Может быть, Майк не боялся нуждаться в ком-то, потому что его никто не предавал. Его обманула судьба. Это другое.
Много раз она спрашивала себя: если бы Стив был честным, любящим, верным и зависимым от нее и умер, сильно бы отличалась боль ее потери от того, что она испытывает сейчас? Она не могла ответить на этот вопрос, потому что ответ был таким же постыдным, как и то, что случилось с ней.
— Еще кофе? — спросил он.
— Да, пожалуйста.
«Можно даже двойной», — подумала она.
Крис отработала три шестичасовые смены в супермаркете за неделю до Дня благодарения. Майк отработал две двадцатичетырехчасовые смены. У них было много времени для работы по дому, готовки, просмотра фильмов или телепередач. Они готовили по очереди, но у Майка получалось намного лучше; она узнала, что пожарные — великолепные повара. У них было время на разговоры — обычные беседы, которые ведешь, когда один из вас подметает пол в гостиной, а другой загружает стиральную машину.
— Как дела с книгой? — поинтересовался Майк, пока она складывала одежду. — Вы разве не должны над ней работать?
— Я не знаю, как быть с Джейком — это двенадцатилетний мальчик, о котором я пишу. У него трудный год — седьмой класс.
— Тогда почему бы не поработать над ним, пока я готовлю ужин. Все равно ведь моя очередь.
Они сделали так, как он предложил. Они словно остановили время. Крис не беспокоилась о сгоревшем доме, детях или о чем-то еще. Крис хорошо спала — храп Майка успокаивал, словно это было мурлыканье кошки. Она бросала его белье к своей грязной одежде. Майк мыл ее старую «хонду», когда мыл свою машину. Он приносил домой пончики утром, когда его смена заканчивалась. Она приносила мороженое после работы.
Крис отключила мозг, она отказывалась анализировать, подавляла здравый смысл. Она была просто довольна. Собака ела носки Майка, дети проливали что-то на пол, она чувствовала теплоту и могла рассчитывать на помощь. И глаза, улыбка, случайные прикосновения создавали приятную возможность близости.
Крис знала, что последние семь лет ее жизни создали кучу проблем, которые нужно решить. Она ни в коем случае не могла позволить пустить это на самотек. Ей нужно позвонить своей тетушке Фло, ей нужно наметить новые цели и направление.
Но она ждала. Не могла позволить себе расcтроить его планы, не могла заставить себя плюнуть в лицо удаче. Действительно, если реальная жизнь не станет напоминать о себе несколько недель, почему бы и не побыть счастливой?
Глава 6
Ничто не могло подготовить Крис к встрече с семьей Кавано. Познакомившись с отцом Майка, она боялась встречаться с его матерью. Перспектива встретить их всех приводила ее в ужас. Но она не могла придумать причину отказаться. Она работала до двух в День благодарения, и Майк, поскольку не работал, предложил посидеть с детьми, а потом пойти на ужин и попробовать индейку среди клана Кавано.
Действительно клан. Интересно, о чем они ее спросят? Может, спросят, спала ли она с ним? Как ей сказать «нет»? Вежливо? С негодованием? Или разочарованно? Или они спросят, как долго она пробудет у него? Что ей ответить? «Послушайте, Майк добрый и щедрый, и ему нужна моя маленькая семья, чтобы пережить свое горе, а мне — его сила и дружба, так что, пожалуйста, не вмешивайтесь»? Или: «До двадцать шестого декабря»?
— Так, значит, это Крис, — произнес Кристофер Кавано, брат Майка, почти одного с ним возраста. — Рад, что вы пришли. Вы не выглядите такой уж несчастной. Все идет хорошо после большого пожара?
— Мы работаем над этим, — ответила Крис, чувствуя слабость и нервную дрожь.
— Моя жена Стейси. Стейси, это Крис. Палмер, верно? Моего партнера зовут Палмер. Расти Палмер. Вы знаете кого-нибудь с такой фамилией в Сакраменто?
Она не знала.
Кристофер Кавано работал ортодонтом. Его жена Стейси управляла его офисом. У них было трое детей, самый старший носил брекеты. Следующим был Мэтью. Жена — Максин. Трое детей четырех, шести и восьми лет. Затем Морин — иногда они называли ее Мо — и ее неирландский, некатолический муж Клайд. Морин, медсестра, была в халате, так как больницы, подобно супермаркетам и пожарным департаментам, работали и в праздники. Она казалась уменьшенной женственной версией Майка: курчавые каштановые волосы, яркие зеленые глаза и жизнерадостная широкая улыбка, характерная для всего семейства Кавано. Затем был Томми, профессор, его жена Сью и двое маленьких детей. И наконец, Маргарет, самая младшая, двадцати шести лет, художник-график, и ее муж Рик, а также ее огромный живот, свидетельствующий о том, что скоро в семье Кавано будет еще один внук, номер одиннадцать.
Десять детей. Четырнадцать взрослых. Мэтти, будучи все время на ногах, постоянно получала нагоняй от невесток за то, что так тяжело работает. Они называли ее мамой, а собственные дети звали просто Ма. Было забавно слышать, как, например, ортодонт говорит: «Ма, слушай, Ма, у нас есть пиво к этому матчу?» А дети называли ее Ба, словно возглас удивления; ничего необычного вроде бабули или просто бабушки. Все называли своего отца и дедушку Большим Майком, а более крупного Майка конечно же — Маленьким Майком.
Крис напрасно беспокоилась о том, что именно они могут спросить. Они все болтали так много, что с легкостью могли и не заметить ее присутствия, исключая тот факт, что они естественно приняли ее.
— Гравюры? — удивленно воскликнула Марджи. — Маленький Майк сказал, что они имеют отношение к Макнайтам? Не смешите меня! Он не покупал даже пепельницы! Дом обставляла я! Правда, он не пустил меня наверх. Держу пари, у него нет даже занавески для душа.
— Есть у меня занавеска, ребенок!
— Неужели? Какого цвета?
— Не важно. Тебе не обязательно знать цвет. Я не беспомощный.
— Готова поспорить, что коричневого. Или зеленого. Ну же, зеленого?
— Красного, — сообщил он.
Марджи рассмеялась, держась за свой большой живот.
— Красного? В голубой ванной?
— Выглядит хорошо. Даже здорово. Скажи ей, Крис. Ведь правда выглядит здорово?
Крис представила их всех, шестерых, рожденных в течение десяти лет: как они росли здесь, в доме с четырьмя комнатами и одной спальней, ссорились или смеялись, иногда ругались, так, как сейчас делают их дети.
Мэтти управляла ими всеми. Она устраивала их там, где, как ей казалось, им будет лучше всего. Она собирала карточный столик и усаживала за ним детей с раскрасками в конце гостиной, где ее дети — ее мужчины — смотрели игру, поэтому споры за карандаши смешивались с криками, если забивали мяч. Женщины сидели в гостиной и кухне и разговаривали о доме, детях, работе. Старшие дети играли в комнате, которая раньше была гаражом. Крис узнала, что ее переделали в комнату после того, как трое старших детей Мэтти и Большого Майка покинули дом.
Кэрри сначала испугалась. Она даже отшатнулась, но Морин увлекла ее к своим пятилетним и трехлетним детям. Скоро Кэрри уже играла и вела себя как обычный ребенок. А Кайл болтал. Кэрри некогда было разговаривать с ним, поэтому он общался с другими, забирая игрушки, а затем предлагая их другим, обговаривая свои условия. Здесь, где было так много Кавано, никто не смотрел с неодобрением на то, что делают дети, будь то милые поступки или шалости.
В маленьком доме стало жарко и так тесно, что Крис казалось, будто она в ловушке; но все же она никогда не чувствовала себя такой живой. В этой семье все говорили и постоянно дотрагивались друг до друга. Даже мужчины. Кроме, может быть, Большого Майка, который был в роли патриарха, позволяя другим подходить к нему. Дети подходили охотно и часто. «Большой Майк, открой вот это», «Большой Майк, какой это цвет?», «Большой Майк, это красный или розовый?». Они карабкались на него, о чем-то спрашивали, требовали внимания. Он казался слегка отчужденным, скучающим, но вытер нос четырем малышам собственным старым платком.
Крис, боявшаяся, что они с подозрением отнесутся к ней, увидела, как Большой Майк притянул к себе Кэрри, и поспешно отвернулась, чтобы не разрыдаться. Кэрри, смотревшая, как другие дети делятся с Большим Майком своими достижениями и неудачами, приблизилась к нему, держа в руках рисунок. Она уставилась на него. Он держал в руках газету, что казалось для него естественным, даже в кругу такой большой семьи. Словно он читал ее, спрятавшись за ней, пока они выясняли свои отношения.
— Большой Майк — значит дедушка? — спросила его девочка.
— Здесь да, — ответил он, взглянув поверх очков.
— У меня нет дедушки. Или Большого Майка.
Он посмотрел на нее, затем сказал:
— Тогда забирайся ко мне на колени.
Она вскарабкалась так легко, словно делала это каждый день. Вместе они рассматривали картинку, которую она раскрасила. Как будто она была одной из них. Детей было так много, что у него не было любимчиков. Или они все были любимчиками.
Праздничный ужин накрыли на нескольких столах: обеденном, полностью разложенном, поцарапанном и в пятнах от многих таких ужинов, кухонном столе для малышей, на котором они могли спокойно все проливать, и двух карточных столиков для детей постарше. Кристофер и Маленький Майк спорили с Томми и Клайдом сначала о каких-то объединениях, а затем о забастовке диспетчеров поездов. Рик и Марджи пытались убедить Большого Майка сделать какие-то вложения, которые, несмотря на весь риск, якобы увеличат его пенсию. Было совершенно ясно, что Большой Майк понятия не имел о том, что они предлагают, и не изменил бы ничего касательно его пенсии, но все же ему нравилась их забота, хоть она и была безрезультатной.
У Крис болела душа, когда она наблюдала за ними. Она хотела поделиться с ними так же, как они делились друг с другом — советами, спорами, заботой, любовью. Эта семья была такой сплоченной, такой дружной. Кавано и их родственники — казалось, среди них нет места для постороннего человека. Но они ее приняли. И никто не возражал. Совсем.
Ей было интересно, как им это удается, как так много людей смогли добиться такой близости. Но их сплоченность, такая запутанная и напряженная, казалась просто тем, что у них было, а не тем, к чему они стремились. Она не стоила никаких усилий.
Из обрывков диалогов и вопросов, на которые охотно отвечали, Крис стало ясно, кто за кого несет ответственность. Кристофер получал в колледже футбольную стипендию. Поступить в стоматологическую школу стало возможным благодаря займу Маленького Майка, очевидно в то время еще молодого вдовца. Мэт занял у братьев денег на поступление в колледж, затем Кристофер оплатил школу медсестер для Морин. Томми поступил на деньги Маленького Майка и Кристофера, а Большой Майк и Мэтти оплатили учебу Марджи. Они все делали вместе. У кого было, тот и давал. Кто нуждался — брал.
На буфете стояли фотографии. Несколько студийных снимков, шесть свадебных пар в смокингах и кружевных платьях — среди них были и Джоанн с Майком, — но в основном школьные фотографии в традиционных картонных рамках. Там стояли и фотографии Джоанн и Шелли, такие же, как и на письменном столе Майка, только больше. Молодая мама и маленький белокурый ангел.
Все проблемы, подумала Крис, Кавано решали сообща, что отличало их от ее собственной семьи. Семья Палмер состояла из четырех человек и потеряла двух, сделав выживших чужими друг другу. Полуживых, полуразбитых. И все же Крис испытывала приступ боли от потери Майка.
Майк. Казалось, ему нужно так мало. Крис окружали амбициозные люди: ее отец, муж-интриган, тетя Фло. Только мать нежно любила ее. Крис считала высшей добродетелью, если мужчина был доволен простыми вещами: работой, семьей, игрой, уединенностью и общением. Казалось, он не искал легких денег так сильно, как комфорта, который ему был нужен. Ничего слишком запутанного, сложного или легкомысленного.
Кавано понятия не имели, какой она была раньше, какое у нее было детство — уединенное и привилегированное. Господи, она побывала на Тибете еще в четырнадцать. У нее не было ничего из того, что было у них и к чему они стремились. Но, несмотря на различия, они не позволили ей оставаться в стороне. Они приняли ее к себе, радостные, что у них появился слушатель.
— Итак, этот шутник, Крис, говорит мне: «Если ты спустишься по скату для одежды, я тоже спущусь. Я уже три раза так делал». А потом добавляет: «Не бойся, Томми, ты же худой, значит, не застрянешь. Испугался?» И разумеется, я не застрял, а этот шутник, который никогда — повторяю, никогда! — не делал этого, застрял. И мне пришлось пойти в церковь, где Ма добровольно помогала Лиге женщин, и отвести ее домой, чтобы она помогла вытащить его.
— Да, конечно. Насколько я помню, это ты назвал меня трусом и пригрозил, что расскажешь, какие имена я вырезал на кухонном столе под салфеткой…
— И как, вы думаете, он выбрался? Думаете, Крис, ему помогла Ма? — продолжил Томми. — О нет, ничего подобного. Все было не так мило и опрятно. У Ма был удар, и я думал, она умрет от сердечного приступа, потому что его голова застряла и он ничего не мог сделать.
— Я позвонила в полицию, — сказала Мэтти. — Куда еще можно было звонить?
— Надо было звонить гробовщику, — подсказал Большой Майк.
— Тебе почти пришлось это делать, когда ты пришла домой, — добавил Маленький Майк.
Им пришлось разрушить стену, чтобы помочь застрявшему выбраться. Когда Большой Майк пришел и увидел разрушенную стену, он был готов на убийство. Но это еще ничего по сравнению с тем, когда Маленький Майк целовал свою девушку — возможно, Джоанн — на переднем сиденье своей машины.
Добродушное подшучивание продолжалось за ужином, за тортами и пирогами, мороженым и кофе, расслабляя Крис, заставляя ее смеяться, заставляя ее забыться.
Однако, готовясь уходить, она вновь вспомнила свои опасения. В этой большой шумной семье, где каждый занимался чьим угодно делом, но только не своим, неужели никто не скажет ни слова о новом образе жизни Маленького Майка? Она буквально дрожала от напряжения, когда собирала детей, чтобы ехать обратно в дом Майка.
— До свидания, да благословит вас Господь. Приходите на мессу. Вы ведь собираетесь на мессу? — Мэтти обняла своих детей, когда они собирались выходить.
— Да, Ма, — ответили все. Даже Майк.
Крис было интересно, что же ей скажет Мэтти. Приходите на мессу? Вы католичка? Где вы спите?
— Заходите к нам как-нибудь, Крис. И детей тоже приводите. Не заставляйте их быть слишком хорошими. Они и так замечательные.
— Не буду. То есть да, они хорошие. Большое вам спасибо. Мы отлично провели время.
— Позаботься о своей собаке Крипсе, — сказал Большой Майк Кэрри. — Заставь его вести себя хорошо.
— Чикс, — хихикнула девочка. — Я весь вечер вам говорю, что его зовут Чикс.
— Знаю, знаю. Крипс. Хорошее имя для собаки.
Пока они спокойно ехали назад домой к Майку, а дети спали на заднем сиденье, Крис знала, что случится позднее. Она хотела его.
Крис уложила своих замечательных, счастливых, уставших детей на сдвоенную кровать в доме пожарного. Они сразу же заснули, но она подождала немного, чтобы удостовериться окончательно. Крис пыталась предупредить себя об опасности, которая грозит ей, если она еще больше сблизится с этим мужчиной, но была опьянена семьей, жизнью, любовью и удовольствием. Немного боялась, но самую малость. Все ее страхи плохо работали. Она не могла испытать тревогу. Она не помнила времени, даже когда у нее была собственная семья, что она чувствовала себя такой защищенной. Его объятия были такими большими. Интересно, он знал, когда вез ее туда, что она обретет уверенность и покой, которые ей нужны, чтобы прикоснуться к нему, держать его, пригласить его.
Внизу было тихо. В кухне все еще горел свет, но Майк сидел в гостиной на диване, в темноте. Ждал. Он знал. Или надеялся.
Крис подумала, что для них обоих это будет отдых от реальной жизни. Пусть хоть на некоторое время их сложное, запутанное прошлое не вмешивается. И неопределенное будущее тоже.
Она подошла к дивану, опустилась на колени перед ним, обняла его за шею и поцеловала в губы. Она хотела, чтобы поцелуй был легким, предварительным, но у него не было терпения. Как говорил Майк, он был мужчиной, который долго не раздумывает над чем-либо, а просто делает это в нужное время.
— О боже, о, Крис.
Руки, притянувшие ее, были такими заботливыми. Сильные, заботливые руки; именно в таких объятиях она хотела оказаться, раствориться в них, почувствовать себя любимой. Он накрыл ее губы своими, Она почувствовала такой жар, что по ее телу пробежал ток.