— Ты трус! — крикнула Тоня и затопала ногами.
Но тут же пожалела об этом и уткнулась головой ему в живот, и Чайка-Гейр чуть не умер от ревности.
Утром Тоня почувствовала себя такой одинокой в своей мансарде, как никогда прежде. А за окном весна, и надо, наверно, пойти пройтись.
Из-под березы пониже дома ей осторожно кивают первоцветы. Тоня кивает им в ответ, проходя мимо, спускается через поле и потом вниз по горке. Как будто Глиммердал скинул с себя одеяло, думает Тоня. На ней синий толстый свитер, она надела его первый раз в этом году. Это единственная вещь, которую мама связала сама за всю свою жизнь, и она косая во все стороны, утверждает тетя Эйр, но Тоня свитер обожает.
У реки она останавливается и смотрит на воду. Шум, грохот и пена. Брызги летят в лицо и на волосы, кучерявя их еще сильнее.
— Реченька моя, — говорит Тоня.
Вокруг еще много снега, но если идти по самому берегу, где жарит солнце, то пройти можно. Тоня прикидывает, не доберется ли она таким манером до сетера, и пускается в путь вдоль мокрой пелены от бурлящей реки, которая заглушает всё, не оставляя места ни другим звукам, ни иным мыслям. Река, река, река. Но вдруг Тоня замечает на том берегу нечто такое, что заставляет ее резко остановиться. Сперва она думает, что это Гунвальд, потому что куртка его. Но после операции на шейке бедра лежат, а не бегают.
Нет, это Хейди. Она стоит у реки и смотрит на воду, точно как Тоня минуту назад. Брызги ерошат волосы. Постояв, Хейди берет курс на сетер.
Только горы — Зубец и Блестящая — в этот весенний день следят за тем, как две девчонки Глиммердала, одна высокая и одна маленькая, движутся в сторону сетера по разным берегам бурлящей реки. Малявка в синем свитере намозолила им глаза еще зимой, но вторую дылду в куртке с чужого плеча и зеленом шарфе они узнают не сразу. Поняв наконец, что это Хейди, горы улыбаются друг дружке: эту девочку они тоже отлично помнят. Но горы ничего не говорят. Они просто смотрят, как две фигурки пробираются вперед по валежнику и комьям слежавшегося снега.
Два раза Хейди останавливается и оглядывается, словно чувствуя, что за ней следят. Оба раза Тоня падает в слякоть и замирает. От хождения по талому снегу у нее промокли ноги, в волосах и свитере полно сора и сухих листьев, но Тоня ничего не замечает.
Довольно трудно ехать, держась за руль одной рукой и отгоняя от себя кружащую над головой чайку, если где-то неподалеку — буйнопомешанная с заряженным ружьем. У реки колесо попало на ком грязи, и гроза Глиммердала растянулась на дороге во весь рост. Черт! Из коленки хлещет кровь, вот свинство! Тоня рассердилась, огорчилась, бросила на дороге велик с крутящимися колесами и похромала вверх по горке.
Хейди как раз, стоя посреди дороги, целилась в очередную чайку, когда из-под горы показались рыжие кудри.
— Сейчас же прекрати! — прокричала Тоня.
Хейди выстрелила, и чайка с тяжелым стуком шлепнулась на землю. Дылда метко стреляет. Четыре чаячьих трупа уже лежат в разных концах двора.
Чайка-Гейр опускается Тоне на плечо, она цепко хватает его за лапы.
— Твою чайку я стрелять не буду, если ты этого боишься, — говорит Хейди и начинает сгребать птичьи трупы.
— Ты не должна убивать чаек! — зло кричит Тоня. — Это наверняка тетушки Чайки-Гейра, чтоб ты знала!
Она в ужасе оглядывается, одновременно пытаясь закрыть Чайке-Гейру глаза, чтобы уберечь его от страшного зрелища.
Хейди и ухом не ведет. Поднимая последнюю чайку, она бросает взгляд на Тонину коленку. Тоня вспоминает, как у нее в последний раз текла кровь. Это было зимой, после драки с Уле. Тогда Гунвальд заклеил ей всё пластырем. Теперь она стоит тут и истекает кровью, а Хейди хоть бы хны.
Когда дверь дома с шумом захлопывается, Тоня понимает, что выхода нет. Ей придется поговорить с Клаусом Хагеном.
Клаус Хаген изумился, увидев, кто ввалился в контору. Он не общался с Тоней после того дня, когда выставил зимой из кемпинга троих детей. Вспомнив, в какой ярости была тогда Тоня, он кашлянул.
— Привет, — сказала Тоня.
И вздохнула так горестно, что Хагену пришлось посмотреть на нее еще пару секунд.
— Ты поранилась? — спросил он, заметив кровящую дырку в брюках.
Тоня помотала головой.
— Нет… чуть-чуть.
Немного подумав, Хаген пальцем подманил ее к своему столу и достал аптечку первой помощи. И пока Тоня, пораженная таким поворотом событий, тихо сидела на стуле, закатав штанину, Хаген промыл рану от крови и грязи и наклеил пластырь ничуть не хуже любого другого человека. Такого выпендрежного пластыря Тоня еще не видела.
— Ну вот, — сказал Хаген, закончив и жестом сгоняя ее со стула.
— Спасибо, — ответила Тоня. — Послушай, Клаус, я хотела спросить: ты не можешь сделать мне одолжение?
— Какое? — с сомнением спросил хозяин кемпинга «Здоровье».
— Ты не мог бы не покупать хутор Гунвальда?
Клаус Хаген с треском захлопнул аптечку.
— Ты, похоже, немало решаешь в этой долине, Трулте.
— Тоня, — поправила Тоня.
— Тоня. Но этот вопрос тебя не касается. Это бизнес. Я открыл кемпинг, чтобы зарабатывать на нем деньги. Сейчас мне предложили купить потрясающий участок — он ближе к горам, оттуда лучше вид, и вообще он дает больше возможностей развивать кемпинг «Здоровье». Конечно, я его куплю!
Тоня топает ногами, так что брючина сама раскатывается обратно.
— Это хутор Гунвальда! — кричит она.
— Это отличное место под строительство дачных домиков, вот что это такое! — строго говорит Клаус Хаген. — У меня большие виды на Глиммердал, Трулте. А участок на горе — просто золотая жила. Я был бы идиотом, если бы отказался от покупки.