— Слава Богу, не подгорели, — воскликнула она, едва успела вытащить пирожки из духовки.
Потом быстро прошла в коридор и натянула майку и шортики.
Рома уже уселся за стол и принялся за остывший суп.
— Давай подогрею, — предложила Саша и уже потянулась за тарелкой. Но Роман только отмахнулся.
— Сойдёт, — и принялся дальше есть холодный суп.
Саша пожала плечами и стала выкладывать пирожки на большое блюдо.
— Если у тебя плохое настроение, предлагаю два варианта: или ты рассказываешь о причине, или перестаёшь срываться на мне, — философски изрекла она.
Роман передёрнул плечами.
— С настроением всё хорошо, просто завтра я ложусь в больницу на обследование и немного опасаюсь результатов.
Саша замерла.
— А у врачей есть какие-то опасения? — встревожилась она.
Роман помотал головой.
— Нет, но всякое бывает, — неясно ответил он.
Саша кивнула, принимая его объяснения.
В принципе, его можно было понять. Случись такое с самой Сашей, она бы не знала, как реагировать. И сейчас она просто обязана оказать ему всякую поддержку, которая ему понадобится. И пусть сейчас он делает вид, что он самостоятельный и сильный мужчина и не нуждается ни в чьей поддержке, ей нельзя отступать, ведь она знает, что мужчины — как большие дети и им просто необходимо чувствовать, что кто-то есть рядом с ними.
Саша тяжело вздохнула и приготовилась к тому, чтобы дать ему всё то, в чём он нуждался сейчас больше всего.
Глава 13
Роман открыл глаза и зажмурился от непривычно яркого, слепящего света. Он провёл в больнице две недели, и ему нестерпимо хотелось вырваться отсюда домой.
С каждым днём открывались всё новые пренеприятные особенности течения болезни, и в итоге лечащий врач Романа пришёл к неутешительному выводу — операция в этом случае не поможет. Только продлит мучения, да и то ненадолго.
К концу обследования Роме казалось, что он провёл в клинике не одно десятилетие — так осточертели ему стены больничной палаты и бесконечные манипуляции, которые проводили с ним доктора.
Роман свесил ноги с кровати и поморщился — боль в животе стала абсолютно нестерпимой. Сегодня его выписывали домой. Выписывали умирать, как сам Рома отчётливо понимал.
Вся его жизнь — размеренная и спокойная, укладу которой он подчинялся долгих двадцать три года, летела в тартарары, и он ничем не мог помочь себе. Сейчас он чётко понимал одно — ему придётся сделать последний рывок, разобраться с тем, что было так дорого ему всё это время, исключить всё самое дорогое из своей жизни и спокойно уйти.
Бороться…Раньше он стал бы бороться. Что изменилось сейчас? Наверное, сейчас в его жизни впервые за долгое время появилась та, что не должна была видеть того, что с ним происходит. Не должна была видеть того, как медленно и мучительно он будет угасать в отведённые ему несколько дней, или недель…Или месяцев.
Рома тихонько приоткрыл дверь в квартиру и ступил в полумрак прихожей. Сразу после выписки из больницы он долгое время бродил по городу, игнорируя тянущую боль внизу живота, и всё время думал, думал, думал…
Сегодня ему необходимо было поговорить с Сашей, сказать, что он уезжает, что между ними всё кончено. Макс обещал присмотреть за Сашей и Соней, чтобы они ни в чём не нуждались, и могли всегда обратиться к нему за помощью. И всё же он обязан был сегодня беспощадно и жестоко обрубить всё то, что между ними было.
Саша спала, обнимая Сонечку, беспечно развалившуюся в позе «звезды» рядом с ней. Роман присел возле кровати на корточки и вгляделся в такие дорогие его сердцу лица — красивое Сашино и крошечно-трогательное Сонино. Соня спала, нахмурив бровки и приоткрыв ротик. Иногда губки её беспокойно шевелились во сне, словно она говорила что-то кому-то. Саша наоборот была абсолютно спокойна, и иногда на губах её витала слабая улыбка.
«Хорошие мои…Нежданные, любимые…Прощайте, прощайте…»— мысленно произнёс Роман, смаргивая жгучие слёзы. И тут же наткнулся на серьёзный взгляд Сони. Она некоторое время лежала, глядя в его глаза, потом широко улыбнулась и Роман, осторожно убрав руку Саши, поднял ребёнка на руки.
— Ну что? Дадим мамочке поспать ещё немного, шалунья? — прошептал Рома, вынося девочку из комнаты.
Они долго сидели вместе на диване. Точнее сидел Роман, а Соня доверчиво прижималась к нему, позабыв об игрушках, как будто чувствовала, что Роман не задержится дольше, чем для того, чтобы сказать Саше последние слова. Максим должен был приехать с минуты на минуту, чтобы Рома познакомил их с Сашей и чтобы после его отъезда Саша не вздумала бы уехать куда-нибудь.
Чёрт побери! Как же не хочется расставаться…Как же не хочется бросать вот это всё, отрезать от себя кусок по живому, но по-другому он не мог. Сегодня. Всё случится сегодня.
— О, Господи! Соня! — раздался окрик Саши и Рома, чертыхнувшись, сорвался с места и помчался в комнату.
— Сашунь, она со мной, не волнуйся, — успокоил он ошарашенную Сашу, входя в комнату и на чём свет стоит ругая себя за то, что могла подумать Саша, проснувшись и не обнаружив рядом ребёнка.
— Рома… — Саша моргнула несколько раз, игнорируя приветственный крик Сони, — А ты почему…Что? Почему не сказал, что тебя выписали? Как ты? Всё хорошо? — посыпались вопросы, и Рома ухмыльнулся, но вовремя спохватился, надевая на лицо маску равнодушия.
— Всё в порядке, — уклончиво ответил он, передавая Соню на руки Саше и отходя к окну. — Я сегодня уезжаю, Саша, — отрывисто произнёс он, поворачиваясь к ней спиной и чувствуя жгучую боль в районе сердца, во много раз превосходящую привычную боль от опухоли.
В воздухе повисло молчание. Долгое, мучительное, гнетущее.
— Мы тогда собираться сейчас начнём, — проговорила Саша, начиная ходить по комнате, держа Соню на одной руке. — А куда мы едем?
Рома повернулся к ней. От такого простого вопроса в груди защемило ещё сильнее. Саша что-то вытаскивала из прикроватного столика.
— Саша, ты не поняла — я уезжаю. Не мы. Я. Между нами всё кончено, Саша. Сейчас приедет мой сын — Макс, он поможет вам первое время. Вы можете остаться здесь, а можете снять квартиру, любую. Макс поможет вам.
Он окинул Сашу и Соню взглядом, отчаянно гоня от себя мысль о том, чтобы кинуться к ней, умолять простить за эти жестокие слова, лишь бы только стереть с её лица это жуткое выражение непонимания, боли, обиды…Страшное выражение на лице любимой женщины. Страшное…То, которое ты всеми силами должен пытаться не допустить и то, виновником которого стал ты сам.
— Прости, — шепнул он, не зная, слышит ли она его в этот момент, и вышел из комнаты, плотно прикрыв за собой дверь.
Глава 14
Роман был зол и находился в постоянном состоянии отрицания. Вот, пожалуй, два основных чувства, которые охватили его сразу после того, как он покинул квартиру, в которой до этого счастливо жил с Сашей и Соней. Это было кратковременное, но такое нужное ему счастье, за которое бы он, не задумываясь, заплатил любую цену, если бы кто-то запросил её. Саша была молодой и не видавшей жизни девочкой. Она забудет его, едва он покинет её жизнь, и, как надеялся Рома, помочь ей в этом сможет Макс. А теперь Роман злился. Злился безудержно и яростно на то, что он вынужден был отказаться по собственной воле от своей любви.
Второе чувство, — чувство отрицания, — охватило его тогда, когда он стоял возле кабинета психолога. Перед ним была ничем не примечательная дверь с табличкой, которая гласила, что здесь принимает врач Гриленко Оксана Анатольевна. Надеялся ли на что-то Роман, стоя возле кабинета этого врача? Разумеется. На краю сознания светилась ярким пятном надежда, которую мужчина усиленно загонял подальше, чтобы только потом не было очень больно, если она вдруг окажется просто мифом. И когда он гнал её прочь, возникало чувство отрицания.
«Мне никто не поможет, — повторял и повторял он себе, одновременно злясь на то, что он всё же поддался уговорам, — Это всё полный бред!»
Ему до безумия хотелось ворваться в кабинет врача и высказать ему, точнее ей, всё то, что он думает о её способе лечения. Он даже заготовил несколько фраз о том, что шарлатанам самое место сидеть в тюрьме, и он собирается уведомить органы власти о том, что людей обманывают таким способом. В общем, стоя перед дверью в кабинет, Роман испытывал самую сумасшедшую по своему составу смесь эмоций.
Он распахнул дверь, не утруждая себя тем, чтобы предварительно постучаться, и вошёл внутрь уверенным шагом. Молодая женщина, сидящая за столом и что-то внимательно изучающая в раскрытой папке перед собой, при его появлении подняла голову и лучезарно улыбнулась ему. Но Рома от этой улыбки обозлился ещё больше, а ещё осознание, что он собирался доверить свою судьбу и жизнь в руки вот этой девочки, по возрасту немногим превосходящую Сашу, только усугубили злость.
— Добрый день, — поздоровалась Оксана Анатольевна, поднимаясь из-за стола и подавая вошедшему руку.
Роман протянутую ладонь проигнорировал и тут же расставил все акценты по местам.
— Добрый, — хмыкнул он, — Скажу сразу, что я нисколько не верю в ваши методы лечения и нахожусь здесь только по просьбе Лины, но готов потерять немного своего времени, коего и так осталось у меня чуть-чуть, чтобы только Лина успокоилась.
Сначала с лица Оксаны Анатольевны пропала улыбка, потом она нахмурила тонкие брови и поправила очки.
— Немного не понимаю, о чём речь и кто такая Лина, — ответила она, разглядывая мужчину, стоящего перед ней, — Но если вы присядете и расскажете о вашей проблеме подробнее, быть может, мне станет хоть что-то ясно.
Рома немного растерялся. Хорош же он был некоторое время назад, накинувшись на врача этаким ураганом! А доктор и знать ничего не знал о его визите.
Он поспешно присел на стул, и Оксана Анатольевна тоже опустилась на своё место.
— Я, видите ли, — Рома замешкался под спокойным взглядом Оксаны Анатольевны, — В общем, Лина и Феликс настойчиво советовали мне обратиться к вам. И вот я здесь, — немного неловко закончил он свою речь.
— Я поняла, — только и ответила Оксана, вытаскивая откуда-то тонкую папку, в которой лежал один единственный листок, — Роман, верно?
Рома кивнул. Похоже, Оксана Анатольевна и сама была в некоторой растерянности относительно его визита, что и подтвердила позже.
— Видите ли, я в курсе вашей проблемы, — начала она, снимая очки и потирая переносицу, — Феликс рассказал мне всё в общих чертах. Вот только это немного, как бы это сказать, — она замялась, возвращая очки на место, — Нестандартная ситуация для меня. Этот способ лечения ещё недостаточно изучен, и, скажем так, находится на стадии апробирования.
— Я уже говорил вам, что не верю в него, — повторил Роман своё заявление, правда, уже более мягким тоном, — Поэтому если вы сомневаетесь в чём-либо, то нам лучше сэкономить время друг для друга.
Оксана Анатольевна смотрела на него спокойно, не собираясь протестовать против его предложения, и когда он договорил, так же спокойно произнесла.
— Видите ли, Роман, всё дело в том, что наше физическое здоровье в большей степени зависит от психологического состояния. Причём любая нерешённая вовремя мелочь через годы может повлечь за собой совершенно потрясающие и непредсказуемые последствия. Например, в вашем случае причиной заболевания является обида, которую вы, грубо говоря, загнали глубоко в подсознание, и копили долгие годы. Например, это, — она взяла с стола стаканчик для ручек, — ваше подсознание. А это, — Оксана достала из сумки кошелёк, из которого извлекла горсть монеток, — Ваши обиды.
Она стала бросать монетки в стаканчик, рассказывая о том, что на всём протяжении жизни Роман был склонен копить эти обиды, откладывая в дальние уголки подсознания. При этом, не извлекая в определённый момент и не прощая их. Он просто удерживал их на месте, где они и находятся по сей день.
— Этих обид-монеток было гораздо больше, нежели сейчас есть в стаканчике. А в один момент стаканчик распух, — она сделала ударение на последнем слове, и взглянула прямо в глаза Роме, — и не выдержал.
Возникла пауза, во время которой Роман прямо физически почувствовал эти самые обиды, о которых говорила Оксана. Они словно были ощутимыми и сейчас сконцентрировались как раз там, где был источник его боли.
— И как от них можно избавиться? — хрипловатым голосом спросил Роман, уже не торопясь отрицать систему лечения.
— Всё просто, — Оксана решительно отодвинула от себя стаканчик и поправила очки на переносице, — Вынуть их из подсознания, рассказать о них и простить. Видите ли, Роман, только человек способен сам решить такого рода проблемы. Мы лишь наводим на мысли, задавая вопросы и подсказывая. Словно ведём человека к некоему решению, которое принимает только он сам.
— То есть, моё здоровье в моих руках, — задумчиво протянул Рома. Вся эта затея уже не казалась ему столь глупой. А, быть может, всему виной была надежда, которая вдруг возродилась в его душе. А что, если позволить себе поверить?
— Когда мы можем начинать лечение? — тихим голосом спросил он у Оксаны, и женщина взяла со стола ежедневник и стала что-то писать в нём.
— Давайте начнём в понедельник, — предложила она, не поднимая головы, — Часов в десять утра, устроит?
Для Романа больше не существовало понятия времени. Когда ты понимаешь, что у тебя его просто нет, то и начинаешь ценить его по-другому.
— Да, понедельник, десять утра меня очень даже устроит.
Мужчина поднялся со стула и произнёс тихим голосом:
— Вы меня извините, что я так ворвался в ваш кабинет. Просто я в последнее время сам не свой. Сам не знаю, чему и кому верить, хотя умом понимаю, что люди кругом желают мне только добра.
— Я понимаю, — кивнула Оксана, поднявшись со своего места и подавая Роману руку, которую в этот раз он осторожно сжал в ладони, — Всё в порядке.
Рома больше ничего не сказал, только задержал руку Оксаны в своей, потом развернулся и вышел из кабинета.
И снова он не смог сразу вернуться в плен квартиры, которую снял сразу после того, как уехал из своего жилья. Он ничего ни о ком не знал и никому ничего не говорил о том, где он находится. Просто отключил все мобильные, не показывался на работе и ничем не интересовался. Это была другая жизнь, не его. Он не имел права больше быть её частью, потому что был готов умереть. Самовольно вычеркнув себя из списка живых, Рома отключил все воспоминания о том, что бывает другая жизнь. Работа, дом, семья, дети. Это было где-то там, и это было не для него. Единственные, кого он помнил, были Саша и Соня, но и о них он старался почти не вспоминать, потому что было очень больно за несбывшиеся надежды. А ещё было очень больно за Сашу, которую он вынудил переживать за себя.
Зло пнув банку из-под пива, которая с громким стуком покатилась по тротуару, Рома поднял повыше воротник пальто, и направился в сторону машины, чтобы вернуться в снятое жильё и ждать понедельника.
Глава 15
— Мама, я обижен на тебя за то, что я чувствовал себя нелюбимым. Ты знаешь, порой я просыпался ночью, ещё будучи маленьким, долго лежал и не мог уснуть и придумывал море способов, чтобы привлечь к себе внимание. Иногда я изобретал целый план, как стану вести дневник, в котором напишу, что мне очень грустно понимать, что меня не любят, и забуду его на каком-нибудь видном месте. Ты найдёшь его, прочтёшь, и тогда всё станет совсем иначе. Ты поймёшь, что мне плохо, страшно, обидно. Потом я засыпал и откладывал эту идею на неопределённый срок. Помнишь, один раз мы пошли в «Детский мир» и ты купила мне на день рождения рюкзак для школы, тогда я должен был идти в первый класс. А потом, через год моей сестре купили такой же…Просто так. Тогда мне было очень обидно, мама.
Рома сидел напротив Оксаны, глядя ей в глаза и рассказывая всё то, что мог вспомнить о своих обидах. Оксана Анатольевна слушала внимательнейшим образом, и по её лицу никак нельзя было прочесть, что она чувствует или думает. Она вообще никак не выказывала своих эмоций. Это было их обычное времяпрепровождение, но поначалу всё это казалось Роме диким. Один раз он даже встал прямо посреди сеанса и вышел из кабинета, потому что не мог взять себя в руки и начать такого рода терапию. Потом, постепенно всё вошло в свою колею и внутри Романа будто прорвалась плотина. Он говорил, говорил, говорил…О каких-то совершенно незначительных вещах. Вернее, незначительными они казались ему именно до терапии, а сейчас…Чёрт побери! Да он и вправду слишком много значения уделял этим самым мелочам. Он злился на какие-то совершенно не нужные ему вещи, обижался, копил всё это в себе, и понял это только сейчас!