– Молодцы, молодцы! – пробасил он. – Порадовали, повеселили!
Илья, Марик и я тут же покраснели, как три помидора. Шендерович меж тем внимательно разглядывал Илюшу, а потом выдал:
– Молодой человек, а что вы думаете о том, чтобы вести у нас музыкальный кружок? – Директор похлопал Илью по плечу. – Нам нужны такие кадры – азартные, энергичные, рьяные!
– Даже не знаю, – замялся Илья. – Это так неожиданно…
– А вы подумайте. И заходите ко мне, когда примете правильное решение, – Шендерович подмигнул нам и пожал Илье руку. – Мы за ценой не постоим!
А затем отправился бодрым шагом в столовую, где намечался праздничный банкет для учителей.
– Илья! Это же здорово! – затряс друга Марик. – Здесь ты сможешь набрать ребят для своего мюзикла! Ну и про меня не забудешь…
Илья явно растерялся, он взъерошил волосы у себя на затылке и взглянул на Леру.
– Работать в школе? – спросил он то ли ее, то ли самого себя.
– Не так уж страшно здесь, в аду! [4]– с улыбкой продекламировала Лера.
– Эх ты, Персефона! – обнял ее Илья.
А я ничего не поняла и лишь подумала, что эта парочка друг друга стоит.
– Ты сегодня просто чудо, – шепнул мне на ухо Марик, отодвигая тяжелую прядь распущенных волос. – Здорово выглядишь!
Так мы стояли вчетвером, улыбаясь друг другу, и впитывали кожей буквально каждый миг этого сумасшедшего дня. А совсем рядом, осторожно поглядывая в мою сторону, прижалась к стене Катька, точно чего-то выжидая. И, видимо, наконец собравшись с духом, все же потопала в нашу сторону.
– Поздравляю, ребят! – выпалила она. – Вы просто молодцы! Такой номер замечательный сделали…
– Спасибо, Катя! – обрадовалась я. – Ты тоже отлично выступила!
Я не сдержалась, изо всех сил обняла подругу, только сейчас поняв, как же сильно по ней соскучилась. И уже когда отстранилась, сообразила, что Катя плачет.
– Катя, что с тобой? – Я сама готова была разреветься. – Почему ты плачешь?
– Отойдем? – попросила Катя, стирая слезы со щек. – Поговорить надо.
Я закивала и шепнула ребятам, что ненадолго оставлю их. Мы с Катей отошли в сторону. «Неужели Иван умудрился обидеть ее? – думала я. – Тогда я его своими же руками и прикончу!»
– Что случилось, рассказывай! – я встряхнула Катю за плечи.
Она захлюпала носом с новой силой, и красная роза над ее ухом задрожала, теряя лепестки.
– Прости меня, Вика! Прости! – умоляла Катя со слезами на глазах. – Я плохая, я просто ужасная подруга…
– Да что случилось? – начала терять терпение я.
Тогда Катька, кое-как взяв себя в руки, сбивчиво начала рассказывать о том, что произошло. А я слушала и не знала – радоваться или расстраиваться, обижаться или сразу же простить ей все на свете?
– Я обманула тебя, Вик! – всхлипывала Катя. – И Ваню тоже обманула!.. Помнишь тот день, когда он пошел меня провожать из «Макдоналдса»? Я тогда жутко расстроилась и разозлилась: Иван всю дорогу говорил только о тебе! Вика – то, Вика – се… Вроде случайно, но постоянно тебя приплетал, а на меня почти и не смотрел…
– Плохое говорил? – осторожно переспросила я.
– Да ничего плохого он не говорил! – отмахнулась Катька. – Я все это выдумала. Но ты тоже хороша, начала тогда расспрашивать, не лучше самого Ивана! Мне даже показалось, что ты обрадовалась, когда подумала, что у нас ничего не было… Вот я и ляпнула, со зла…
– Ладно, ничего страшного, – успокоила Катьку я. – Тебе, может, ничего плохого обо мне он и не сказал. Зато потом мне в лицо выдал столько, что мало не показалось…
Катька снова начала всхлипывать.
– Он не просто так ругался, – она уже не смахивала слез, и они спокойно струились по щекам. – Ему я тоже наврала. Не знаю, как это вышло… слово за слово. Поначалу я просто сказала, что идея свидания вчетвером – твоя.
– Моя? – выпучилась я.
– Угу, – проныла Катя. – Не хотела, чтобы он думал: мол, сама напросилась. Свалила все на тебя. А когда он начал расспрашивать подробнее, я ляпнула, будто ты специально решила нас свести! Чтобы он от Марика отстал. Вроде как хочешь потихоньку разрушить их дружбу. Вот тогда он и завелся! Позеленел весь прямо…
Катька продолжала рассказывать о том, как Ваня злился, но я уже ничего не слышала. Теперь мне стало понятно, почему он в тот злосчастный день назвал меня паучихой. Накануне, в «Макдоналдсе», Ваня сам первый пошел на перемирие. А потом Катька своим рассказом будто воткнула нож ему в спину, сказав, что я строю против него козни. Я, конечно, не была в восторге от Ивана, но всегда уважала выбор Марика и ни разу даже не пыталась встать между ребятами. И в мыслях не было!..
– Я думала, это пустяк! – вновь услышала Катькин голос. – Ну что такого? Пыталась рассорить друзей – ясно же, что Иван тебе не нравится. Но он так завелся! Я даже сама испугалась… Но еще думала, что все быстро забудется. А потом случился тот разговор. Иван обозвал тебя. Я уже хотела вступиться, признаться во всем. Но… не успела… Вик! Все так завертелось! А Ваня мне так нравился… Прости меня!.. Я давно должна была признаться, но очень боялась потерять вас обоих! Хотя, кажется, потеряла саму себя…
А я и не знала, что сказать – никак не могла собраться с мыслями и понять, кто прав, а кто виноват. Но подруга стояла рядом: такая несчастная, что сердиться на нее я никак не могла. Катька всегда была для меня примером – такая правильная, сильная, всегда знающая, как поступить. Но только сейчас, когда я видела ее слабость, ее ошибки, – понимала – передо мной обычный человек. Настоящий человек, живой…
– Да ладно, – выдавила я.
А потом схватила Катьку в охапку и прижала к себе. Она все еще плакала и тоже обняла меня изо всех сил…
Мы бы, наверное, так и залили друг друга слезами, но вдруг в Катю будто вселился бес, она схватила меня за руку и потащила куда-то. Поначалу я упиралась, задавала вопросы, но Катька лишь неслась по коридорам, чуть ли не сломя голову, и не раскрывала рта. Пока я не сообразила, что стою прямо перед Иваном. Не успев собраться с мыслями, отвернуться, убежать, я услышала Катин голос. И звучал он сейчас твердо, от слезливости не осталось и следа.
– Иван, ты должен знать: я наврала тебе про Вику, – спокойно и даже как-то напористо отчеканила она. – Левицкая не устраивала никакого свидания вчетвером. Это я ее об этом попросила. И ссорить вас с Марком она тоже не собиралась – все мои выдумки.
Катя окинула нас каким-то непонятным победоносным взором и продолжила:
– Вот, я нашла в себе смелость признаться! – Теперь она смотрела только на Ивана. – И, думаю, тебе пора сделать то же самое…
Повисла короткая пауза.
– В чем ты предлагаешь мне признаться? – Иван был серьезен. – И как же ты могла наврать про Вику, она же твоя подруга…
– А вот смогла! – буквально выкрикнула Катя. – И знаешь что, Ванюша, я тебя бросаю! Мне не нужен парень, который врет не только друзьям, но даже сам себе!..
И Катька ринулась прочь.
– Стой, – Иван ухватил ее за руку. – Объяснись!
– Ты целовал меня только при ней, – процедила Катька, кивнув в мою сторону. – Обнимал только при ней! Все напоказ! Все ненастоящее! Думаешь, я этого не чувствовала, не понимала? Но мне так больше не надо! Не могу так! Отпусти меня…
И Катька вырвала руку. И побежала по коридору… Ее красная юбка пламенем уносилась все дальше и дальше, а скоро совсем потухла в конце коридора…
Мы остались с Иваном вдвоем. Вдали галдели ребята: там был юбилей, там был праздник. А я и не знала, что сказать, что подумать – мысли вовсе не слушались, губы дрожали, но внутри было так жарко, будто я облизнула солнце. Иван же стоял белый, точно мел, по-прежнему не смея взглянуть мне в глаза.
– Извини, – наконец выжал он. – Ты никогда не должна была об этом узнать…
Он отвернулся и тоже пошел прочь.
Минуту я постояла одна с ощущением, что лечу по кроличьей норе, точно кэрролловская Алиса. А весь мир вокруг летит в обратном направлении, и невозможно понять, где я окажусь: вверху или внизу. И тут ко мне подскочил Марик, а за ним – Илья и Лера. Они смеялись, они что-то говорили и снова смеялись. Они обнимали меня, тянули куда-то…
Мы оказались на улице, и весна ударила мне в лоб – солнечная, свежая, молодая! Весь мир был здесь – на месте. И я определенно стояла ногами на земле, а макушкой упиралась в небо. Но почему же внутри поселилось это чувство перевернутости?
Почему все вокруг казалось иным?..
Глава четырнадцатая
Родные люди
Москва нарядилась в май. Город распахнулся для зелени, точно малахитовая шкатулка. И весна щедро заполняла ее изумрудом. Мне казалось, будто я попала в сокровищницу: хотелось по-новому разглядывать улицы, дворы, аллеи и скверы. Город стал музеем, буквально за ночь сменившим экспозицию.
На майские праздники Москва пустеет – дачники стремятся к земле, позволяя асфальту встретить весну в тишине и покое. Реки машин вытекают из города, а заполненные вагоны электричек похожи на трещащие по швам стручки спелого гороха. Москва отдыхает от пробок, и светофоры теперь перемигиваются на перекрестках будто бы сами с собой.
Сегодня было по-летнему тепло: я шла к папе и ловила на нос первые веснушки. Марик умчался с родителями на дачу, предоставив мне все праздники в полное распоряжение. После школьного юбилея он тоже заразился идеей поставить мюзикл «Бриолин». И вовсю убеждал Илью вести у нас музыкальный кружок. Даже Лера теперь снисходительно относилась к этому начинанию.
– А что, будешь у меня на глазах, – пытаясь казаться серьезной, говорила она жениху. – Тебе просто необходим контроль!
Илья же вовсе не сопротивлялся и честно пообещал со следующего учебного года приступить к исполнению задуманного.
На районном телевидении прокрутили запись с юбилея нашей школы. Мы смотрели ее всей семьей, даже Агнессу позвали, которая жалела лишь об одном – что ее не взяли бэк-вокалисткой. Марик стал звездой школы и ходил радостный и немного смущенный. Катя же перестала встречаться с Ваней, но очень попросила меня ничего не говорить по этому поводу. Да я и не собиралась, тем более что сказать мне было совершенно нечего. Иван же избегал меня пуще прежнего. Теперь, когда мы остались с Мариком вдвоем, лишенные того противостояния и накала, что добавлял нашим отношениям вечный спутник Иван, все стало как-то пресно или, наоборот, слишком сладко. Порой мне даже казалось, будто мы с Марком лишь хорошие друзья, не больше. И всегда ими были, приняв за настоящее чувство внутреннюю схожесть – ребячество и легкий взгляд на мир. Внутри поселилось что-то непонятное: неужели это юность со всей своей сумятицей и неразберихой упрямо стучалась в дверь? И детство, где все было ясным: либо черным, либо белым, из последних сил держало оборону…
Со всей этой суматохой я давно не заходила к папе и вот сегодня решила сделать родственникам приятный сюрприз. Но, кажется, немного промахнулась со временем визита.
Папа с тетей Ниной как раз затеяли уборку: они распахнули окна, сняли занавески с карнизов и носились по квартире с тряпками и щетками.
– Вик! Проходи, – растерялся папа. – А у нас тут генеральная уборка.
Рукава его были закатаны, руки в пыли, даже на лбу чернели полосы, точно он только что вылез из-под дивана или кровати. Тетя Нина стояла на подоконнике и драила стекло. Она хотела помахать мне рукой, но лишь кивнула, испугавшись потерять равновесие.
– Вики! Вики! – радостно вцепился в меня Антошка.
Он как раз пытался протереть половой тряпкой зеркало, но мой приход отвлек его от этого важного дела.
– А давайте с Антошкой погуляю, пока вы здесь чистоту наводите? – смекнула я, отбирая у братца грязную тряпку. – Там на улице такая красота!
Папа и тетя Нина переглянулись.
– Было бы здорово, дочь!
– Вик, ты бы нам очень помогла!
Ответили они хором. Тогда я переодела Антошку, отмыла его ручонки после половой тряпки, и мы потопали на улицу.
Я впервые гуляла с братиком одна – было в этом что-то торжественное, радостное и в то же время ответственное. Мы вышли из дома и отправились в сквер неподалеку. Антошка держал меня за руку: он, кажется, тоже был рад такой компании. Возле дороги я подхватила братика на руки, и он обнял меня за шею.
– Какая молодая мама! – сказал старичок, что остановился рядом с нами на светофоре.
А я заулыбалась ему в ответ и не стала спорить. Мне почему-то даже стало весело и совсем не обидно, что меня сочли такой взрослой.
В сквере Антошка постоянно тянулся к свежей листве, вероятно, позабыв ее за зиму. Он смеялся и бегал по дорожкам, наконец-то сменив комбинезон и тяжелые сапоги на свитер и легкие ботиночки. А потом засел в песочнице с совком и формочками. И я, точно в детстве, постукивала по спинам разноцветных слонов и зайцев, чтобы песок под ними как следует скрепился. А когда отрывала формочки, Антошка хихикал и хлопал в ладоши, разглядывая куличики. И потом обязательно втыкал один, а то и все десять пальчиков в песочные фигурки, рассыпая их, отчего веселился еще сильнее. А затем снова заставлял меня повторять все с начала. После очередного раздавленного зоопарка у меня зазвонил телефон.
– Вик, я тут в магазин собралась, хочу летнего шмотья прикупить, – вещала Лера. – Пойдешь со мной? Ты, вообще, где?
– Тут рядом, в сквере, – затаилась я. – Зайди за мной, как соберешься.
– С Катей, что ли, гуляешь? – переспросила Лера и, не дожидаясь ответа, добавила: – Я почти собралась. Ладно, сейчас подхвачу тебя в сквере, и устроим шопинг!
Я даже не успела ничего толком сообразить, объяснить, а Лера уже сбросила вызов. Действительно, сквер был по дороге в торговый центр, крюк сестренке делать не придется. Я взглянула на Антошку, который уже требовал новую порцию песочных зверей, и подумала: будь что будет. Все к лучшему…
Леру я увидела еще издалека. Она летела по скверу тоненькая, воздушная, веселая. Что может больше радовать девушку, чем ожидание покупок, теплый весенний день и беззаботные праздники впереди? Лера выискивала меня взором и уже собралась позвонить, но тут увидела, как я отстукиваю совком по формочке на бортике старой песочницы. Она пошла медленнее, все еще не понимая, чем же я занимаюсь.
– Вики, стучи! – скомандовал Антошка.
Лера остановилась. Она так и замерла на месте, лишь ее волосы и юбку слегка шевелил ветер. Я виновато взглянула на сестру, пожала плечами, стукнула еще пару раз совком и подняла формочки. Антошка, будто впервые увидев этот фокус, начал заливисто хохотать и окунать пальчики в фигурки. «Только бы Лера не убежала, – молила я. – Не догоню же!»
Но Лера точно приклеилась к одному месту, не делая ни одного шага вперед или назад. И я никак не могла разглядеть выражение ее лица. Тогда я подхватила Антошку на руки и сама пошла навстречу сестре. Она как-то неопределенно дернулась, но не отвернулась, все смотрела и смотрела на Антошку…
– Погляди, кто это? – я показала братишке на Леру.
Теперь мы стояли совсем рядом, лицом к лицу. Антошка сидел у меня на руках, серьезно разглядывая Леру. И тут личико его просветлело, он заулыбался.
– Лея! Лея! – завопил он и протянул к ней руки.
Фотография Леры всегда стояла у папы на столе – Антошку знакомили с сестрой заочно. И он всегда показывал на нее, называя, как умел, по имени.
– Да, Тошка – это Лера, молодец, узнал! – и я взглянула на сестру. – Лера, а это Тошка…
И я увидела, как сестра улыбается сквозь слезы и тоже, как маленькая, тянет руки к братишке. А тот радостным барином перекочевал от одной сестры к другой и тут же вцепился Лере в нос, а потом схватился за волосы.
– Лея! – радостно повторял он, будто ему наконец подарили игрушку, которую он долго просил.
Лера же вовсю смотрела на брата, и пусть слезы заполняли ее глаза, я знала, сестра по-настоящему счастлива – без дураков!
– Он на папу похож, – шепнула Лера. – И на тебя…
Тогда я тоже подумала, что сейчас же разревусь, но не успела. Увидев страшное – за спиной у Леры возник отец! Видимо, он пошел забрать нас домой или решил погулять немного вместе, а теперь ошарашенно взирал на нашу компанию. Лера будто почуяла – что-то происходит. Она проследила за моим взглядом. В ее глазах промелькнул испуг и, кажется, понимание того, что ждет ее за спиной. Она медленно развернулась.