Наш проводник Морис был невысокого роста, смуглый и красивый. Его кожа цвета красного дерева и пятнистая форма под шкуру леопарда сливались с джунглями. Он не шел, а ступал, скользил, плыл по узким тропинкам, змеившимся сквозь непроходимые заросли. Его грудь была вдвое шире моей.
Его отец прорубил себе путь из Куэнки на юг сквозь двести миль тропического леса, чтобы построить будущее в тех самых малярийных джунглях, из-за которых испанские первооткрыватели отправились домой в мешках для трупов. Он построил дом, стал вождем племени, завел двух жен и вырастил семнадцать детей.
Когда мы, наконец, отыскали руины, те оказались заросшим кладбищем. Мы очистили могилы от спутанных лиан и сплели венки из цветов. Этим я заслужила приглашение к Морису на чай. Он жил в типичной деревне шуаров – хижины из корявых досок, дети с паучьими ножками и толстобокие морские свинки. У него была одна жена и пятеро детей. Мальчиков звали Эдисон и Джефферсон. Дверей в его хижине не было.
Когда мы сели, дочери Мориса достали чан с вареной маниокой и принялись делать из нее пюре. Старшая зачерпнула смесь пальцем и попробовала. Покатала туда-сюда во рту и выплюнула. Струйка перемешанного со слюной пюре приземлилась в чан. Младшая сестра последовала примеру старшей.
– Слюна, – пояснил Морис, – нужна для ферментации маниоки.
Это была женская работа – сидеть и помешивать пюре, заглатывая по чуть-чуть и выплевывая обратно. Затем чан накрывали и оставляли на день или два, засыпали сахар, пропускали через сито и угощали гостей. Вкус был, как у картофеля, удобренного лимонным соком, и слюной.
Выпив два стакана, я наглоталась достаточно слюны, чтобы переварить как минимум следующие три приема пищи. Мы вышли на улицу прогуляться. Хижины были разбросаны по долине и соединялись сетью тропинок шириной ровно в фут. Почти с каждого балкона свисала военная форма, а кое-где и несколько.
– Морис, – сказала я, – представь, что ты патрулируешь джунгли. Слышишь шум. Вскидываешь ружье. Смотришь в прицел и видишь другого шуара. Что ты будешь делать?
– Стрелять.
Эквадор и Перу дали шуарам гражданство лишь сорок лет назад.
Дюваль был непоколебим. Нам нельзя идти через горы Кондор к перуанской границе. Если мы хотим продолжить путешествие на юг, придется проехать десять часов на автобусе по Панамериканскому шоссе до Куэнки, пересесть на ночной автобус до Кито и сесть на самолет до Лимы, после чего долететь до Пьюры и на ночном автобусе доехать до Уанкабамбы – самой северной точки Перу, расположенной на тропе инков. Это притом, что Уанкабамбу было видно из нашего наблюдательного пункта.
Наутро Дюваль отвел нас на автобусную станцию Гуалакизы. Он выбрал нам лучшие места, два раза проверил, надежно ли убраны рюкзаки на полки, и заставил меня пообещать позвонить ему, как только мы окажемся в Кито. Потом он вышел и махал нам до тех пор, пока автобус не отъехал со станции. За десятичасовое путешествие мы проехали три пропускных пункта, и на каждом из них в автобус заходил солдат, проверял, все ли у нас в порядке, и звонил в Гуалакизу с подтверждением. Приятно, когда о тебе так заботятся.
Перу и Эквадор наконец подписали знаменательный мирный договор. Спустя пятьсот кровавых лет конфликт, начавшийся еще во времена инков, наконец имел шансы завершиться.
ГЛАВА 9
Путешествие в мир духов
Путевые заметки: «И вот что получилось: дюжина ребят, которые прыгали по комнате, как кузнечики, счастливые, что избавились от злых духов, и я, сонная, смущенно оглядывающаяся с видом новичка, попавшего на занятие аэробикой для продвинутых».
Мы полетели на юг, в Лиму, затем опять на север, в Пьюру, и, наконец, сели на ночной автобус в Уанкабамбу, где то и дело просыпались, когда колесо натыкалось на рытвину, и высаживались почти каждый час, чтобы представить наши паспорта полицейским на пропускных пунктах.
Наш путь лежал в Уарингас, горную область в Северном Перу, испещренную священными озерами. Поговаривали, что в этих краях живет больше ведьм, чем овец. Со всей страны в Уарингас приезжали люди, чтобы очиститься в местных ледяных водах и принять участие в церемонии исцеления, которая длится всю ночь. Они привозили с собой тяжелый груз неудавшихся отношений и финансовых проблем. А некоторых влекла необходимость заглянуть за грань осязаемого мира – туда, где обитали духи. Одним из лекарств был галлюциногенный кактус Сан-Педро. Помимо очищающего действия, он также не давал уснуть участникам ритуала, который мог длиться всю ночь и весь последующий день.
Эти церемонии были не просто элементом местного колорита, о котором можно было прочесть в разделе об «экзотических людях и невероятных местах» лимских воскресных газет. Клиенты колдунов происходили из разных социальных слоев: среди них были врачи и медсестры, адвокаты и простые рабочие. Сам президент Фухимори однажды наведался к священным озерам. В результате цены в округе удвоились, а клиентура тех счастливчиков, которым повезло оказаться рядом, когда его вертолет совершил посадку, и вовсе выросла втрое.
Наш автобус прибыл на автостанцию Уанкабамбы в три тридцать утра. Никто и не думал выходить. Кондуктор поленился даже открыть багажный отсек. Поблизости не было ни одного такси или мотоцикла с тележкой, стремящихся извлечь выгоду из прибытия двадцати сонных пассажиров, нагруженных багажом под самую завязку, которым предстояла долгая дорога домой. «Уанкабамба» – гласила надпись большими буквами на стене автобусной станции – «мистическая столица Перу». Место казалось совершенно заколдованным, как царство Спящей красавицы после того, как та уколола палец и все вокруг погрузилось в сон.
Наконец мы нашли древний фургончик-тарахтелку и вытащили наши сумки на улицу мимо сонного водителя автобуса. Пассажиры так и сидели, словно приросли к своим местам, и в трансе ждали, когда приедет грузовик и отвезет их в горы, к священным озерам.
В тот день мы наведались к местным колдунам. Что касается этой темы, то меня подробно просветила соседка по автобусу. Она ехала уже на третью церемонию – на этот раз для того, чтобы ее сын хорошо сдал школьные экзамены.
– Ты должна найти человека, которому могла бы доверять. Он станет твоим проводником в путешествии по миру духов, – решительно наставляла она меня. – И убедись, что прошлой ночью он не проводил ритуал.
Оказалось, даже ведьмы и колдуны с трудом концентрируют энергию, если плохо выспались накануне.
В горы нас повез некто по кличке Кот на своей машине, которую он называл «дикой девчонкой». Дорога была узкой, грязной, как болото, и резко шла в гору.
– Это еще ничего! – крикнул Кот, направляя свою ржавую посудину прямо в лужи глубиной по колено. – Полгода назад, в сезон дождей, мы вообще не могли добраться до города!
– Но ведь сейчас сезон дождей как раз в самом разгаре! – возразила я.
Он рассмеялся и кивнул.
– Если сегодня пойдет дождь, обратно отправитесь пешком!
Он вез нас в Салалу, деревушку, где концентрация колдунов на квадратную милю была выше, чем где-либо еще в стране. Мы не проделали и трети пути, когда Кот остановился у фермерского дома с солнечным двориком. Несколько овец мирно жевали траву. Наш водитель сообщил, что владелец ранчо, человек по имени Киприано, – лучший колдун во всей округе. Очевидно, он передумал везти нас в Салалу, так как «дикая девчонка» отказывалась ехать через грязь.
Я была за то, чтобы ехать дальше, в деревню, расположенную на вершине горы, и, если понадобится, на лошади. Джон хотел остаться. Кот внезапно вспомнил, что в ту ночь в Салале не предполагалось ни одной колдовской церемонии.
В итоге мы остались.
Наутро Киприано вышел из своей комнаты в простом домотканом пончо и резиновых шлепанцах. Не считая стеклянного выражения глаз (эффект от принятого вчера галлюциногенного кактуса), он был вылитым фермером, который шел обрабатывать свое поле.
Мы сели в открытый грузовичок с шестью посетителями. Они были родом из деревни в бассейне Амазонки. По их разговору я поняла, что они работали вместе, однако отказались сообщить цель своего приезда, сказав лишь, что дело очень срочное. Я решила, что вечером мы все равно все узнаем.
Следующие три часа нас трясло и мотало на изрытой ямами, утопающей в грязи дороге. Утреннее солнце отбрасывало тени на поля, раскинувшиеся вокруг нас. Волы, запряженные в пары, мотали головами, меряя шагами шоколадные поля. Здесь и там от глинобитной хижины с соломенной крышей поднимались тонкие струйки дыма, медленно уплывающие в безоблачную голубую высь. Крестьяне ехали домой на лошадях, расправив полы своих пончо и мечтая, без всякого сомнения, о кипящем на огне картофельном супе, а также думая о том, что овец нужно загнать к полудню. Картина была идиллическая – именно так представляли себе жизнь в Андах европейцы XVI века по рассказам первых испанских конкистадоров.
Наконец мы остановились на перекрестке, где нас поджидала дюжина лошадей. Шестеро мужчин выпрыгнули из кузова, взяли себе по лошади и были таковы.
Мы последовали за ними в более медленном темпе, сопровождаемые учеником дона Киприано, который нес его мешок с кинжалами, раковинами и разнообразными колдовскими причиндалами.
Церемония, в которой нам предстояло принимать участие, была не просто интересным культурным опытом. Не зная ничего о шаманизме, было невозможно разобраться в жизни андийского общества. Курандерос и их философия были основой всей психологии исконных жителей Анд.
Шаманизм существовал задолго до появления инков и испанских завоевателей. Он никогда не пытался соперничать с христианством и западной наукой; напротив, большинство его приверженцев были ревностными католиками. Он попросту существовал в параллельной реальности. В отличие от осязаемых методов современной науки, шаманизм действует на мифологическом уровне, борется с духами, ворожбой и заклятиями. Он характерен для общества, которому более свойственно пытаться приспособиться к окружающей среде и умилостивить ее, чем завоевывать и подчинять ее себе.
Шаманизм можно воспринимать как религию, однако шаман не является священником. Священнослужители заслуживают свой авторитет усердным изучением строго установленной религиозной доктрины. Сила шамана происходит из личного психологического опыта. Священниками становятся по собственной воле. На шамана же нисходит озарение свыше, и его дар открывается ему. Во многих отношениях он больше похож на поэта, чем на священника. Шаман использует галлюциногены, чтобы диагностировать болезни, контролировать события и вступать в контакт с параллельным миром, где обитают духи предков. Присутствующие при этом совершают ритуальный переход в невидимый мир духов.
Шаманизм особенно распространен в Уарингас отчасти потому, что католикам так и не удалось отвоевать эти священные земли у их исконных обитателей. Хотя во время ритуалов нередко обращаются и к христианским божествам, курандерос тщательно следят за психоделическими опытами пациентов.
Я поскакала рядом с учеником Киприано. Его обучение длилось уже четыре года; должно было пройти еще пятнадцать, прежде чем он станет полноценным колдуном.
– Почему вы решили стать колдуном? – спросила я.
Наверное, на него снизошло некое мистическое откровение, которое и подтолкнуло его к мистическому пути.
Юноша пожал плечами.
– Знахарство – самая высокооплачиваемая работа в округе.
– А у вас в семье тоже все колдуны? – не унималась я.
Мне не раз говорили, что дар особого видения передается по наследству. Он или есть, или его нет. Мой вопрос поверг юношу в размышления на несколько минут.
– Наш сосед – колдун, – наконец ответил он. – Это он устроил меня к дону Киприано.
Мы приехали на озеро и выстроились вокруг одеяла, на котором были разложены кинжалы, морские раковины, деревянный скелет, фетиши и статуэтки Девы Марии, Иисуса на кресте и пузатого Будды. Ученик колдуна запел мантру, взывая к Солнцу, Луне, звездам, горам, ветру, тучам и деревьям. Он перечислял все природные элементы вплоть до песчинок на пляже. Нам вручили грязные морские раковины, наполненные жидким табаком, и приказали вдохнуть жидкость через нос. Киприано поклялся, что защитит нас от черной магии, злых заклятий, недобрых женщин, неудачи, приносящих несчастье ветров, финансовых невзгод. Сделав большой глоток из бутылки с одеколоном, он плюнул на каждого из нас по очереди.
В течение следующего часа мы плясали, хлопали в ладоши и натирали волосы детским тальком, а Киприано обрызгивал нас всевозможными ароматическими жидкостями через дырку между передними зубами. Я узнала о состоянии его ротовой полости гораздо больше, чем мне бы этого хотелось. Изо всех сил я старалась проникнуться духом ритуала, но как-то без особого успеха. Проблема была в воспитании: мои родители были врачами. Единственной религией в нашей семье была наука.
Результат был неутешителен: дюжина ребят прыгали, как кузнечики, счастливые, что избавились от злых духов, а я одна скептически оглядывала происходящее с видом смущенного новичка, попавшего на занятие аэробикой для продвинутых.
Наконец, к моему облегчению, танцы закончились; нам приказали раздеться до нижнего белья и прыгнуть в грязное озеро. После ритуального очищения мы должны были снова надеть верхнюю одежду и выбросить в озеро нижнее белье. Раздвигая кипы плавающих в воде гниющих лифчиков и трусов с предыдущих церемоний, я вышла на глубину и окунулась с головой.
На завершающую процедуру духовного очищения я была последней в очереди. Передо мной стояла группа из двадцати одного человека, все как один промокшие до нитки и дрожащие на ледяном горном ветру. К тому времени, когда настала моя очередь избавляться от болезней головы, волос, глаз, ушей, носа, языка, спины, печени, селезенки, ног, пяток и пальцев ног, я окоченела от холода до такой степени, что едва сумела взгромоздиться в седло.
Мы вернулись в дом Киприано, изможденные тяжелой дорогой, купанием в ледяной воде, ранним подъемом, и собрали последние силы перед предстоящей церемонией исцеления, которая должна была продлиться всю ночь.
Однако наш колдун чувствовал себя намного хуже. Это была его третья церемония подряд, и у него почти не осталось сил. Кожа посерела и потускнела, движения стали неуверенными. Но когда он выпил рюмку настоя галлюциногенного кактуса, его глаза словно подернулись блестящей пеленой. Обрывки фраз постепенно сложились в словесный поток, который не прекращался ни на секунду, как пение множества волынок. Он ни разу даже не перевел дыхание.
Шаман начал с того, что произнес длинную молитву, обращенную к Богу и Иисусу. Он просил о том, чтобы церемония прошла успешно, и клялся практиковать лишь белую магию, отрекаясь от всех темных сил. Вскоре в его стремительном монологе возникли и солнечный бог, и Луна, и гром и молния, и местные божества – он все валил в одну кучу. Нам снова вручили мерзкую раковину с пятнами табака, наполненную густым и черным табачным соком.
– Так, – приказал Киприано, – держите раковину в левой руке и вдыхайте левой ноздрей. Между вдохами повторяйте за мной. Прах к праху, земля к земле.
Я молча попросила прощения у матери-земли и тайком вылила содержимое своей раковины себе под ноги, после чего постаралась не слушать, как мои соседи давились и плевались вонючей жидкостью. И снова пришло время вдыхать настой. На этот раз раковину держали в правой руке и вдыхали правой ноздрей. Я знала, что табак, как и кактус, содержащий мескалин, был призван обострить чувствительность и не дать нам уснуть, но еще раз окунуться носом в зловонную черную жидкость было выше моих сил. Мать-земля получила еще одну порцию настоя.
– Здесь кто-нибудь знает Карлоса? – вдруг спросил Киприано.
Повисла неуверенная тишина. Колдун выждал три секунды.
– А Ольгу?
Один из присутствующих поднял руку.
– Да! – закричал Киприано, словно ведущий телешоу. – Расскажи мне!