прыгала по комнате от радости, подхватив дочку на руки. Всех своей радостью и реакцией насмешила, но ей было всё равно. По такому важному поводу был приготовлен праздничный ужин, куплен торт, Маркелов большой букет цветов принёс и бархатную коробочку, в которой на белом атласе лежала золотая цепочка и небольшой кулончик, пусть с маленьким, но изумрудиком.
— Который так подходит к твоим глазам, — сказал ей тогда Сергей, а Настя у него на шее повисла, чувствуя, как сердце замирает. Но тогда она свои чувства не анализировала. Необходимости не было. Серёжка её муж, он всегда с ней, он подарки ей дарит, в постели у них всё отлично, не смотря на то, что пятую годовщину свадьбы отметили, и дочку он обожает. У них нормальная, по всем меркам, семья. Не без минусов, конечно, но с дурными привычками мужа Настя управляться научилась, и свою гордость и вспыльчивость старалась сдерживать. Ругались они теперь достаточно редко… Умом всё это Настя понимала, но никогда не думала, что всё это можно потерять в один момент, и какую боль и ужас это принесёт в её жизнь. И только, когда трагедия произошла, осознала, насколько глубоки её чувства к мужу.
Поздно вечером ей позвонили, мужчина представился старшим лейтенантом Свиридовым, и сообщил, что её муж, Маркелов Сергей Борисович, попал в аварию. Настя и без того волновалась, не понимая, почему Серёжка задерживается с работы. Он предупреждал, что на ужин не приедет, но обещал быть дома к десяти, но часы показывали половину двенадцатого ночи, Настя давно уложила Вику спать, а сама сидела на диване, ощущая смутную тревогу и не зная, что с ней делать. Пыталась читать, готовясь к первой сессии, но то и дело кидала беспокойные взгляды на часы. А потом этот звонок, и внутри всё похолодело, сердце ухнуло куда-то вниз, а мозг отказывался воспринимать информацию. Этот лейтенант говорил с ней таким официальным тоном, без всякого сочувствия, и Настя никак не понимала, чем этот разговор закончиться должен. А гаишник только повторял — попал в аварию, попал в аварию, не объясняя, что произошло дальше.
— Он жив? — Кажется, это произнёс кто-то другой, не она, потому что Настя совершенно не узнала свой голос.
— Ваш муж в больнице.
Она повалилась на подушки и только тогда выдохнула. И задышала тяжело, как рыба, выброшенная на берег. Жив, главное, жив.
Позже она рыдала у него на груди, на какое-то время позабыв, кто из них пострадавший, и что это за Серёжкой надо ухаживать и поддерживать его. Но не могла ничего с собой поделать. По пути в больницу как-то держалась, уговаривала себя, зная, что ей нужно будет говорить с врачами, решать какие-то вопросы, возможно, думать за двоих — и за себя, и за Серёжу. Ведь тогда она ещё понятия не имела, в каком он состоянии находится. Только тогда, в такси, подъезжая к Склифу, поняла, что никогда прежде не принимала решения сама, и ни за что сама не отвечала. Всегда проблемы решал Серёжка, а она бежала к нему за советом и помощью. И вдруг оказалась одна, а нужно было постараться сделать всё правильно. Собраться, осознать, не ошибиться…
А потом увидела его в палате, и он не находился в коме, как она себя запугала, не был весь перебинтован и опутан какими-то пластиковыми трубками, как в кино показывают. Да, в синяках, ссадинах, потрёпанный и явно в шоке, но живой и в сознании. Взгляд мутный, видимо, от лекарств, реакции заторможенные, моргал часто, как если бы спать хотел. Вся левая рука, от пальцев и до самой шеи, в гипсе, лоб заклеен пластырем, болезненно охал, когда пошевелиться пытался, но главное, он был жив! И на Настю смотрел вполне осознанно и даже предпринял попытку улыбнуться. А она просто рухнула на стул рядом с его кроватью, несколько долгих секунд смотрела на него, словно не в силах поверить, что все её страхи — пустое, а потом зарыдала. Да так сильно, что муж всерьёз перепугался. Ему каждое движение давалось с трудом, он едва мог шевелить свободной рукой, но всё-таки сумел её поднять и положить Насте на голову, когда та лицом в его грудь уткнулась. Она чувствовала, как его пальцы дрожат, как-то ненормально сильно, просто трясутся, словно под током, и из-за этого ещё сильнее плакала.