— Господи Иисусе, — прерываю ее я.
— Мария и Иосиф, — тихо подхватывает она, соглашаясь со мной. Джанет знает, через что я прошел с Мирандой. — Шеймус, это очень серьезно. При любом подозрении в употреблении наркотиков, сразу же проводят тест. Ты знаешь это. И если он будет положительным, тебя уволят. — Она интересуется пройду ли я проверку.
Я выдерживаю ее взгляд и отвечаю:
— Я не употребляю наркотики, Джанет. Ты должна поверить мне. Все не так, как выглядит.
Она с облегчением кивает головой.
— Я верю тебе, Шеймус. А теперь иди сделай тест и докажи это им.
Я сделал тест.
И оказался чист.
Выкуси, Миранда.
Глава 32
Невозможно быть достойной святого
Миранда
Флешбэк
Верная своему слова, я подала на развод. Шеймусу вручили документы в понедельник, когда он был на работе.
Он и не предполагал, что такое может произойти.
Когда я возвращаюсь с работы домой, Шеймус ждет меня. Дети уже спят, как обычно. Наверное, мне стоило поехать в отель, но дом достаточно большой, чтобы мы могли в нем жить и избегать друг друга.
Когда я захожу, он сидит в кресле, которое перетащил из гостиной, и смотрит на входную дверь, сжимая в руке бутылку пива. Под ногами у него выставлены в ряд пять идентичных, но пустых бутылок.
— Кто он?
Меня раздражает то, что он не дает мне времени, чтобы положить сумку и снять пиджак, а сразу начинает нападать. Поэтому я ничего не отвечаю.
Шеймус терпеливо ждет и пьет пиво.
— Ты о чем? — невинно спрашиваю я.
— Кто тот мужчина, к которому ты уходишь? — спокойным голосом произносит Шеймус и это беспокоит меня больше, чем если бы он кричал. Побелевшие костяшки пальцев, которыми он сжимает бутылку свидетельствуют о том, что мой муж едва сдерживает злость.
— Мне просто надоело, Шеймус. — Не знаю, почему я не даю ему конкретного ответа. Я ждала этого дня много лет. Я упорно работала, чтобы выстроить свою судьбу, а теперь, когда у меня это получилось, все оказывается сложнее, чем я думала.
Черт.
— Он зарабатывает больше, чем я? Дело в этом?
«Намного», — думаю я.
— Он лучше выглядит?
«Нет. Он привлекательный, но никто не выглядит лучше, чем ты».
— Водит дорогую машину?
«Его возит в дорогой машине водитель».
— Покупает тебе дорогие подарки?
«Не в этой жизни».
С каждым вопросом его голос становится громче. Я не отвечаю вслух ни на один из них. А Шеймус продолжает едко и гневно сыпать вопросами:
— Он любит и заботится о твоих детях?
«Ему не нужны дети. Даже собственные».
— Он ухаживает за тобой, когда ты болеешь?
«Он бы попросил об этом домработницу».
— Он привозит тебе поесть, когда ты остаешься на работе на всю ночь?
«Он даже не подумал бы об этом».
— Он встает до восхода солнца в день твоего рождения и готовит тебе любимые ореховые блинчики с маслом и сиропом?
«Он не готовит. И не знает, что я люблю ореховые блинчики».
— А он знает, что тебе нравится, когда гладят спину, если ты не можешь уснуть, потому что это расслабляет тебя?
«Он не из тех людей, которые станут это делать».
Мне хочется взять и убежать от его вопросов и своих не озвученных ответов. Я собиралась рассказать ему, что ухожу. А он должен был спокойно принять это. Шеймус не должен был спорить со мной. Он не должен был заставлять меня думать. На кончике языка так и крутится что-то обидное и злое.
— Чем он лучше для тебя, чем я? — вопит Шеймус.
— Он здоровый! — Вот оно. Худшее, что я могла сказать ему. То, что разрушит его. Потому что он верит в это. Шеймус знает, что он хороший отец, муж, психолог и человек. Он знает и не сомневается в этом. Но вот здоровье он не может изменить, как бы сильно ему не хотелось этого. Оно его ахиллесова пята. И я только что ударила по ней.
Я буду вечно гореть на самом жарком погребальном костре ада.
Потому что, на самом деле, никто не будет для меня лучше, чем Шеймус. В дальних, темных уголках души я знаю это. Я ухожу от него не из-за болезни. Нравится ли она мне? Нет. Делает ли она его менее привлекательным в моих глазах? Да. Но делает ли это Лорена лучшим мужчиной, чем Шеймус? Нет. Просто все, чего я хочу, находится рядом с Лореном. Шеймус не может быть королем для такой королевы, как я.
Потому что он святой.
А быть достойной святого просто невозможно.
Он не опровергает мои слова. И не спорит. Шеймус встает, допивает остатки пива и, бросив бутылку на пол к остальным, идет в сторону коридора. Перед тем, как повернуть за угол, он оборачивается и смотрит на меня так, что во мне поднимается буря эмоций.
— Он никогда не будет любить тебя так, как я, — наконец произносит Шеймус хриплым отчетливым голосом. Я уже и забыла, как мне нравился его голос, когда мы только начали встречаться. В первый раз, когда он заговорил, у меня запорхали в животе бабочки.
Сказав это, Шеймус развернулся и ушел.
А я почувствовала, что наша двенадцатилетняя связь разорвалась, как резиновая лента.
Вот и еще один фак от Вселенной. Я так и слышу, что она опять смеется надо мной.
Глава 33
Дым, вызывающий удушье
Шеймус
Настоящее
Проходит месяц.
Ко мне вернулось зрение. Не такое хорошее, как раньше, но я не жалуюсь. В ногах появилась чувствительность и онемение сменилось покалыванием, болью и быстрой усталостью. Из-за отсутствия аппетита я много потерял в весе и уже забыл, что такое здоровое тело и дух. Я не живу, а просто существую.
Работа превратилась в тяжкий труд. Я продолжаю заниматься с детьми и делаю все, чтобы помочь им, но мною движут обязанность и долг, а не сердце.
Вне работы я разговариваю только с миссис Л. раз в месяц, когда заношу ей чек за аренду квартиры. Она задает мне наводящие вопросы, пытаясь вывести на эмоции. Я знаю это, будучи психологом. Она настолько добра и искренне переживает, что я с трудом сдерживаюсь, чтобы не излить ей душу и вместо этого даю расплывчатые, уклончивые ответы.
Я скучаю по Фейт. Очень скучаю. Я привык наблюдать за тем, как она приходит и выходит из своей квартиры. Привык изучать ее манеру ходить и то, с какой грацией и непритязательной уверенностью она делает это. И я восхищаюсь этим, потому что знаю, что она — не продукт воспитания. Фейт сама обнаружила и выпестовала все это в себе. Я больше не наблюдаю за ней, потому что вскоре начал чувствовать себя сталкером. Мука от невозможности общения с ней извратила наблюдение и превратило его в запретное, полное вожделения подглядывание. А я не такой.
Каждый вечер я звоню детям. Иногда говорю с ними, но гораздо чаще мне сообщают, что это невозможно. Меня бесит, что Миранда взяла общение с детьми под свой контроль. Мою ярость можно было бы успокоить словами или разговором с человеком, которому я доверю. Вот только этот человек — Фейт. Вечерами я пытаюсь справиться со злостью с помощью спиртного и снотворного, которое прописал доктор. Но это не помогает, а лишь отключает на несколько часов сознание. Когда мне все же удается пообщаться с детьми, то я настолько счастлив, что к концу разговора чувствую себя вымотанным. Я рад до невозможности слышать их голоса, но они кажутся такими сдержанными и грустными. Это разрывает мне сердце. Раньше они говорили, что хотят домой, но время быстро обтесало их и теперь личные качества, которые делали моих детей такими уникальными, сгладились, чтобы подстроиться под льстивый, жесткий мир Миранды — мир, где не существует детства. В нем нет веселья, креативности, индивидуальности, потому что ничего из этого не поможет тебе в бездушном мире, где главное — это деньги и карьера. Рори больше не говорит с акцентом. Кира перестала мило болтать и Огурчик превратился просто в кота. А Кай все время молчит. Не потому, что занимается самоанализом, а потому что сдался.
Она высасывает из моих детей жизнь.
Я пытаюсь вести с ними разговоры на позитивной ноте, поощряю их каждым словом. Они привыкли к этому. Так было всегда, даже когда мне было плохо или голова была забита проблемами с Мирандой. Дети были моим светом, моим негасимым пламенем, которое я подпитывал каждый день… каждый час… каждую минуту, чтобы оно становилось сильнее, ярче и мощнее. Потому что именно так и поступают родители, даже не задумываясь. Именно так. Они наполняют своих детей любовью, чуткостью, состраданием и знаниями, чтобы, став взрослыми, они горели так ярко, что их невозможно было погасить.
Но сейчас поддержание огня требует больших усилий. Пламя превратилось в маленькую искру, которую я пытаюсь разжечь с помощью сырых веток и промокшей бумаги.
А в итоге получается только густой дым.
Вызывающий удушье.
У меня.
И у них.
Раньше я каждый день писал и отправлял им письма. Но они ни одного не получили. Я знаю, потому что спрашивал своих детей об этом. Уверен, домработница Миранды перехватывала их и отдавала ей. Я даже послал несколько заказных писем, но они пришли обратно. Я до сих пор пишу послания и складываю их в коробку из-под обуви, которую отдам детям, когда у меня появится возможность увидеть их. Миранда может ограничивать наше общение, но не в силах запретить его совсем.
Глава 34
Барахтанье в выгребной яме подлости
Шеймус
Настоящее
День благодарения.
Наконец-то он настал.
Мой первый визит с тех пор, как Миранда обманом забрала опеку над детьми себе.
В школе всю неделю каникулы, поэтому во вторник утром я загружаю в машину чемодан с одеждой, автомобильный холодильник с едой и водой, коробку из-под обуви с письмами и сердце, полное надежды. А потом еду на север.
Спустя одиннадцать часов я, наконец, сдаюсь и останавливаюсь в зоне отдыха, чтобы поспать несколько часов.
Когда я подъезжаю к воротам дома Миранды, у меня ужасно болят ноги и голова.
Но предвосхищение предстоящей встречи сводит это все на нет. Мои дети, мои дети, ждут меня по ту сторону забора, внутри этого дома.
Я звоню Миранде. Она не берет трубку.
Я звоню на домашний телефон.
— Резиденция Букингэмов, — с сильным акцентом отвечает домработница.
— Могу я поговорить с Каем?
Она знает, что это я, но продолжает соблюдать формальности.
— Кая нет дома.
— Что? Это его отец. Я здесь, чтобы забрать детей.
Она откашливается и наносит мне смертельный удар с такой самоуверенностью, которой восхитилась бы даже Миранда.
— Миссис Букингэм с детьми на каникулах. Они вернутся в понедельник.
Я в таком шоке, что не в состоянии злиться. Но это ненадолго. Очень скоро ярость начинает скапливаться у меня внутри и выплескивается целиком на эту женщину.
— Где, черт возьми, мои дети? — Эти слова выходят из глубин того мрачного темного места, где рождается ненависть.
Мне в ответ раздаются гудки.
Я бросаю телефон на пассажирское сиденье и выбираюсь из машины. А потом начинаю колотить тростью по железным воротам и выкрикивать ругательства в адрес огромного, претензионного здания, которое теперь является домом моих детей.
Из парадного входа появляется крепкая суровая женщина и направляется ко мне. На ее лице смесь страха и раздражения. Она машет перед собой руками, требуя, чтобы я вел себя спокойно.
К черту спокойствие.
— Где мои дети? — снова кричу я. Это было вовсе и необязательно, потому что она стоит всего в шести шагах от меня. Но злость лишила меня воспитанности. — Если вы не скажите, где мои дети…
— Успокойтесь, — шипит она, прерывая меня. — Их здесь нет. Я же сказала. — Женщина даже не смотрит на меня, вместо этого изучая улицу, чтобы убедиться, что мои действия не привлекли ничьего внимания. Теперь она явно нервничает и ее голос звучит уже не так уверенно, как по телефону.
Я делаю глубокий вдох, чтобы успокоиться. Но это не срабатывает. Делаю еще один. Не помогает. Поэтому я говорю сквозь стиснутые зубы, чтобы приглушить рвущиеся крики.
— Куда они уехали?
Домработница выразительно качает головой и быстро отвечает, будто пытаясь ускорить мой уход:
— Я не знаю. Мне ничего не сказали об этом.
Я пристально смотрю ей в глаза, пытаясь прочитать правду ли она говорит. Но ничего не вижу в них, кроме страха. Женщина снова оглядывает улицу. Я отворачиваюсь от нее и бью кулаком по капоту машины.
— Чееееееерт! — Это длинное, продолжительное высвобождение разочарования и злости, грохочущее во все легкие. Вокруг меня повисает такая злость, что я практически могу дотронуться до нее. Ударить. Или придушить голыми руками.
Спорить бесполезно. Боль в груди говорит мне, что она не лжет и что моих детей тут нет.
Но упрямая часть меня убеждает подождать на всякий случай. Посмотреть, вдруг они выйдут или вернуться домой.
В ожидании, я перекусываю двумя сэндвичами с арахисовым маслом и выпиваю бутылку воды.
После захода солнца, я мочусь на растущие возле ворот кусты.
Около трех часов утра я засыпаю, но через час уже открываю глаза.
Перед восходом я снова мочусь на кусты, съедаю яблоко, еще один сэндвич с арахисовым маслом и выпиваю последнюю бутылку воды.
Спустя двадцать четыре часа барахтанья в выгребной яме подлости Миранды, я сдаюсь и еду домой, останавливаясь только для того, чтобы заправиться.
К тому моменту, как я добираюсь до квартиры, мое тело, мозг и дух полностью выходят из строя.
Я пишу детям письмо и рассказываю им обо всех плохих вещах, которые когда-либо делала их мать. Рассказываю, как я ненавижу ее. И как должны ненавидеть ее они. О том, как мне жаль, что она присутствует в их жизни. И как я мечтаю о том, чтобы она умерла и сгнила в аду.
А потом я сминаю его и выбрасываю в мусорное ведро, потому что моим детям не нужна моя ненависть.
Им нужна любовь.
Поэтому я достаю лист бумаги и пишу:
28 ноября
Кай, Рори и Кира,
Я вас очень люблю. Каждую секунду. Не важно, рядом вы или нет, я люблю вас. Всегда помните об этом.
Папа
Закончив, сворачиваю его и складываю в коробку из-под обуви к остальным письмам.
А потом пью текилу и, пропустив прием снотворного, потому что настолько устал, что едва держу глаза открытыми, впадаю в состояние спячки.
Спустя четырнадцать часов я открываю глаза с ощущением пустоты в груди. Как будто Миранда взяла хирургическую ложку и выскоблила из меня жизненную силу, способность любить и видеть хорошее в людях и окружающем мире.
Глава 35
Сбрасывая сожаление, как змеиную кожу
Миранда
Флешбэк
Я стою в комнате, которая всего час назад была моей спальней. Теперь она принадлежит кому-то другому. Меня не должно быть здесь. Сегодня утром я подписала все необходимые документы и передала ключи. Но оставила один, чтобы вернуться и проститься.
В комнате пусто. На ковре вмятины от четырех кроватных ножек. Напоминание о том, что когда-то тут текла жизнь.
А теперь тихо.
И холодно.
Как у меня внутри.
Развод завершен. Уже несколько недель я нахожусь в Сиэтле с Лореном. Живу новой жизнью. Той, о которой мечтала.
Именно об этом я постоянно напоминаю себе. «Это жизнь, о которой ты мечтала».
Вчера вечером мы с Лореном поженились. Он договорился со священником, что тот проведет церемонию у нас дома. Она длилась пять минут. А Шеймусу я солгала, что мы уехали в медовый месяц в Европу. Не будет никакого медового месяца; мы даже не сходили в ресторан, чтобы отметить заключение брака.
Я закрыла глаза и позволила печали, потере и сожалению взять над собой верх. Я никогда не позволяла себе этого раньше. Вот почему сейчас я нахожусь здесь. Эти чувства сжирают меня изнутри. Я как змея, застрявшая в коже, которую она пытается сбросить. Они присосались ко мне, вызывая сильный зуд и неудобство. Мне нужно избавиться от них, чтобы я могла двигаться дальше.