Она осторожно коснулась его руки и… сделала шаг осторожно, будто боясь, что сейчас исчезнет и эта рука, и эта машина, похожая на карету из известной сказки, да и сам принц… превратится неизвестно в кого… А из соседних машин на всю катушку доносилась задушевная музыка каких-то далеких годов, и все было так…
– Пойдем, я с тобой, а то у матери тоже в холодильнике мышь повесилась, – совсем буднично бросил Савельев. – А мне завтра еще перед работой что-то поесть бы надо…
– А ты теперь так и живешь у матери? – спросила Маша, только чтобы не молчать. Только чтобы он не заметил, чего она себе уже нафантазировала.
– Я пока с ней… Хочу свою квартиру продать, ну и сама понимаешь – подготовка, ремонт небольшой, все дела…
– А сам где жить будешь?
– Что-нибудь другое подберу, – беспечно отмахнулся Глеб. – Хочется… чего-то большого, индивидуального, и чтобы никаких соседей! А то попадется такая вот Капитолина – добровольно в петлю сунешься.
– Между прочим, Капитолина уже начинает исправляться. Она даже первая с Верой Дмитриевной поздоровалась. Переживает.
Глеб изумленно покачал головой:
– И что стряслось? Никак, и в самом деле, глобальное потепление или какую-то пакость задумывает, точно тебе говорю…
– Да не задумывает она ничего… – отмахнулась Маша и нахмурилась. – Она и вообще… в армию собралась, когда ей думать?
– Куда?! – даже остановился Савельев.
Маша рассказала про повестку, а потом не знала, куда деваться, – Глеб хохотал так, что на них таращились все покупатели, а кассирши беспокойно стали оглядываться на охранников.
– Глеб, ну хватит, – дергала спутника за рукав Маша, – ну хватит! Ну чего тебя разобрало-то? Да перестань же, на нас вон как смотрят, сейчас выгонят…
– Все-все. Молчу… – послушно успокаивался Глеб. – Ты в мясной отдел пойдешь?
Маша вспомнила, что у нее сегодня Зойка укатила на новую работу, муж на мясо еще не заработал, а самой ей…
– Нет, давай лучше сыру купим, – направилась она к витрине.
– Точно, «Маасдам»! Мой самый любимый… ну куда ты брынзу-то берешь? – удивился Глеб, видя, как Маша выбирает кусочек поменьше и старательно приглядывается к ценнику. – Ой-й-й… эти мне хозяйки! Ну ничего в сырах не понимают! Дай-ка сюда твою корзину… да давай ты, уцепилась еще… Могу я тебя угостить? Могу, не спорь.
– Да я и сама…
– Это понятно, но сама себя ты потом угостишь. А сейчас… О, я вот чего придумал! Сейчас я тебе наберу целую корзину своих любимых вещей, а ты… ты придешь домой, все это как начнешь есть и будешь меня вспоминать, идет? – весело предложил Глеб и важно задрал голову. – Я памятник себе воздвиг нерукотворный!..
Видимо, он решил Борцевым устроить серьезное застолье, потому что к концу похода корзину уже тяжело было поднять.
– А это чего? – поднимала двумя пальчиками упаковку Маша. – Это… креветки, что ли?
– Ну да, вещь изумительная, – по-мальчишески радостно улыбался Савельев. – С пивом! Я тебе и пива купил!
– Обалдеть! – таращила глаза Маша. – Только я пиво не пью! Я вообще не пью!
– А придется, я чего – зря покупал, что ли?
– Нет… не придется, давай лучше не будем брать… Чего я с пивом-то?..
– Ну я не знаю… – расстроился Савельев. – Ну и как тебя после этого угощать? А мидии? Ты любишь мидии?.. Ясно! Не любишь… Я их тоже не люблю, я их даже не ел ни разу, так просто хотел выпендриться.
Они пробыли в магазине довольно долго и даже не заметили времени. А когда вышли…
– Черт!! Они же мне сейчас перецарапают там все на свете!.. Стой! Мужик! Э!! Ну ты куда ее цепляешь-то?!! – Забыл о спутнице Глеб и кинулся к машине.
Возле его черного красавца-джипа уже спокойно крутились два мужичка, а рядом стоял эвакуатор. Похоже, ребята всерьез решили перевезти машинку в надежное место.
– Ну, мужики! Да я же вот он! Ну, сейчас я уберу! Ну на пять же минут вышел!
А из соседней машины все так же гремела музыка, и казалось, всем на Савельева было плевать. А тот носился возле равнодушных эвакуаторщиков и не знал, как их уломать.
– Да ну чего вы, в самом-то деле? План, что ли, не выполняете? Ну на фиг я вам сдался?! Да убери ты лебедку, куда цепляешь?! Я ж на минуту только!! Нет… ну давайте уже мирно разойдемся, а? Ну сколько там штрафу?
Маша видела, как мечется Глеб, видела, как он расстроен, но… Его попросту никто не слушал. И в тот самый миг, когда машина должна была дернуться и медленно покатиться на платформу, на эту самую платформу вскочила Маша.
Она стояла на самой середине, широко, властно, прочно и уверенно! Расстегнутое пальто развевалось крыльями, волосы трепал ветер. Ребята из соседней машины, видимо, дабы усилить эффект, на всю мощь врубили старенький, но забойный Eruption «One way Ticket», то есть наш «Синий-синий иней». И даже молчаливые эвакуаторщики ошалели.
– Слышь, мужик, скажи своей, пусть это… слезет. Это ж не этот… не танцпол… – заговорил наконец один из эвакуаторщиков.
Но Глеб только мотал головой, смотрел на Машу и улыбался во все тридцать два зуба.
– Слышь, мужик, мы же не можем работать, – дергал его за рукав эвакуаторщик. – Убери ее, а?
– Отстань ты, – дернулся Глеб. – Ты что не видишь – такая женщина!!!
А Маша ликовала. Она видела, что машина Глеба остановилась, видела, что работники в замешательстве, а самое главное – видела, какими ошалелыми глазами на нее смотрит Савельев.
А возле них уже останавливались люди, шептались и собирали всякую чушь.
– О сейчас как путаны-то работают! Прям на машины кидаются! Кризис.
– Да ну что вы! Клип здесь снимают! Прям всякую ерунду несет!
– Девонька!! А на моей машинке не спляшешь? У меня «копейка»!
– Так их, красавица!! Давай!!
Эта песня закончилась, и Савельев наконец смог пошевелиться. Теперь, правда, парни в соседней машине, не желая заканчивать представление, включили «медляк». А Глеб отошел от шока и сумел договориться с эвакуаторщиками. Те отцепили лебедку, а он приблизился к платформе и протянул руки. Маша легко спрыгнула прямо к нему, и… он не сразу отпустил ее. Прижал к себе, долго смотрел ей в глаза близко-близко восторженным взглядом, а она только светло улыбалась…
Кто-то рядом крикнул «Горько!», и только после этого и Глеб, и Маша сообразили, что они здесь не одни. Она сразу стушевалась, подбежала к машине и дернула за ручку. Глеб открыл дверцу.
Они ехали какое-то время молча. А потом он неожиданно спросил:
– А ты… ты правда любишь своего… Борцева? Романа Викторовича?
У Маши внутри где-то тоненько запела струнка – ему не все равно!! Он все-таки о ней думает! И не просто о ней, а о любви… но надо было что-то говорить, он ждал.
– Я… я цветы люблю. Только не такие – букетами, а чтобы сажать, разводить, – обернулась к нему Маша. – Знаешь, у нас раньше дача была, мы ее, правда, недавно продали, но мне так нравилось там копаться! Я вообще люблю всякие там дачные домики, усадьбы, чтобы сад кругом!
– Ты даже не представляешь, как мне повезло! – медленно проговорил Глеб. – Нет, серьезно! Я своей матери давно хотел что-то типа дачки купить, но… сама же понимаешь, для дачи нужен мужик! А она одна. Я не в счет, она лишний раз и не позвонит. А тут… У нее появился сердечный друг Павел Петрович… Да ты ж его видела!! На дне рождения!
– А, это из-за которого Капитолина нервничала, да?
– Точно. Так вот этот джентльмен уже выразил свое желание прожить остаток лет с моей матушкой.
– Вместе жить будут, да? – радостно вскинулась Маша, но тут же с ужасом вытаращила глаза. – Ну, моя Капа не перенесет! Она вам почтовый ящик подожжет, так и знайте.
– Мы ей тоже кого-нибудь организуем… – пообещал Глеб и продолжал: – Так вот я и хотел «молодым» на свадьбу эдакий подарок, а? Что скажешь? А ты поможешь. Ты же с этими… со старичками все время возишься, знаешь, что им нужно. Ну? Здорово?
– Здорово! Так у них настоящая свадьба будет, что ли? – не поверила Маша. – Ну молодцы-ы! А чего это они решились?
– Это я решил… а чего – у них сейчас радости и так немного, пусть будет еще один праздник. Так вот как с подарком-то? Понимаешь, домик-то я уже купил, а мне вот обставить бы его как-то. У самого-то, видишь ли, фантазии не хватает, там женская рука нужна, а мать я просить не хочу. Она ж сразу начнет кричать, что им ничего не надо и что я вообще расточитель, и… в общем, потянут на уютную дачку все старье, которое людям выкинуть жалко, а хранить дома уже нет сил. А мне хочется, чтобы уютно, красиво, по-современному, но… чтобы им по душе было. Поможешь?
– Постараюсь, только…
– Тогда я завтра за тобой заеду, утром, хорошо?
– Но я же работаю, – напомнила Маша. – Да и ты…
– Ну уж с собой я как-нибудь сам разберусь, а ты… отпросись, а? Или… если не отпустят, мы на машине в два счета твоих старичков объедем. Ну как? Договорились?
– Договорились, – мотнула головой Маша.
– Тогда… я буду ждать тебя в девять возле твоего подъезда… – И вдруг осторожно посмотрел на Машу: – Это тебе… удобно будет?
– Удобно, – усмехнулась Маша. – Возле моего подъезда.
Она бежала по ступенькам, не замечая тяжеленных пакетов, а в ушах ее все еще звучала музыка.
– Синий-синий иней… Трам-пам-пам-па-па… – едва сдерживалась она, чтобы не завопить во все горло.
Но едва вошла в дом, как вся песня улетучилась.
На диване валялся пьяный в стельку Роман, а возле него стояла Авдотья Пантелеевна с солдатским ремнем в руках.
– А! Машенька пришла! – приторно защебетала свекровь, незаметно толкая сыночка. – Ромка! Роман, мать твою! Жена, говорю, пришла! Вставай, лихоимец!
Маша брякнула на стол пакеты и, привычно схватив халат, удалилась в ванную.
Там, стоя под горячей струей, она вдруг широко открыла глаза и… и поняла, что дальше будет жить по-другому! Да! Она не хочет больше нюхать вонь перегара. Не хочет больше рвать жилы, чтобы накормить это прожорливое брюхо! Не хочет больше вывозить каждый вечер тонны грязи. Ей понравилось быть женщиной! И она теперь знает, КАК на нее могут смотреть!
Она вышла из ванной совсем спокойная, хотя… хотя всю ее наполняло чувство чего-то хорошего. Может быть, это еще свежее воспоминание о той платформе, о том взгляде Савельева, а может быть… предчувствие чего-то нового?..
Заслышав, что Маша идет, Авдотья Пантелеевна перешла к решительным действиям. Сынок все никак не мог проснуться, а между тем на кухне было кое-что вкусненькое. Она сама через пакеты углядела.
– Ах, ты по-доброму не хочешь? – крикнула свекровушка на сына и прошлась ремнем по недвижимому телу.
Тело взвизгнуло по-бабьи, вскочило и выпучило глаза.
– Маманя!!! Ваши эти… – не мог даже слов найти от возмущения ушибленный сынок. – Убррите ремень!! Срочно!!!
– Я т-те щас уберу! Я т-те щас… а вот получи-ка! – хлестала негодника строгая маменька. – А вот еще по заднице-то! А вот еще! Будешь, гаденыш такой, пить, а? Будешь? Ну-ка смотри матери в глаза!!
Маша спокойно раскладывала продукты в холодильник и решила ни за что не выкладывать их на стол. Это ее угощал Глеб. Это он хотел, чтобы она ела и его вспоминала… глупый какой, разве без этого сыра она его забудет?
– Марья!! Немедленно успокой мою мать!! Ой-ей же!.. Мам! Ну куда ты метишь-то?! О-ей! – верещал супруг. Ему вторила свекровь:
– Ах ты ж паразит!! А ежели она тебя бросит?! Ты ж только сегодня на работу вернулся!! Ты ж… а ну, убери руки! Дай приложусь, душу отведу!
Она появилась в дверях кухни, когда Маша спокойно пила чай, не обращая никакого внимания на избиение «младенца».
– Маша, ну и чего с ним будем делать, а? – бессильно опустилась на стул свекровь. – Ведь ты посмотри – только ты договорилась, а он… У-у, щас как наверну ремнем-то!!
В кухню осторожно заглянул Роман. Вид у него был жуткий – теперь к его синяку под глазом прибавились еще багровые полосы пониже спины.
– И чего орать? – робко начал он оправдываться. – Я ж и… и отметил свое возвращение, чего орать-то? Еще главное… ремнем… Марья! Откуда у тебя всякие подозрительные ремни появляются?! Отвечай!
– Это я из дома притащила, – повернулась к нему свекровь. – Тебя еще им батька твой хлестал. Да, видать, мало… Маш, ну чего мы с ним делать будем? Простим, а?
Маша взглянула на родственников каким-то пустым взглядом. А потом рассеянно улыбнулась. Но от этой улыбки покоробило и Авдотью Пантелеевну, и Романа.
– Да я и не злюсь, – пожала Маша плечом. – И вообще… зря вы его ремнем-то, Авдотья Пантелеевна. Он уже большой мальчик. Хочет – пусть пьет.
– Так а как же? – ничего не понимала свекровь.
Да и сам Роман не соображал, к чему ведет Маша. Он прищурился, упер руки в бока и сурово спросил:
– Пусть пьет, да? А работа? Мне ж завтра на работу! А я опять в стельку! И как быть?!
– А как хочешь, – отхлебнула чай Маша. – Мне все равно. Я завтра на развод подаю.
Роман икнул, дернул кадыком и… протрезвел. Не совсем, но… появились в глазах проблески разума.
Свекровь только ахнула, прикрыла рот ладошкой и зачем-то звонко шлепнула сына по голове:
– Доигрался!.. Маша… погоди-ка… мне показалось, что ты… – Она просто не могла произнести это слово. А потом и вовсе два раза шамкнула и спросила: – Чего ты сказала, я не расслышала?
– Я развожусь с вашим сыном, Авдотья Пантелеевна, – четко повторила Маша. – Я не хочу с ним мучиться больше. Я буду жить одна.
– Нет, ну как же одна… – нервно хихикала пожилая женщина. – А… Ромку куда же? Ко мне, что ли? Или квартиру менять будешь? Сразу говорю: он все пропьет!
– А кто ему даст? – удивленно взглянула на свекровь Маша. – Будем делить имущество, а квартира не делится, она до сих пор на мою мать записана, вы же знаете.
– Так… я не поняла, а его-то куда? Ко мне, что ли? – мозг свекрови отказывался понимать эдакие сообщения.
– Так вам же проще будет, Авдотья Пантелеевна, – рассудила Маша. – А то что же получается? Я как ни приду домой, вы все время у нас его воспитываете. Так пусть он у вас живет, вам его удобнее будет наставлять на путь истинный.
– Я не хочу жить с мамой! – воспротивился Роман Викторович. – Мне там будет плохо! Я там… у нее все съем!
– Да, Машенька, он же… обожрет меня! Никакой пенсии не хватит! – сообразила свекровь. – И я не хочу, чтоб он у меня жил.
– И я не хочу, – кивнула Маша. – В конце концов, у вас три комнаты, и что-то там ему еще причитается по наследству от отца. Разбирайтесь сами.
И тут Роман Викторович выкинул главный козырь:
– Мышка моя, ты меня уже совсем не любишь? Своего зайчика? Своего котеночка?
Маша с удивлением уставилась на него, поморгала от неожиданности, а потом медленно, будто маленькому, разъяснила:
– А мой зайчик никогда меня и не любил. Когда он еще был молодым, он гулял не как котеночек, а как мартовский котяра, а теперь, когда выдохся, теперь у него есть не его мышка, а Васька и Леха. Какая тут любовь, о чем ты?
Авдотья Пантелеевна набрала побольше в легкие воздуха, чтобы задушить невестку длительной тирадой о любви, но тут щелкнула дверь, и в комнату ворвалась Иветта.
– Здрассьть, – мельком бросила она всем и прошмыгнула к себе в комнату.
– Иветта, а ты почему не собираешься? – прошла к ней Маша. – Вот билеты, у тебя поезд завтра в три часа. Я тебе кое-что соберу, отвезешь Саше.
– Отвезешь? – недовольно отвесила губки невестка. – А я думала, раз уж Зойка съехала, так мне можно и остаться.
– Откуда ты знаешь, что Зоя съехала? – удивилась Маша.
– Так она сегодня забегала, вещи в сумку побросала и унеслась. Сказала, что работу нашла, – пояснила девушка.
– Даже Зойка работу нашла, а ты чего ж разгуливаешь? – накинулась на девчонку Авдотья Пантелеевна. – Собирайся! Раз Санечка звал, нечего без него по подружкам шастать!.. Машенька, я ее соберу, ты отдыхай, не нервничай.
– Вы лучше сына своего соберите, – не отступала от своего Маша. – Завтра я его в дом не пущу.