Мы садимся на террасе, чтобы насладиться ветерком с моря. Небо – сплошной звездный ковер. Огни поселка выключаются, но вулкан там, наверху, не спит: выпускает в небо валики и спирали, которые с непрекращающимся ритмом освещают темно-синий цвет ночи.
Из магнитофона в зале звучит «Good night Lovers» Depeche Mode. Леонардо напевает вслед за мелодией. Я уже много раз слышала, как он напевает. Это выглядит спонтанно и забавно – его способ выразить счастливое состояние души, как в детстве. Усмехаюсь про себя незаметно, затем вытягиваю ноги. И кладу их на парапет, глядя на море, черное в ночи. Стромболиккио в одиночестве поднимается вдали со своим зажженным маяком. При свете луны он выглядит величественно.
– Он похож на охранника Стромболи, – это мысли вслух.
– Да, – отзывается Леонардо, взглянув на темный горизонт.
Затем поворачивается и, глядя мне прямо в лицо, резко приподнимается со скамьи, берет меня за руку и, словно раздумывая над чем-то, говорит:
– Пойдем со мной.
Нахмуриваю брови:
– Куда это?
– Увидишь, – его грудь напрягается под рубашкой, – давай вставай.
Улыбаюсь. Кто знает, что у него на уме? Однако не хочу заставлять его ждать.
* * *Спустя некоторое время мы бороздим мелкие волны в темноте, на небольшой надувной лодке белого цвета, над нами луна, а за спиной – Стромболи. Мы плывем по направлению к Стромболиккио: именно туда решил отвезти меня Леонардо. Через несколько минут мы доплываем до места, еще совсем недавно бывшего для меня лишь фантазией, – островок с крутыми скалами посреди моря и маяк, проецирующий на горизонт сноп светло-желтого света.
Леонардо привязывает лодку к выступу. Отсюда начинается каменная лестница, поднимающаяся вверх подобно языку, вырезанному в скале. Чтобы двигаться здесь с уверенностью, не хватает света, и Леонардо включает фонарик, захваченный с собой. Он всегда все предусмотрит. И в эти дни внушает мне такое чувство уверенности, какого у меня не было в дни нашей страсти в Венеции и Риме.
Вблизи скала гораздо больше, чем видится с террасы нашего дома. Она возвышается над нами подобием мифологического морского чудовища, поднявшегося над поверхностью воды. Теперь я чувствую себя очень маленькой. И после всего, что случилось сегодня вечером, будут ли у меня силы, чтобы взобраться на этот величественный скалистый конус? В последнее время я почему-то боюсь высоты (прежде этого не было: я спокойно работала над фресками, взобравшись на леса). Уже чувствую пустоту в животе.
Леонардо смотрит на меня, и я понимаю, что он улыбается в темноте.
– Тебя волнует подъем?
– Нисколько, – отвечаю с уверенностью, – не могу дождаться. (На самом деле я напугана, но не хочу этого показывать.)
– Здесь двести ступенек, – объясняет он, идя вперед с фонариком. – Когда я был маленьким, насчитывал всегда больше.
– М-м-м, звучит ободряюще! Неплохой вызов для того, кто совсем недавно обрел возможность снова пользоваться обеими ногами! – Я беру его за руку для пущей уверенности. Ограждение из металла очень низкое, и на каждом шагу мне мерещится, что я падаю вниз. И чем выше поднимаюсь, тем больше это видение перехватывает дыхание.
– Как дела с ногой? Болит? – спрашивает Леонардо.
– Нет, все в порядке.
Может быть, благодаря чудесному алоэ или потому, что иногда я останавливаюсь отдышаться… Но меня больше волнует не нога, а высота над поверхностью моря. Достаточно неверного шага, и, наверное, отсюда сверху удар о воду может быть смертельным.
На четвертой лестничной площадке смотрю вниз, и мир под нами кажется мне совсем маленьким. Сжимаю покрепче руку Леонардо, такую теплую и твердую, и стараюсь не отрывать глаз от его спины. Вверху видны два зубца, которые отсюда похожи на драконов, спустившихся с небес.
Еще несколько ступенек, и мы наверху, наконец-то! На вершине открывается широкая терраса, огражденная каменным парапетом, внизу на воде белеет свет маяка.
Я запыхалась, но вид отсюда потрясающий – пятьдесят метров над уровнем моря и в двух шагах от неба.
Бросаю последний взгляд в бездну под нами, которая уже притягивает меня. Море – безграничное черное пространство, и когда я смотрю на него, у меня по спине пробегают мурашки.
– Правда, здесь потрясающе? – спрашивает Леонардо, приближаясь.
– Да, но у меня это вызывает еще и страх.
Инстинктивно прижимаюсь к нему, и он обнимает меня. Затем мы присаживаемся на каменный куб недалеко от маяка. Леонардо снимает рубашку, чтобы обсушить пот на теплом ветру ночи. Мои глаза снова неотвратимо останавливаются на той татуировке, между его крутых лопаток. И одновременно снова появляется мысль о Лукреции.
Наверное, у меня изменилось выражение лица, потому что Леонардо вопросительно смотрит на меня:
– В чем дело?
Ни в чем, хотелось бы ответить мне. Но прикусываю губу. На самом деле у меня нет повода прятаться, я не хочу, чтобы между нами были запретные темы и недомолвки. Лукреция – это тема, которую мы рано или поздно должны обсудить, поэтому решаю сделать это сейчас.
– Я думала о Лукреции… Ты разговаривал с ней с тех пор? Вы еще увидитесь?
Он делает глубокий вдох и устраивается напротив меня, сжимая мою руку в своих.
– Мы давно с ней не общались, но думаю, что рано или поздно это случится, – отвечает спокойным, уверенным голосом. – Лукреция – женщина, которую я любил много лет и с которой мы через многое прошли, в хорошем и плохом смысле. Я не могу и не хочу, чтобы она исчезла.
– Понятно, – мои губы слегка сжимаются.
– Я должен сказать тебе, Элена, что если у нее возникнет необходимость во мне, я всегда буду с ней. Она очень ранимая, безумно сложная, и я не могу покинуть ее, – продолжает, устремив мне прямо в глаза свой магнетический взгляд. Он глубоко вздыхает. – Но я больше не люблю ее, если тебя это интересует. Я чувствую к ней скорее привязанность, желание заботиться, преданность… Но любовь – это совсем другое, и теперь я понял это.
– И что же это? – Я так и впиваюсь в него взглядом.
– Это ты. Это возможность снова открыться жизни, которую ты мне предлагаешь. – Легким поцелуем он касается моего лба. – Я уже говорил тебе, Элена. Я начинаю новый этап своей жизни, и для меня это непросто, но я хочу попробовать. Ты – мое возрождение.
– Хорошо, – шепчу, прислоняясь лбом к нему. – Я доверяю тебе.
Мы – двое потерпевших кораблекрушение, выброшенных на один и тот же берег, двое выживших, которые подают друг другу руки.
– Смотри, – Леонардо поднимает лицо к небу. В этот момент Стромболи извергается, выбрасывая в синеву брызги ярко-красного цвета.
– Он приветствует нас! – Сейчас я уже не боюсь его, как в первый день.
Леонардо смотрит на меня и улыбается:
– Следующий подъем, который тебя ожидает, туда наверх, к жерлу вулкана.
– Согласна.
Я согреваюсь в его обнаженных руках. Чувствую себя сильной, меня уже ничего не пугает. Я готова к новым испытаниям, потому что все страхи растворились в огне нашей взаимной любви.
Я способна на все, если Леонардо рядом со мной.
Глава 11
Эти дни, которые я провожу с Леонардо, тянутся необыкновенно медленно, наполненные ленивым чувственным удовольствием. Часы вроде бы проходят в неспешной праздности, но на самом деле они насыщены – заполнены морем, солнцем, едой, словами. И прежде всего – любовью. В этом раю, где время словно остановилось, работа становится привилегией. Я тружусь над своими эскизами, Леонардо охотится за рецептами. И будущее, каким бы оно ни было, найдет нас вместе.
Иногда Стромболи призывает нас к себе фырканьем, как большой нетерпеливый зверь. Мы скоро придем к нему, спешить нам некуда: хотя моя нога уже совсем не болит, ей по-прежнему необходим отдых.
Нынче впервые за многие дни мне удалось искупаться. Погружение в воду стало освобождением, крещением лета, которое здесь уже в полном разгаре, хотя на дворе только май. Я пробыла в воде почти час, с осторожностью двигаясь из-за ноги и позволяя волнам укачивать себя. Мне хватило контакта с этой прозрачной и прохладной водой, чтобы вернуть жизнь и немного эластичности моему телу, которое не двигалось слишком долго.
Потом Леонардо показал мне другую часть Стромболи – волшебное место. На лодке мы поплыли вдоль острова и пришвартовались в Джиностре, уединенном поселке с сорока обитателями, достичь которого можно только по воде. Тут находится самый маленький порт в мире. Это было как возвращение в прошлое: здесь нет даже мотороллеров «ApeCar», единственное средство передвижения – ослики. А освещением по-прежнему служат керосиновые лампы. Только у немногих есть электрическое освещение – от солнечных панелей.
Прежде чем покинуть поселок, Леонардо купил огромного зубана[46] у рыбака, который только что вернулся с промысла, и по возращении домой мы приготовили его на углях, приправив соусом из трав и специй.
Он уже некоторое время пытается обучить меня базовым навыкам кулинарии, и мне это начинает нравиться, захватывает мое внимание. Еще совсем недавно я терпеть не могла хлопоты на кухне, а теперь открываю в себе благодаря Леонардо любопытство к приготовлению разных блюд и изучению характера продуктов. Он признался мне, что никогда не открывал никому свои секреты шефа, но ради меня решил нарушить это правило. Учить меня нужно практически всему, но я стараюсь – примерная ученица: никаких замечаний в дневнике, пока.
– В кулинарии, как в сексе или в искусстве, мало одной техники, необходим инстинкт, – серьезно объясняет Леонардо, разрезая рыбу, пока я ищу травы для придания вкуса.
– И, наверное, немного экспромта, что скажешь? – добавляю я, разложив на блюде цветы лимона, которые только что собрала в саду. Он ухватил меня за передник и притянул к себе.
– Я бы сказал, что в этой сфере ты уже достигла мастерства…
Мы целуемся так, словно наши губы не касались друг друга годами, пока кастрюля с водой для пасты не начинает бормотать, взывая к нашему вниманию.
* * *После ужина наступает время для сюрприза. Мы сидим на террасе, устроившись поуютнее, и смотрим на звезды. Леонардо внезапно поднимается в дом и возвращается с подарком. Я нетерпеливо раскрываю упаковку с любопытством ребенка. Это акварельные краски «Schminche Horadam» – самые лучшие краски. Они, несомненно, стоят целое состояние.
– Где ты их нашел? – спрашиваю с удивлением.
– Я попросил об одолжении одного друга, который ездил в Мессину. Понадобилось немного времени, прежде чем заказ прибудет, но вот они наконец-то здесь, – отвечает он с удовлетворенной улыбкой. – Теперь ты сможешь закончить свои наброски.
– Спасибо, Лео, они потрясающие… не могу дождаться.
Обнимаю его, полная благодарности и странной нежности по отношению к нему, которую никогда не чувствовала.
Потом я погружаюсь в живопись до поздней ночи, пока, около четырех, не чувствую его горячее дыхание на шее и его сильные руки, обнимающие мою талию.
– Могу я украсть тебя у муз живописи? Ты всенепременно нужна мне там, и я не могу больше ждать…
Как всегда, я не могу устоять и покорно иду в спальню за Леонардо.
* * *В эти дни я особенно возбуждена: подзаряженная, креативная, полная энергии и желания работать. Иными словами, я – счастлива. Моему счастью не хватает только одного элемента – Гайи. Я не слышала ее со дня свадьбы, и мне действительно сильно ее недостает. Элена прошлого – неудовлетворенная и агрессивная, способная изрыгнуть на свою лучшую подругу яд в такой важный день, – теперь представляется мне очень далекой. Тот персонаж ушел со сцены: поверхностные и бессмысленные отношения, бездушный секс с незнакомцами, безумные выходки стали далеким воспоминанием и больше не принадлежат мне. Это был отвлекающий маневр обмана себя и окружающих, я тогда не могла остановиться, даже зная, что это плохо кончится…
Но сейчас все изменилось. Я уже несколько дней думаю о Гайе, спрашиваю себя, где она и чем сейчас занимается, счастлива ли она с Беллотти. Разговариваю с ней в своем воображении, рассказываю об этих днях. Я должна сделать первый шаг и попросить прощения, но пока не решила, как это сделать. Напишу ей емейл? эсэмэс? Или лучше подождать личной встречи с ней?
Я делюсь сомнениями с Леонардо, и он советует мне позвонить подруге. Наверное, это не так романтично, но при нынешних обстоятельствах телефон – самое быстрое и верное средство. У нас еще будет время для задушевного разговора при личной встрече.
И вот одним жарким утром конца мая, когда Леонардо вышел из дома по своим обычным делам, я растягиваюсь на кровати и ищу номер Гайи в памяти телефона. Мое сердце подпрыгивает, когда айфон набирает номер и я слушаю гудки. А если она мне не ответит? А вдруг она не хочет больше слышать меня до конца своих дней? Мгновенно блокирую эту мелодраматичную истерику.
– Эле? – отвечает Гайя. Голос у нее все тот же, хотя в нем слышится легкое удивление.
– Чао, – нервно бормочу, сжавшись в комок на постели.
– Да уж… много же тебе понадобилось времени!
Не могу понять, она злится или рада.
– Гайя, мне нужно сказать тебе одну вещь, – набираю в грудь побольше воздуха. – Прости, пожалуйста. Ну вот, я сделала это и уже чувствую себя лучше. – Прости, прости и еще раз прости меня… Та сволочь, которая испортила твою свадьбу, – это не я, – мой, голос опускается до шепота.
– Эле, прекрати ныть, – обрывает она. – Я простила тебя через минуту после того, как мы поругались. Ну, может, не совсем через минуту, но мне понадобилось не больше часа, чтобы отойти. Тебе повезло, потому что в тот момент у меня были другие заботы. Все эти дела… белое платье, цветы… церковь… ну, сама понимаешь! – Гайя взрывается громким смехом. – Скажи мне только, что ты уже лучше себя чувствуешь и стала самой собой, прошу тебя, – говорит она чуть серьезнее.
Обожаю эту женщину. Она всегда правильно расставляет акценты на самом важном. И умеет сгладить острые углы.
– Да, теперь со мной все в порядке, – отвечаю слегка ошарашенная. Мне нечего сказать, она уже высказала основную суть.
– Я так счастлива, что ты мне позвонила. А вообще, мне не стоит так говорить, но если бы ты этого не сделала, я бы сама тебя нашла. Я просто тянула время, желая понять, сколько ты заставишь меня ждать. Но пальцы тянулись к телефону. Ты не можешь себе представить, сколько раз я собиралась набрать твой номер…
– Мне было так стыдно, – признаюсь я. Постепенно успокаиваюсь и вытягиваю ноги и руки на кровати. – Как у тебя дела?
– Я еще не до конца поняла… но пока что семейная жизнь не кажется мне такой уж плохой.
– Жизнь с Беллотти удалась?
– На все сто, если принять во внимание, что его почти никогда не бывает рядом.
– Да, ведь он участвует в Джиро д’Италия… я читала в газетах.
– Завтра он закончит велопробег в Кортине, и я поеду его навестить. Но он этого не знает. Сделаю ему сюрприз.
– Пытаешься бойкотировать его карьеру?
– Он обязан исполнять свои супружеские обязанности, – заявляет молодая жена. И сразу понятно, что это приказ. – Я уже предупредила его, это официально: если мы будем заниматься этим менее четырех раз в месяц, я подам на развод.
Я весело смеюсь.
– Бедный Самуэль… трагический герой, на распутье между любовью к своей женщине и к велоспорту.
– А о моей трагедии ты не думаешь? – вопрошает Гайя патетическим тоном, который совсем ей не идет. – Ты меня знаешь, я никогда не была прилипалой… но с ним все по-другому. Я бы хотела, чтобы он был рядом каждую минуту, и чем больше он ускользает, тем сильнее я хочу его! Тут я полностью соответствую клише, хотя знаю, сама на себя не похожа.
– Однако есть же в нем что-то, чего ты не переносишь?
– Ну, конечно! Многое… Например, когда он разговаривает с набитым ртом. Или тот факт, что в спальне он спит с распахнутыми окнами, а мне нужна полная темнота. Не говоря о его матери, болтливой до ужаса. Но, Эле, я люблю его и вышла бы за него замуж еще сто раз.
– Боже, Гайя, у меня сейчас будет диабет от сладкого. Прекрати!