Далее через щели в заборах и лесенки перронов вся беглая «компания» быстро распалась и растворилась в толпах вокзала, метро и городских кварталах. Но сбежали так не все, – часть осталась с интересом наблюдать с перронов, «а что же будет дальше».
«Встреча», наконец, была подготовлена «по всей форме». Когда поезд подали к вокзалу, вагон был тут же оцеплен и блокирован милицией и контролерами. Каково же было их удивление, когда они увидели совершенно пустой вагон, а из открытых дверей вышел всего один пассажир, – тот самый «плотненький» Мазай. Диалог с Мазаем вышел очень коротким:
– А чё?
– А чё?.. Ни чё!..
И Мазай спокойно протопал по перрону мимо контролеров.
Они же, растерявшись, даже не спросили у него билет, хотя билет-то у него был, проверки он не боялся. Возможно, именно это и помогло ему не растеряться и стать спасителем целого вагона железнодорожных «зайцев», часть из которых давилась от смеха, наблюдая завершающую сцену с соседних перронов. При этом и восхищаясь мудростью Мазая, и воздавая хвалу неповоротливости начальства. Последняя кому-то нож острый, а кому-то «палочка-выручалочка». При наличии Мазая!
«Старая сказка сбудется вновь!..»
Написано по рассказу Соболева А.Н. 13–14.02.2003 г.
Е.В. Буянов
«КПЗ»
(Туристские истории)На большие скалы Ястребиного озера наша компания горных туристов ездила тренироваться, оформив через станцию Кузнечное коллективные пропуска в погранзону и совершая подход по лесу за 3 часа «с гаком» (или через поселок Богатыри за 4 часа). Более короткой была дорога от следующей станции Куликово, но здесь пограничное начальство не пропускало. Однажды (в конце 70-х) все же рискнули проехать до Куликово, но ночью ошиблись, и вышли еще на остановку дальше, – в Хиитоле. Здесь сразу были перехвачены пограничным нарядом и отведены в «камеру временно задержанных», которую для солидности мы назвали «КПЗ», – камера предварительного заключения. «КВЗ», конечно, так, «мелкотня» и «слякоть» с точки зрения настоящих «зеков». Паспорта и пропуск пограничники сразу отобрали.
Рюкзаки нас заставили сложить в другой комнате, а в «конуре» наша компания из десяти мужиков и трех женщин с трудом разместилась сидя, в ожидании утра «до выяснения», когда появятся офицеры заставы.
Разговоры, конечно, ударились в сторону обсуждения «сроков заключения в „тюряге“ и перспектив содержания „на казенных харчах“. Было ясно, что до „харчевни“ доберемся не скоро. По площади мы имели 1 кв. метр на 3–4 человек, – заметно меньше, чем на кладбище, как заметил один из нас. На каждом внешнем „телодвижении“ нам объясняли на „железном“ военном сленге, что „это не положено“. Вещи с собой – „не положено“. Дверь держать открытой – „не положено“ и т. д. Потому разговоры меж собой велись такие:
– Пришло наше время… После пионерских и туристских лагерей получить опыт лагерей «общего содержания»!
– Да, потом будем за водкой вспоминать, как «сидели вместе».
– Все «не положено», да «не положено»! Ни спальников, ни закуся!
– Положено!.. А что, нам вообще-то что-то «положено»?
– Ни хрена нам не положено, пока мы положены в эту комнату!
– Нам остается только «положиться» друг на друга.
– Да, в такой тесноте ничего другого не остается.
– А комнатуля по площади, как две «памирки». Полный комфорт по туристским меркам.
– Может, потренируемся? Полазаем по стенкам. Можно и в распор, если кого-нибудь приложить к стенке в качестве прокладки.
– Чтоб за следы ботинок на потолке сразу морду набили? А потом назначили полный курс устава гарнизонной и караульной службы с экзаменом для усушки мозгов?..
Меж тем, в комнату «ввалили» еще двух задержанных, – пьяниц в очень «веселом» состоянии. Я полагал, что их должны бы были «для порядка» хотя бы чуть-чуть обыскать, но ничуть не бывало. Один из них с восторженной улыбкой тут же вытащил из-за пазухи слегка початую бутылку «Столичной» и предложил всем «добавить» с ним «из горла за компанию». Его физиономия сияла, – мы поняли, что он здесь завсегдатай, и «весь при счастье» в таком состоянии. Пить в КПЗ ему оказалось вполне «положено» и он «надрался до портянки». Другой же сразу растянулся на полу и отключился, лишив нас значительной части драгоценной жилплощади. К счастью они были «крепенькие», – из них ничего не выливалось наружу. Правда, второго вскоре куда-то увели: видимо, отпустили как «старого знакомого», либо постеснялись держать с нами. Пить мы, конечно, отказались, но часть веселости и «свободы духа» от пьяницы передалась и нам. Шуточки «лузгали», как семечки.
«Отягчающим» обстоятельством для нас было то, что в коллективном пропуске значилась Галина С., а вместо нее мы взяли Татьяну П., но предъявили паспорт Галины. Поэтому мы стали усиленно «ломать голову», вспоминая паспортные данные Галины, чтобы «накачать» ими Татьяну для ответов на «допросе». Было загадкой, обнаружат ли офицеры несходство фотографий (не столь уж явное) «на лице» и в паспорте. По этому признаку лже-Галину вполне можно задержать, как «шпионку», а всю нашу компанию из 13 человек еще на трое суток «до выяснения» с более крупным начальством, когда оно проспится после пьянки в выходные. Перспективы были туманные… Оставлять товарища, тем более женщину, здесь, в беде, мы не намеревались. И морально готовились «забастовать» все, если «погранцы» вздумают кого-то задержать. Думалось, что с такой многочисленной «шарагой» они не захотят связываться надолго. Мы могли потребовать и кормежки, и более сносных постельных условий. По этому поводу стали пытаться вспомнить, каковы права заключенных, но об этом наша интеллигентная компания инженеров и научных работников имела весьма скудный запас знаний. Поколению отцов мы явно уступали. Пришли к выводу, что прав у нас никаких: скажут, что «заключенными» мы не являемся. Просто отпускать «не положено», кормить «не положено», а «положено» только в туалет под конвоем…
Руководитель группы и секции, Гарик Худницкий, бывший и начальником крупного отдела в нашем «КБ без вывески» прикинул, к кому и какая приедет «телега» («бумага»), и как ее «тормознуть» через инстанции. Некоторый опыт на сей счет имелся, и тихие административные похороны «телеге» были обеспечены.
Утром каждого отвели на краткое «собеседование» к начальнику погранзаставы. Особо напряглись, когда увели Татьяну, лже-Галину. Остальные «наши» были чисты, как «стеклышки». Все прошло гладко: офицеры то ли не заметили разницу, то ли просто не захотели раздувать пустяк до шпионского романа. После 8 часов «отсидки» оформили акт и выпустили с разрешением ехать «по назначению» через Кузнечное.
На станции нас ждал интересный спектакль с участием «нашего» пьяницы из КПЗ. Как он «брал» вагон свободным лазанием на четвереньках без страховки, надо были видеть! Третья попытка оказалась удачной, – вершина была взята. Видимо, он счастливо заснул в коридоре вагона под стук колес, и проснулся уже за Петрозаводском. Мы, правда, не были четко уверены, в том ли направлении он уехал…
Со сладким чувством свободы поехали обратно, до Кузнечного. После 8 часов «отсидки» и 4 часов марша по лесу с тяжелыми рюкзаками наши выносливые женщины-лыжницы валились с ног. Сказывалась не только физическая, но и моральная усталость. Но никто не ныл, только шуточки приутихли, «зековские» темы стали надоедать. Пока сготовили плотный ужин, наступила темнота. Кто-то устало лег спать, а кто-то подсел к костру со сладким чувством свободы, как будто сбежал из плена. Соседи—студенты пели забавные песни. Запомнилась одна, – про ковбоя, который подбирал себе по цвету, дизайну, весу и размеру все «для ночных скаканий, ночных стреляний»: и винчестер, и седло, и жеребца, и девицу. И ради хорошего их качества был готов на все, «даже на убийство, например…» Тематика песни была очень созвучна настроению. Такой концерт после «отсидки» пришелся очень кстати.
Так мы «прошли КПЗ», как через элемент «горной стихии» и элемент глупости высокого пограничного начальства, не позволявшего туристам передвигаться по пропускам в 30 км от границы. Сами, конечно, тоже виноваты, «прокололись». Совет же и вывод здесь один: если что случится, держаться надо вместе и не позволять никого «отрывать» от коллектива, или кому-то «отрываться». Выпьем «за птичку, которую жалко». Чтобы не повторять ее ошибку! Легендарную ошибку Икара, – надо видеть «истоки»!..
14.02.2003 г.
«Ош-билетчивание»
Процесс обретения обратных билетов от Оша до Ташкента, и далее – до Москвы и Ленинграда поначалу шел с немалыми затруднениями в те августовские дни 1980-го, после памирского похода по Заалаю.
Первая, прямая атака на кассу аэропорта, не внушала особых надежд на успех. Одному из наших, Володе, надо было вернуться домой по служебным делам очень срочно, и на коллективном совете его решили отправить андижанским поездом до Ташкента. Думали, что «в ночку, в одиночку» он сумеет пробиться быстрее…
На вокзале Володю тепло проводили, а сами уселись посовещаться о дальнейших действиях. Каково же было общее удивление, когда минут через пятнадцать Володя вернулся в наш дружный коллектив! Бывают же такие радостные встречи! Володю неверно проинформировали, и он сел не в тот поезд. И эта ситуация вызвала у всей группы приступ феерического веселья. Это же какой повод появился для новой серии шуток, подкалываний и коллективных издевательств над обстоятельствами, в которых мы оказались. Интересно: прощание с товарищем вызвало немалую грусть, а его возвращение явилось как-бы нежданным подарком судьбы. Надо уметь посмеяться над негативными обстоятельствами, и тогда они сразу изменятся. Сначала в душе, а потом и в делах.
С новым задором атакуем кассу аэропорта. Не прямо «в лоб», а слегка обходными путями, с коллективной заявкой. Пошло в ход все: бумага об участии в чемпионате СССР, красная книжечка Лени Кренгауза «Мастер спорта СССР», конфетки, цветочки и рассказы о крутости памирских перевалов для девушек-кассирш. Скоро нас там уже знали хорошо и, видимо, им стало ясно, что эту группу праздно шатающихся оборванцев хочешь-не-хочешь, а придется «сплавить» в Ташкент одним из ближайших рейсов на Як-40. Да и оформить коллективный билет на «10 душ» куда легче, чем 10 отдельных билетов.
Номер прошел! В кассу явилась строгая начальница, и приказала: «Этой группе продать билеты согласно распоряжению номер пять!» Конечно, мы и понятия не имели, что это за распоряжение и кого оно касается, но свято уверовали в силу таинственной инструкции… «Да, а согласно распоряжению номер четыре нас, наверно, вообще должны провезти бесплатно! Только неясно, как „особ приближенных“, или как „особо опасных…“
В Ташкенте «затарились» дынями. На «пятом» распоряжении проехать не удалось, но из-за большей вместительности самолетов вскоре прорвались на Москву. Ледорубы взяли с собой в салон, чтобы они не порвали рюкзаки и не помяли дыни при перегрузке. Это обстоятельство вызвало страшные подозрения одного из пассажиров, бывшего «опера». Он заподозрил, что мы – террористы, и хотим захватить самолет. Сначала он попытался отобрать ледоруб у Гены, а когда это не удалось, стал жаловаться экипажу. Вероятно, он бы пришел в ужас, узнав, что у троих билеты на первые места, у самой кабины пилотов. Потому к нам подошел стюард, и вкрадчиво попросил успокоить не в меру бдительного пассажира, отдать ледорубы на хранение на время рейса. Конечно, мы на это сразу согласились, на чем «ария опера» завершилась. Не знаю, быть может, он продолжал «бдеть» нас до самой Москвы.
Утроба Домодедова долго выпихивала тушки дынь ташкентского рейса, жирные и круглые, как поросята, удивляя нас грузоподъемными возможностями ТУ-154. Наши рюкзаки тоже отяжелели до предпоходной массивности и душисто благоухали дынями.
В Ленинград домчались на «железке», на ночном сидячем. Остался позади первый в жизни памирский поход. Поход не без неудач, но и не без многих находок…
Подрюкзачная этика
В спешке, при переходе в зале самаркандского аэропорта дядечка Гарик слегка задел рюкзачком своего племянника Вовочку. Конечно, неумышленно. А Вовочка, недолго думая, в отместку умышленно и фамильярно толкнул дядечку рукой. В голове моей промелькнул комплекс интересных вопросов: «Неужто дядечка спустит? Постоит ли он чем-то за свой авторитет идейного вождя и руководителя, или спишет все на „родственную теплоту отношений?..“ Ответ был получен моментально. Дядечка выдал его носком своего кеда племянничку чуть пониже рюкзака… „Руководящее указание“ было воспринято Вовочкой спокойно, а окружающими участниками группы с улыбкой восторга и гордости за своего руководителя. Да, дисциплина и авторитет руководителя в походе значат очень много! А вот вежливость и ее воспитание, – вещи очень взаимосвязанные, но в этических проявлениях немножечко разные. Особенно при наличии нежно-родственных отношений, имеющих свою „святую простоту“.
Контроль удалось пройти быстро и удачно, – за наши явно перегруженные дынями рюкзаки с нас ничего не взяли. Хвала ленивым контролерам! После этого мы, правда, несколько опасались реакции грузчиков, – не начнут ли они «возникать» из-за «тяжелоподъемности» наших рюкзаков, и не обратят ли на это внимание. Опасение быстро развеялось, когда крепкий парнишка-грузчик резво подтащил к тележке сразу два наших рюкзака. Он был, правда, то ли смущен, то ли удивлен нашим чрезмерным вниманием к процессу погрузки и беспричинно шкодливыми выражениями на лицах «этих пыльненьких». Он, видимо, подумал, что мы за ним наблюдаем, боясь, что он станет небрежно работать и как попало кидать наши рюкзаки. Он их клал аккуратно, а мы мысленно ему аплодировали, и веселились по поводу удачной посадки на ИЛ-18.
В Ташкенте задержались недолго: Гарик быстро оформил билеты на ленинградский рейс, на который уже шла посадка. Хватаем рюкзаки и бежим сначала по залу аэропорта, а потом по пустому коридору к самолету. Этот сюжет позже навеял строки стихотворения «ВОКЗАЛ», приведенного дальше в «стихотропных картинках.
ИЛ-62 летел, как ракета, проходя за 4 секунды более километра, и за пять часов донес нас из Ташкента в родной Ленинград. Скорость особенно почувствовалась, когда сбоку, на расстоянии в 3–4 км быстро прошел встречный самолет. Под крыльями в просветах облаков проплыли пески Азии, Аральское море, Приволжские степи, леса и поля средней России…
В связи же с описанным в начале рассказа пикантным «инцидентом» вспоминается еще одна история, рассказанная знакомым сослуживцем. Это случилось в начале его службы офицером военно-морского флота. Пьяный боцман, вместо того, чтобы встать навытяжку перед молодым лейтенантом, мазнул ему по лицу кулаком. В ответ офицер, взяв боцмана «за шкирку», поставил «на четыре лапы» и, ухватив за шиворот и задницу штанов, спустил с железного трапа вниз, в кубрик. Пересчитав все ступеньки, боцман ударился лицом о стенку, разбил в кровь губу и нос, но тут же, широко улыбаясь окровавленной, беззубой физиономией, с восторгом показал матросам кулак с большим пальцем: «Ребята! У нас лейтенант – ВО!!!» И лейтенант, и боцман, каждый по-своему, сумели постоять за свой авторитет! Их авторитеты укрепились!..
Бесцеремонное поведение вызывает «бесцеремонтную» реакцию!
24.04.2001 г.