– Вы помните, о чем я вас предупреждала, – сказала Рози, как только хозяйка повесила трубку. – Я этому человеку преданна. Лучше вам его не обижать.
– Не глупи. Я только старалась сделать так, чтобы он почувствовал себя нужным, – ответила Аврора, поспешно направляясь в гардеробную. – Если нет возражений, я хочу выпить чай в одиночестве. А потом наш ужин пойдет как по маслу. Сесил получит гуляш, которого в жизни не видел.
Прежде, чем Рози и Эмма успели покинуть комнату, Аврора скинула халат и извлекла из гардеробной дюжину платьев, она раскладывала их по комнате, продолжая расчесываться.
2У Эммы вечер начался со скандала, что обычно случалось накануне ежегодного ужина у ее матери в честь Сесила. Формальным поводом к ссоре послужил новый галстук, который она в тот день купила Флэпу по дороге домой. Она приобрела его в хорошем магазине мужской одежды в торговом центре на Ривер Оукс за семь долларов. Это было очень дорого, и Эмма это знала, но у нее оставались почти все деньги, полученные на покупки от матери, так что по сути эта безрассудная трата относилась скорее к тратам Авроры, чем к ее. К тому же галстук был замечательный, черный полосами глубокого красного тона, и она, вероятно, купила бы его даже на свои деньги.
Флэп, у которого было плохое настроение, воспринял сам вид галстука как оскорбление и отказался даже примерить его, чтобы Эмма посмотрела, как он ему идет.
– Я его не надену, – упрямо заявил он. – Ты же его купила, чтобы я хорошо выглядел в глазах твоей матери. Я тебя знаю. В глубине души ты предательница. Когда дело коснется твоей матери, ты подставишь кого угодно. Ты всегда хочешь, чтобы я выглядел таким, каким бы ей понравился. Если бы ты была за меня, то не замечала бы, что я надеваю.
Он сказал это так зло и посмотрел на галстук с таким презрением, что Эмма расплакалась, стараясь сдержать себя, чтобы не показывать, как ее задели эти несправедливые обвинения. Но все равно в глазах у нее стояли слезы, а грудь сжималась.
– Но я же его купила не на один этот ужин, – оправдывалась она. – Вероятно, нам в жизни еще придется ходить в гости. Сколько я тебя знаю, ты ни разу не купил себе галстука. Ужасно обрушиваться на человека за то, что тебе купили подарок.
– Мне не нравятся мотивы твоего поступка, – настаивал он.
– Мои мотивы лучше, чем твои манеры, – рассердилась Эмма. – Ты любишь все отравить, только чтобы показать, что ты на это способен. Эта черта в тебе самая противная. И потом твои действия так предсказуемы. Ты всегда так поступаешь. Каждый раз, когда я чувствую себя счастливой, ты обязательно все испортишь.
– Ладно. Не надо говорить, что ты стала счастливой оттого, что купила мне этот галстук.
– Конечно, стала. Ты меня не понимаешь. Я была действительно счастлива, думая, как он пойдет к твоему синему костюму. Ты слишком туп, чтобы понять такого рода счастье.
– Осторожнее со своими характеристиками. Я не тупой.
– Жаль, что я беременна, – сказала Эмма срывающимся голосом. – Мне неприятно, что я беременна от такого мелочного, низкого и противного человека, как ты.
Задыхаясь от слез, она пошла в ванную. Стараясь лишить Флэпа удовлетворения, что ему удалось довести ее до слез, она пыталась удержаться от плача. Вернувшись, она обнаружила, что плачет Флэп. Это ее поразило.
– Извини, – сказал он. – Я вел себя отвратительно. При мысли о твоей матери я теряю рассудок. Я надену этот галстук, но пожалуйста, скажи мне, что ты только от раздражения сказала, что жалеешь о своей беременности.
– Господи, Флэп, – Эмма сразу же почувствовала облегчение. – Ну конечно, я этого не думаю. Я только хотела дать сдачи. Иди умойся.
Когда он вышел из ванной, к нему вернулось дружелюбие, но оба они, пока одевались, чувствовали неуверенность.
– Не знаю, зачем мы себя так изводим, – заметил Флэп.
– Когда мы туда приедем, все сразу наладится. Я нервничаю, пока думаю о вечере. Похоже на визит к стоматологу. Я хочу сказать, что когда собираешься в гости, не надо трястись, словно идешь лечить зубы. К тому же, в отличие от стоматологов, там тебе больно не сделают, – продолжил он.
– У меня волосы не блестят, – с сожалением сказала Эмма, разглядывая себя в зеркало. В последнюю минуту она надумала переодеваться, а Флэп, забыв о своем обещании надеть новый галстук, как впрочем и о том, что он у него появился, повязал старый. Сесил приехал как раз в тот момент, когда Эмма размышляла, стоит ли, рискуя вызвать новую сцену, напоминать ему о новом галстуке.
– Привет, милашка, – сказал Сесил, похлопывая ее по плечу и стискивая руку выше локтя. Он был одет в допотопный костюм-тройку, в котором традиционно посещал дом Авроры. Войдя в комнату, он сразу же заметил новый галстук, лежавший на кушетке, который ему так понравился, что он попросил разрешения его надеть, если он все равно никому не нужен. Флэп был в замешательстве. Сесил сказал, что в жизни не видел такого красивого галстука.
– Правда, вот бы мне на нем повеситься, – заявила Эмма, заинтриговав этим высказыванием Сесила. Махнув рукой на этот вечер, она пошла в ванную, чтобы окончательно решить проблему платья. Когда она вернулась, Сесил с очень довольным видом расхаживал по комнате в новом галстуке, а Флэп сумел шепнуть, что галстук действительно чудесный.
Сесил повез их, насвистывая за рулем. Эмма и Флэп были очень встревожены, и Эмме казалось, что если он не перестанет свистеть, то она закричит. Когда они миновали половину пути, он вдруг воскликнул: – Эх-ма!
– В чем дело? – спросила Эмма.
– Я всегда так жду ужина у твоей матери, она так чудесно готовит. Никогда не знаешь, что ешь, но вкуснее быть не может.
Аврора встречала их у двери. На ней было великолепное длинное зеленое платье, которое, по ее предположениям, могло быть венгерским. Она также надела много серебряных украшений.
– Вам давно пора было приехать, – сказала она с улыбкой. – Вот и вы, Сесил, галстук у вас просто чудесный. Никогда не видела ничего лучше. Томас, тебе тоже надо как-нибудь такой купить.
– Можно мне помочь с напитками? – предложил Флэп, глядя в пол.
– Очень любезно с твоей стороны, – заметила Аврора, оглядывая его с ног до головы. – Однако я вижу тебя так редко, что мне не хочется сразу давать тебе поручения. Это сделает мой друг Вернон.
Она взяла под руку Сесила и повела его к внутреннему дворику, а Эмма с Флэпом пошли за ними.
– Я все испортил, да? – спросил Флэп.
– Нет, если ты дальше заткнешься и не будешь огрызаться. Если бы ты его надел, она бы о нем слова не сказала.
В этот момент в дверях показалась Рози, державшая поднос с бокалами.
– Что с вами приключилось? – спросила она, глядя на Флэпа так, словно поймала его на краже.
Не успел он ответить, как из кухни вышел Вернон с каким-то кувшином.
– Здрасьте – здрасьте, – сказал он, пожимая руки. Эмма почувствовала, что сейчас захихикает. Ей еще никогда не приходилось видеть, чтобы из кухни ее матери показывался коротышка, который бы говорил «здрасьте».
Во дворике Аврора потчевала Сесила паштетом, а также комплиментами, относившимися, главным образом, к его здоровью.
– Просто удивительно, как мужчины с возрастом набираются сил. Я уверена, что никогда не видела у вас лучшего кровообращения, чем сейчас, Сесил. Удивительно, что ни одна женщина до сих пор не прибрала вас к рукам.
В подтверждение справедливости сказанного о его кровообращении Сесил слегка зарделся. Эта картина, видимо, понравилась Вернону, который и сам покраснел. С минуту они прекрасно гармонировали друг с другом цветом лиц. – Ну, вот, вся компания в сборе, а у меня все в лучшем виде, – заявила Рози, торопясь на кухню.
Аврора предстала перед гостями в таком блеске, что Эмма почти не верила своим глазам. В ней невозможно было узнать женщину, которая пять часов назад сидела перед зеркалом с совершенно безжизненным видом. Все свое внимание она обратила на Сесила, отчего бедняга почти лишился речи. Пожевав понемногу от нескольких восхитительных закусок, Эмма перешла к наблюдению. Флэп передавал закуски и напитки и постепенно напивался. Он находился в таком напряжении, что успел прилично набраться, прежде чем заметил, что в виде исключения сегодня его теща настроена добродушно. Она не выказывала никаких поползновений срезать его под корень. Как только Флэп это осознал, он так расслабился, что выпил еще несколько коктейлей. К тому времени, как стали подавать горячее, он был так пьян, что едва дошел до стола. Только тогда ему пришло в голову, что Эмма весь вечер толкала его локтем, чтобы он так много не пил, но осознание опоздало на несколько коктейлей.
Когда они садились к столу, Сесил так раскраснелся от удовольствия, что даже не мог вспомнить, кто раньше стал президентом: Эйзенхауэр или Кеннеди. Потеряв всякую жалость, Аврора положила на его тарелку такую порцию, что даже Сесила, в его восторженном состоянии, это несколько озадачило.
– Боже милостивый, Аврора, – воскликнул он. – Разве я столько съем?
– Ерунда, Сесил. Вы у меня почетный гость, – кокетливо улыбнулась Аврора. – Кроме того вы же так много знаете о сербах.
Флэпу, оттого что он был пьян, это замечание показалось чрезвычайно остроумным, и он хохотал, пока не почувствовал, что от этого его может вырвать. Но ему удалось вовремя с извинениями выбежать в холл.
Рози из кухни наблюдала за ним как ангел мести. – Я уж давно заметила, что тебя тошнит, – удовлетворенно сказала она сама себе.
У Эммы было такое чувство, словно она наблюдала за всем происходящим откуда-то издали, благодаря чему она сумела даже забыться и оценить блюда, приготовленные Авророй. Она решила, что созерцать мать во всем великолепии будет неинтересно и переключила свое внимание на Вернона. Он не сводил с Авроры глаз, отрывая взгляд, лишь когда чувствовал, что кто-то наблюдает, как он на нее смотрит. Пока она была сосредоточена на Верноне, вернулся Флэп, побледневший, но не отрезвевший, и Аврора, на секунду прервав историю, которую рассказывала Сесилу, пристально поглядела на него.
– Томас, бедняжка, ты, очевидно, последнее время снова весь в своих исследованиях. Наверное, и волноваться тебе часто приходится. У интеллектуалов куда больше причин для беспокойства, чем у таких, как мы с вами, Сесил. Разве не так?
Удобно оперев подбородок на ладони, она наблюдала за стараниями Сесила расправиться с остатками гуляша.
Сесил так расслабился, что прежде, чем снова взяться за еду, даже похлопал Аврору по плечу. С помощью большого количества вина ему удалось спустить в желудок большую часть порции, а то, что оставалось, не представляло для него проблемы.
Обдумывая блюдо, Аврора вначале колебалась между гуляшом и буйабесом[3] и очевидность этих колебаний вылилась в большое количество креветок. Креветки, а также рис, который Сесил приберег на конец трапезы, позволяли ему убедиться, что все у него получается, как надо; и последние этапы своего труда он организовал с мастерством прирожденного тактика, распределив рис таким образом, чтобы максимально использовать его впитывающие способности. Подталкивая при помощи креветок небольшие кучки рисовых зернышек, он направлял их туда, где оставался соус, достигая их полного насыщения жидкостью. Когда рис кончился, он вытер остатки соуса креветкой. Аврора смотрела, как завороженная.
– Виртуозность заслуживает преклонения, – пробормотала она, подмигнув Эмме.
Когда с гуляшом было покончено, Сесил невозмутимо перенес листик салата с тарелки для зелени на свою тарелку, и вытер последнюю до совершенной сухости и зеркального блеска. Потом он положил нож и вилку поперек тарелки, – чистота приборов позволяла сразу же использовать их в рекламных снимках в «Ньюйоркере».
– За вас, Сесил, – сказала Аврора, допивая вино из своего бокала. Эмма допила свое и затем выпила еще бокал. Вскоре она догнала Флэпа в состоянии опьянения. Минут пять у нее было веселое настроение, и она сделала, по ее мнению, остроумную попытку перевести разговор на политику. Мать лишь погрозила ей ложкой, продолжая раскладывать десерт. Когда десерт доели, Эмма перешла из веселой фазы опьянения в сонливую, которая закончилась лишь через полтора часа, когда у себя дома на кушетке она обнаружила, что ее муж ожил и пытается соблазнить ее прямо в ее нарядном платье. Это было бы замечательно, если бы из-за алкоголя у нее не нарушилось чувство времени, и то ли из-за того, что чувство времени без предупреждения не сориентировалось, то ли сыграл свою роль элемент некоторой неожиданности, во всяком случае она испытала небольшой преждевременный оргазм, и прежде чем начался новый, который бы ее устроил, Флэп ретировался.
– Идиот, – сказала она, – я еще на полпути. Флэп находился на другой стадии.
– А я думал, ты все, – сказал он.
– Да нет же, – Эмма была по-настоящему раздражена.
Мысли Флэпа были заняты другим.
– Не знаю, попрощался ли я с папой. Не могу вспомнить.
– Позвони ему сейчас и пожелай спокойной ночи. Все равно сегодня нечего делать. Ты никак не можешь понять, что когда я пьяная, у меня все по-другому. Почему ты всегда меня соблазняешь, когда я не могу сосредоточиться. По-моему, это входит у тебя в привычку.
– Не говори со мной о привычках, когда я счастлив. Худший вечер в году закончился. Облегчение огромное.
– Просто прелесть, вот и мне досталось восемь секунд секса, – едко заметила Эмма. Она знала, чего она хотела, и если бы ей немного помогли, достигла бы желаемого. Из-за того, что Флэп ее не понял, вечер утратил смысл. Всем событиям не хватало завершенности. Но она была не настолько неудовлетворена, чтобы начать настоящий скандал, и не достаточно удовлетворена, чтобы заснуть. Флэп завалился в постель и заснул, когда она еще не успела снять нарядное платье. Когда она в ночной рубашке сидела перед книжным стеллажом, выбирая, что бы почитать, раздался звонок.
– Ты не спишь? – спросила Аврора.
– Нет, – удивилась Эмма.
– Я думала о тебе, – сказала Аврора. – Мне показалось, что ты, может быть, хочешь пожелать мне спокойной ночи. По-моему, ты это сказала один раз, но я с удовольствием послушаю еще раз.
– Сесил тебя огорчил? – спросила Эмма.
– Конечно, нет. Если худшее, самое худшее, на что способен человек, это вытереть едой свою тарелку, то он совершенно безобиден. Вернон помогает Рози мыть посуду. Он тоже совсем безвредный. Боюсь, что я похищаю тебя у мужа.
– Да нет, он спит. Слишком много выпил.
– Я заметила, – сказала Аврора. – Мне это в Томасе нравится. Он способен напиться. По крайней мере это человечно.
– С точки зрения моих интересов, немного чересчур человечно, – возразила Эмма.
– Что ты там бормочешь? Он тоже себе на уме. Знал, что если не напьется до беспомощного состояния, я буду на него нападать.
– Ты никогда не звонишь мне ночью. Что-то случилось? Ты боишься Вернона?
– Ты видела его дважды. И действительно думаешь, что его нужно бояться?
– Пожалуй нет. А что тогда тебя страшит?
Подумав о своей дочери, такой молодой, беременной, в свои двадцать два года многого еще не знающей, Аврора улыбнулась. Когда она представила себе Эмму, наверное, в ночной рубашке, наверное, с книгой, к ней вернулось душевное равновесие, которое, казалось, вот-вот должно было нарушиться. Она выпрямила спину и взяла щетку для волос.
– Да ничего, ничего. Просто я немножко расклеилась, только и всего. Ты меня уже склеила. Просто иногда у меня появляется такое чувство, что ничего уже никогда не переменится.
– Это чувство мне знакомо. Оно у меня постоянно.
– Тебе оно не подходит. Ты слишком молода. Твоя жизнь должна меняться каждые пять минут.
– Нет, я живу всегда одинаково. Это ведь ты у нас такая непредсказуемая. Мне казалось, твоя жизнь меняется через пять минут.
– Это так и было, но кончилось неделю или две назад. Теперь мне кажется, что ничто уже не изменится. Ты же знаешь, какая я нетерпеливая. Если перемен в скором времени не наступит, я впаду в истерику.
– Может быть, Вернон что-нибудь изменит.
– Да уж лучше бы ему постараться. Иначе я зря разбивала свою машину. Я оставила его внизу с Рози. А вдруг она его у меня уведет? Вот ужас! У меня еще никогда не отбивали мужчин.
– Ты собираешься за него замуж?
– Разумеется, нет, – сказала Аврора.
– Несмотря на то, что я беременна, поклонников у тебя много.
– Разве это много, – возразила Аврора. – В последнее время мне пришлось дать двум отставку. Из практических соображений я сосредоточилась на Альберто и Верноне, ни один из которых не подходит.