Тина наполнила ванну, забралась в теплую воду, постаралась расслабиться. Расслабиться не получилось, в голове кружился рой вопросов, и главным из них был вопрос — как жить дальше? Новый дом и его обитатели не показались ей особенно дружелюбными. Конечно, она еще многого не знает и многого не видела, но ощущение такое, будто здесь каждый сам по себе. И она, похоже, тоже предоставлена сама себе. Отец признал ее своей дочерью, представил друзьям и домочадцам и словно забыл о ее существовании. А как же ей теперь? Это Амалия и Серафим чувствуют себя здесь как рыбы в воде, все творящиеся вокруг чудеса воспринимают как данность, но она-то так не привыкла. Семнадцать лет она жила совсем по-другому. На память пришли слова бабы Любы о том, что хуже, чем было, ей уже не станет. А может, так оно и есть? Надо просто немного потерпеть, пообвыкнуться, присмотреться…
* * *Тина уснула в начале двенадцатого, кажется, только закрыла глаза, как в сон ворвался настойчивый стук. Она немного поворочалась, прогоняя стук прочь, потом резко села, затрясла головой. Стучали в дверь, а часы показывали без пяти девять. Проспала!
На пороге стояла Анна Леопольдовна, бодрая и свежая, в легком шелковом костюме. Она выразительно посмотрела на часы и только потом заговорила:
— Доброе утро, Клементина. Как спалось?
— Спасибо, хорошо, — Тина попыталась пригладить растрепавшиеся со сна волосы. — Дайте мне пять минут, и я буду…
— Я зайду за вами через четверть часа, — домоправительница уже собралась уходить, но Тина ее остановила:
— Прошу прощения, я не думала, что просплю.
— Вам совершенно незачем извиняться, — Анна Леопольдовна казалась удивленной. — Я просто зайду за вами через пятнадцать минут.
Чтобы собраться, Тине хватило и десяти минут. Умыться, почистить зубы, застелить постель, переодеться, причесаться — вот и вся недолга. Она уселась в кресло напротив двери, приготовилась ждать.
Сегодня ей предстоял очень насыщенный день: осмотреть дом с Анной Леопольдовной, встретиться с дизайнером, съездить в город с Амалией. Любопытно, сколько отсюда до Москвы и на чем они поедут? Тина в столице не бывала ни разу в жизни, поэтому предстоящая поездка волновала ее особенно. И одежда опять же… Отец сказал: «Остальное докупим в Москве». Не то чтобы ей нужно что-то особенное, но даже из вещей первой необходимости список получается очень длинный. Амалия сказала, что теперь она богата и не нужно волноваться о деньгах, но ведь это же не ее деньги. Как-то неудобно получается.
Стоп! А ведь она же не совсем бессребреница! Дед оставил ей приличную сумму. Этих денег должно хватить и на новую одежду, и на черный день. Конечно, гораздо приятнее думать, что в ее биографии больше не будет черных дней, что все теперь окажется светлым и безмятежным, но жизнь научила ее осторожности и здоровому скепсису. Как любила говаривать баба Люба, на Бога надейся, а сам не плошай.
Решено, часть денег она возьмет с собой в Москву, а остальную, большую часть, спрячет в каком-нибудь укромном месте, уже потом, когда освоится и изучит дом. А еще нужно будет обязательно поговорить с отцом по поводу учебы. Время идет, ей надо подавать документы. Они с дедом никогда не обсуждали этот вопрос, но как-то само собой разумелось, что Тина будет поступать в мединститут. Ближайший медицинский находился в областном центре, в ста пятидесяти километрах от их города, но сейчас, в свете случившихся в ее жизни перемен, наверное, придется вносить в эти планы коррективы. Теперь разумнее поступать в один из московских мединститутов, а столичный вуз, да еще такой престижный, это уже совсем другой уровень. Она, конечно, не дурочка, и училась всегда хорошо, но, кажется, без репетитора не обойтись, хотя бы по химии…
В дверь опять постучали, Тина выбралась из кресла, бросила быстрый взгляд на свое отражение в зеркале, распахнула дверь.
— Вы уже готовы? — поинтересовалась Анна Леопольдовна. Смотрела она при этом не на Тину, а куда-то поверх ее плеча.
— Я готова. Что-то не так? — Тина обвела комнату придирчивым взглядом. Вроде бы все в порядке, постель застелена, вещи на своих местах. Может, домоправительницу смущает вон та складочка на покрывале? Так это из-за спешки, больше такого не повторится.
— Это совершенно необязательно, — сказала Анна Леопольдовна.
— Что именно?
— Вы не должны прибираться в комнате, для этого существуют горничные.
— Так я вроде бы и не прибиралась, только кровать застелила.
— Это тоже входит в обязанности прислуги.
— Застилать за мной постель?!
— Застилать постель, ежедневно делать влажную уборку, стирать и гладить ваши вещи, следить за вашим гардеробом, — принялась перечислять Анна Леопольдовна.
— С ума сойти! А что же останется мне?
— Уверяю вас, Клементина, вам будет чем заняться.
— Не называйте меня Клементиной, пожалуйста, — попросила Тина. — Это слишком вычурно. Просто Тина, хорошо?
— Хорошо, — домоправительница кивнула. — Тина, вы готовы к завтраку?
— А в этом доме и к завтраку принято спускаться в вечерних платьях? — на всякий случай уточнила Тина, рассматривая свои джинсы.
— Нет, завтрак не предусматривает определенной формы одежды.
— Ну слава богу!
— Но ваш отец, — продолжила Анна Леопольдовна, — любит, когда домочадцы одеты элегантно.
— А джинсы и элегантность — это понятия несовместимые? — спросила Тина с вызовом.
— Думаю, если вы появитесь на кухне в таком виде, небеса на землю не упадут, — сказала домоправительница очень серьезно.
— Это хорошо, как-то не хочется становиться причиной вселенского катаклизма, — фыркнула Тина.
Интересно, Анна Леопольдовна и в самом деле одобрительно улыбнулась или ей это только показалось?..
Кухня была большой и очень уютной. Резные фасады темного дерева, ряды начищенных до зеркального блеска кастрюль, черпаков, поварешек и плошек. Мерно гудящее жерло вытяжки над огромной плитой. Окна с яркими занавесками, горшки герани на подоконнике, а за стеклами — настоящий яблоневый сад. Из приоткрытой двери тянуло утренней свежестью и запахом только что скошенной травы. Запах этот, перемешиваясь с ароматом свежеиспеченной сдобы, делал картинку совсем уж пасторальной. У плиты, на которой что-то скворчало и булькало, суетилась миниатюрная черноволосая женщина.
— Надежда Ефремовна, — позвала домоправительница, — вот мы и пришли.
По сравнению со вчерашним «я привела ее» сегодняшнее «вот мы и пришли» прозвучало почти по-родственному. Женщина стремительно обернулась, уставилась на Тину темно-карими блестящими глазами, покачала головой и сказала:
— А на папеньку-то ведь совсем не похожа.
— Надежда Ефремовна, что вы такое говорите?! — Анна Леопольдовна укоризненно покачала головой.
— Так правду и говорю! — женщина воинственно взмахнула поварешкой.
— Я на маму похожа, — вставила Тина. Почему-то эта перепалка ее совсем не расстроила, даже насмешила.
— Вот видите, Анна Леопольдовна, девочка на маму похожа. А мама у нее небось красавицей была. Наш-то Романович мужчина хоть и видный, но не писаный красавец, а тут, гляди ж ты, чисто куколка.
— Надежда Ефремовна! — на щеках домоправительницы выступили багровые пятна. Оказывается, и эту невозмутимую леди можно вывести из себя. — Что с нашим завтраком?
— А что с вашим завтраком?! Готов ваш завтрак! Когда это у меня были проблемы с завтраками? — проворчала повариха и тут же добавила вполне мирным тоном: — Детка, ты бекон будешь?
Тина весьма смутно представляла, что такое бекон, но на кухне пахло не только сдобой, а еще и жареным мясом, а мясо она любила в любом виде.
— Буду.
— Ну так обожди секундочку, сейчас на стол накрою. — Нина Ефремовна отложила поварешку, привстала на цыпочки и принялась доставать из навесного шкафчика посуду.
— Бекон с утра, — Анна Леопольдовна едва заметно поморщилась.
— А что тут такого? — не оборачиваясь, бросила повариха. — Это вы у нас постоянно на диете из воды да овсянки, а девочка растет, ей белки нужны.
Пока дамы вяло переругивались, Тина устроилась за широким дубовым столом, подперла кулаком щеку, принялась изучать пейзаж за окном. На этой кухне, так не похожей на кухню в ее собственном доме, она чувствовала себя на удивление комфортно.
На столе перед ней, как по мановению волшебной палочки, появилась тарелка с беконом и поджаренной до золотистой корочки картошкой.
— Я столько не съем, — Тина посмотрела просительно сначала на повариху, потом на домоправительницу.
— Ничего не знаю! Да тут и есть-то нечего! — заявила Надежда Ефремовна и бухнула перед Тиной салатницу, доверху заполненную нарезанными помидорами.
— Вам совсем не обязательно съедать все, — неожиданно встала на ее защиту Анна Леопольдовна.
— Знаете что?! Я на вашей территории команды не раздаю! — взвилась повариха. — Шли б вы, Леопольдовна, по своим делам, а мы тут с Тиной Яковлевной как-нибудь сами договоримся.
К величайшему удивлению Тины, домоправительница капитулировала почти без боя, посмотрела сначала на часы, потом на девушку и сказала:
— Я зайду за вами через полчаса, чтобы показать дом, — и уже с порога ехидно добавила: — Кстати, если вам вдруг удастся осилить всю порцию, у меня есть прекрасное средство от расстройства желудка.
— Это у кого от моей стряпни было расстройство желудка?! — Теперь бордовыми пятнами пошла уже Надежда Ефремовна, но Анна Леопольдовна не стала вступать в дебаты, удалилась с гордо поднятой головой.
— Нет, ну ты слышала, что сказала эта надутая гусыня?! — лишившись оппонента, повариха обратила свой взор на уписывающую бекон Тину. — Вкусно хоть?
Девушка кивнула.
Надежда Ефремовна успокоилась так же быстро, как и завелась, уселась напротив, сказала со смесью жалости и умиления:
— Ну так кушай и не слушай всяких там… советчиц. Если вдруг проголодаешься, сразу сюда приходи, а то с их дурацким этикетом можно от голода окочуриться.
— Спасибо, — сказала Тина, — я обязательно приду.
— Приходи, приходи, вон батянька твой не брезгует на моей кухне кофе попить. Ты сама-то кофе любишь?
Тина пожала плечами. Дед пил исключительно черный чай, ну и она, соответственно, тоже. Так что, положа руку на сердце, Тина понятия не имела, любит ли она кофе.
— Не знаешь? — Надежда Ефремовна озадаченно нахмурилась.
— Я его никогда не пила, — уточнила Тина. — То есть в школе нам давали какую-то бурду, но это же не настоящий кофе, правда?
— Детка, это вообще не кофе! Ты доедай пока, а я сейчас тебе сварю. — Повариха хитро подмигнула Тине, достала из шкафчика жестяную коробку и ручную мельницу. — Кофе должен быть свежесмолотым, а иначе это уже не кофе, а так, недоразумение какое-то! — Она насыпала горсть зерен в жерло кофемолки, крутнула ручку — по кухне тут же поплыл терпкий аромат.
Тина забросила в рот последний кусок бекона, сцепила руки на животе, принялась с интересом наблюдать за действиями Надежды Ефремовны. Расторопная повариха управилась очень быстро — уже через пять минут на столе дымилась изящная фарфоровая чашка. Тина осторожно подула на рыжую пенку, сделала маленький глоток. Да, этот кофе не имел ничего общего со своим школьным собратом. На вкус он был маслянистым, с легкой горчинкой.
— Ну как? — почему-то шепотом спросила Надежда Ефремовна.
Тина сделала еще один глоток — немного необычно, но вкусно, пожалуй, ей нравится. Жаль только, что чашка такая маленькая. Она, конечно, понимает — этикет и все такое, но здесь, на этой уютной кухне, в компании уютной Надежды Ефремовны думать об этикете не хотелось.
— А нельзя в следующий раз сделать порцию побольше? — спросила она.
— Побольше?! — повариха радостно всплеснула руками. — Вот что ни говори, а чувствуется порода! Папенька твой, Яков Романович, тоже не любит из мелких чашек пить. Я для него вот какую держу, — она поставила перед Тиной большую глиняную чашку, совершенно обычную, на рыночных развалах таких полным-полно. — А Леопольдовна, так та кофе попивает исключительно из кофейных чашек, вот таких. — Рядом с отцовской кружкой появилось что-то изящное и миниатюрное, размером немногим больше наперстка.
— Мне бы что-нибудь среднее, — попросила Тина.
— Есть у меня что-то среднее. — Надежда Ефремовна деловито порылась в шкафчиках и вернулась с симпатичной чашкой, пузатые бока которой были расписаны ярко-желтыми подсолнухами. — Это мне Романыч аж из самого Парижа привез, — сказала она с гордостью. — Красотища, да? Чувствуется, что Франция!
— Красиво, — Тина поставила чашку на ладонь. — Спасибо, мне очень нравится.
— Ну, вот и хорошо, что нравится. Как захочешь кофе, приходи. Я, почитай, целыми днями здесь. Ой, а про пирожки-то я забыла! Я ж пирожков с повидлом напекла!
После бекона и жареной картошки про пирожки было даже подумать страшно.
— Надежда Ефремовна, я не… — начала Тина, но договорить не успела — в кухню вошла Анна Леопольдовна.
— Я уже готова! — Тина поспешно выбралась из-за стола.
— Куда? А пирожки?! — повариха перекрыла ей путь к отступлению.
Тина умоляюще посмотрела на домоправительницу.
— Девушкам вредно мучное, — пришла та ей на помощь.
— Это смотря каким девушкам! Может, кому и вредно, а нашей девочке мои пирожки только на пользу, — проворчала Надежда Ефремовна обиженно.
— А можно я их с собой возьму? — нашлась Тина. — Перекушу ими, когда проголодаюсь.
— Когда проголодаешься, надо нормально покушать, а не перебиваться перекусами! — повариха неодобрительно покачала головой, высыпала пирожки в бумажный пакет, протянула Тине.
Таскать с собой пирожки во время экскурсии по дому не хотелось, но это всяко лучше, чем спорить с обидчивой Надеждой Ефремовной.
Анна Леопольдовна окинула пакет скептическим взглядом, спросила:
— Теперь мы можем идти?
— Да идите уж! Кто ж вас держит-то?! — буркнула повариха и сердито загремела кастрюлями.
На ознакомление с домом ушло не меньше часа. Больше всего Тину впечатлил каминный зал и зимний сад. В каминном зале пахло стариной. Не затхлостью и ветхостью, а именно стариной. Возможно, из-за гобеленов, Анна Леопольдовна сказала, что им больше трех сотен лет. Возможно, из-за средневековых рыцарских доспехов, начищенных до зеркального блеска, но все равно хранящих на себе печать времени в виде вмятин, сколов и трещинок. Даже мебель в каминном зале была особенной, не утонченно-изысканной, как в гостиной, не лаконично-модернистской, как в кинозале, а простой и бесхитростной. Два резных деревянных кресла с высокими спинками и добела вытертыми кожаными подлокотниками, большущий кованый сундук вместо столика, широкие скамьи вдоль стен. По-настоящему комфортно себя в этой комнате должны были чувствовать только сидящие в креслах, потому что представить, что кому-то могут понравиться жесткие скамьи, было трудно. Скорее всего скамьи, как гобелены и доспехи, нужны были для поддержания средневекового антуража.
Тина уселась в одно из кресел, поерзала, устраиваясь поудобнее. А что, неплохо! А когда зажжен камин, так, наверное, и вовсе замечательно, особенно долгими зимними вечерами. Можно сидеть, протянув ноги к огню, читать книгу и поглаживать довольно урчащую кошку. Интересно, в этом доме водятся кошки?
— Каминным залом в основном пользуется ваш отец. Он любит играть здесь в шахматы, — сочла нужным пояснить Анна Леопольдовна.
— А остальные?
— Амалия считает это место слишком мрачным и предпочитает ему либо гостиную, либо свой будуар, — голос Анны Леопольдовны звучал ровно, но Тина уловила в нем намек на сарказм. — А Серафим проводит свободное время в кинозале или бильярдной.
— А мне можно будет сюда приходить? — спросила Тина, пристраивая на коленях пакет с пирожками.
— Конечно, — Анна Леопольдовна удивленно приподняла брови, — это ведь ваш дом и вы вольны делать в нем все, что захотите. Единственное место, куда домочадцам ограничен доступ, это кабинет Якова Романовича. Ваш отец очень не любит, когда его отвлекают от дел.