Постамент, большой белый камень, украшали бронзовые таблички. Вернее, когда-то украшали. Теперь эти таблички были оторваны. Некоторые не удалось оторвать целиком, и их выкорчевали частично, отчего постамент расцветился толстыми золотистыми лепестками. Одну большую табличку, даже, пожалуй, плиту, укрепленную спереди, прямо под башенным орудием, оторвать не удалось. Остались следы от ломика.
– «Героям, стоявшим насмерть», – прочитал издали Жмуркин. – Такое впечатление, что они прямо здесь насмерть стояли…
Небольшая ограда вокруг постамента была разворочена, будто кто-то действительно бомбил танк сверху.
Вблизи танк оказался на удивление маленьким, каким-то даже игрушечным. В кинохронике танки выглядели куда как больше. Во всяком случае, Витька представлял их гораздо более внушительными машинами.
– А сколько в него людей влезает? – спросил Витька.
– Пять, – ответил Генка. – Иногда, в зависимости от модификации, четыре.
– Пять человек в такой коробке? – удивился Витька. – Как они там умещались?
– Ты, Витька, все-таки темный человек, – хмыкнул Жмуркин. – Ты что, не знаешь, что раньше народ был гораздо меньше в размерах? Кто-то из вас об этом, кажется, уже рассказывал…
Витька непонимающе посмотрел на Генку, Генка кивнул.
– Если верить статистике, только за последние сто лет рост среднего человека увеличился на пятнадцать сантиметров, – пояснил Генка. – Соответственно и ширина плеч, и так далее. Современные танкисты в него даже втроем не влезут.
– Акселерация[42], – пояснил Жмуркин. – Вот сейчас даже ты со всем своим чахлым телосложением не смог бы натянуть на себя рыцарские доспехи пятнадцатого века. Это все от хорошего питания…
– А все-таки, откуда здесь танк? – спросил Витька.
– Во время войны их чинили на ремонтном заводе, – Алексей Алексеевич похлопал танк по гусенице. – Этот привезли в мае сорок пятого, чуть ли не из Польши. Он наткнулся на «пантеру»[43], с той стороны видно.
Ребята зашли с другой стороны танка и оценили полузаваренную дыру в башне. Дыра была внушительная, в нее можно было легко просунуть голову.
– Бронебойный, – сказал Алексей Алексеевич. – Экипаж погиб. Танк притащили сюда, чтобы починить, а тут и война кончилась. Машину отремонтировали и хотели в армию отправить, но началось перевооружение. И танк оставили в нашем городе. Потом люди стали возвращаться с фронта, я вернулся тоже. И мы решили поставить памятник в честь всех, кто не вернулся на нашу улицу. Привезли из карьера этот камень и врыли его в землю. В кузнечном цехе сделали ограду, установили. Все за свой счет – тогда у государства свободных денег совсем не было, мы по копейке собирали на этот памятник. На медь, на бронзу, на все. Отливали таблички с именами по ночам, чтобы никому не мешать. Потом танк устанавливали. Сейчас ничего не осталось…
Алексей Алексеевич замолчал.
– На «Т-34» очень хороший двигатель, – сказал Генка. – Говорят, что он даже после двадцати лет заводился. Что даже под водой…
– Двигатель мы сняли, – перебил Алексей Алексеевич. – Да он весь почти и сгорел, ничего не осталось.
– Жаль, – сказал Генка. – Попробовали бы завести… А вообще, что мы делать-то должны?
Алексей Алексеевич посмотрел в землю:
– Надо тут все поправить. Скоро ведь праздник.
Витька, Генка и Жмуркин переглянулись.
– Эту розовую гадость счистить, ограду новую поставить, таблички с именами восстановить…
– Да тут работы на неделю, – присвистнул Генка. – За три дня не успеем…
– А потом нам надо на экскурсию с классом ехать, – вставил ленивый Жмуркин. – По Золотому кольцу…
Витька промолчал. Лишний раз врать ему не хотелось, но и перспектива работать на расчистке памятника целую неделю его тоже не радовала.
– Там еще елочки были, – указал Алексей Алексеевич. – Голубые, специально из питомника привезли. Еще лет пятнадцать назад. Двадцать штук высадили…
– И где они? – спросил Жмуркин.
– Новый год – веселый праздник… – грустно сказал Алексей Алексеевич.
– Вырубили, что ли? – Жмуркин посмотрел на Алексея Алексеевича.
Старик промолчал.
– Ясно, – Жмуркин отправился разглядывать танк и постамент. – Все ясно. Мы, конечно, что сможем, сделаем, но времени мало, сами понимаете, Алексей Алексеевич, учебный процесс, внеклассные задания. Современная молодежь практически не имеет свободного времени, работа, самосовершенствование…
Неожиданно Жмуркин остановился напротив искореженных табличек.
– Тут на самом деле не так уж много работы, – сказал Алексей Алексеевич. – И нетяжелая…
– Это как поглядеть, – Генка оценивающе погладил танковый каток. – А залезть в него можно?
– Можно. Там, правда, люки заварены, но это легко срезать. У меня дома болгарка есть…
– Интересно было бы посмотреть…
– Сначала надо снаружи все очистить.
– Что там Жмуркин делает? – Витька кивнул в сторону юного кинорежиссера.
Жмуркин продолжал стоять и пялиться на таблички. Он даже наклонился к латунным пластинам поближе, почти уткнулся носом.
– Эй, Жмуркин, – позвал Генка, – ты чего там делаешь?
Жмуркин не ответил. Генка и Витька переглянулись и подошли.
– Чего тут у тебя? – спросил Генка. – Опять прозрение нахлынуло?
– Нет… – тихо ответил Жмуркин. – Не озарение… Тут… Смотрите…
Жмуркин ткнул пальцем в пластину. На разорванном латунном листе, между Егоровым и Зу, крупными бронзовыми буквами было выложено «Жмурк». После «к» лист латуни был оторван, правую часть похитили охотники за металлом.
– А что это за Зу? – спросил Генка. – Китаец, что ли?
– Это часть фамилии. Видимо, просто Зуев. Как и Жмурк…
– Жмурк… – прочитал Витька. – А остальная часть где?
– Остальную часть оторвали эти придурки! – Жмуркин злобно треснул по бронзе. – Сволочи настоящие! Сволочи!
– Что тут? – подошел Алексей Алексеевич. – Что случилось?
Жмуркин указал пальцем.
– Да, – согласился Алексей Алексеевич. – Плохо. Остались три листа, да и те искалеченные. Теперь бронза дорого стоит, это вряд ли можно будет восстановить…
– Его фамилия Жмуркин, – сказал Генка. – А это…
Генка постучал пальцем по бронзе:
– Это фамилия его… деда, наверное. А вы помните Жмуркина? – спросил Генка у Алексея Алексеевича. – Он жил на этой улице?
– Не знаю, – сказал Алексей Алексеевич. – Улица длинная была, завод рядом. Народ постоянно менялся, может, и был какой Жмуркин. Мы когда танк ставили, из газеты корреспондент приходил, фотографировал. И статью написал. «Память» называется. Там список. Может, и Жмуркин какой был.
Жмуркин побледнел. Таким бледным и серьезным Жмуркин бывал редко, Витька, во всяком случае, его таким не видел.
– Мать рассказывала, что сначала пришла похоронка, – прошептал Жмуркин. – А потом, чуть ли не через полгода, прислали документы на орден. Но сам орден так и не прислали…
– Такое случалось… – кивнул Алексей Алексеевич. – Время было страшное, путаное…
– Мы поможем восстановить этот танк, – твердо сказал Жмуркин. – Поможем.
– Поможем, – подтвердил Генка.
– Угу, – согласился Витька. – Поможем.
Потом они шагали домой. Жмуркин рассказывал:
– Деда направили под Сталинград, они попали в болото. И из этого болота не вылезли. Там их прямо минометами и накрыло. Деда даже потом не нашли, так все было перекурочено. В похоронке написано – «пропал без вести»…
Витька слушал. Как погиб его дед, Витька знал. Наступил на мину где-то в районе Кенигсберга.
Глава 4
Шевели копытами!
Генка разложил на столе листы с набросками.
«Т-34» с разных сторон. Начерчено умело, с соблюдением всех пропорций и технических деталей. Чертил Генка всегда хорошо.
Витька и Жмуркин подошли поближе.
– Красиво, – сказал Витька. – Мне нравится.
– Что это? – Жмуркин ткнул пальцем в лист.
– «Т-34».
– Я вижу, что не бородавочник. А почему он черный?
– Потому что мы покрасим его в черный цвет, – сказал Генка.
– Почему в черный? – спросил Жмуркин. – Раньше же он был зеленый!
– Нашей задачей не является воссоздание исторической действительности, – заявил Генка. – Наша задача привести памятник в человеческое состояние. А какой он будет, черный, или зеленый, или оранжевый – это дело десятое.
– Как это дело десятое! – возмутился Жмуркин. – Танк должен быть зеленым!
– Кто это тебе сказал? – Генка собрал свои рисунки в папку.
– По телику видал.
Генка завязал папку и постучал ею по голове Жмуркина.
– На заводах их иногда даже красить не успевали, – сказал Генка. – Так что они черные вполне могут быть. А мы только подчеркнем это. К тому же ты, Жмуркин, как режиссер должен оценить красоту кадра. Черный танк с большими красными звездами. Белый камень. Золотые плиты с именами. Голубые ели. Красиво…
Жмуркин представил, подумал, согласился.
– Черный танк – это объект искусства. А художник – это вам не фотограф, – выдал он, подражая Генке. – Художник не фиксирует реальность, он ее преобразует. Значит, Генка, ты прав, танк может быть черным.
– Мудро, – сказал Витька. – Но ты это уже когда-то говорил…
– Истина требует повторения, иначе слабые умы не могут ее усвоить, – ответил Жмуркин. – Кстати, а что это с нашим мотоциклом случилось? Ты что, его загнать решил?
Жмуркин указал пальцем на «Пчелу». Мотоцикл был закрыт брезентом, под брезентом угадывались очертания, не совсем похожие на мотоцикл.
– Что ты с ним делаешь? – Жмуркин попытался сдернуть брезент, но Генка оттолкнул Жмуркина от машины.
– Погоди, Жмуркин! Потом увидишь…
– Экие тайны! – Жмуркин отошел в угол. – Лучше скажите, как мы эту краску с танка сдирать будем? Это не бак ржавый почистить, тут наждаком не обойдешься.
– Это верно, – Витька подул на ладони. – Даже твои примочки тут не пригодятся, Генка.
– Есть такая краска, ее можно на все ложить…
– Класть, – поправил Витька.
– Кладут не краску, кладут кирпичи, – вставил Жмуркин.
– Ну, хорошо, – сказал Генка. – Этой краской можно все красить…
– Она дорого стоит. Нам не потянуть.
Генка задумчиво вытряхнул из кармана ножик.
– Можно…
– Генка! – Жмуркин протестующе замахал руками. – Давай не будем лазить по помойкам, не будем выскребать из печек сажу, измельчать покрышки, растирать в пыль уголь и сгущать мазут! Пойдем в «Сделай сам» и купим готовую краску. Недорогую. Вот и все. Все так делают. Просто в два слоя положим.
Генка с сомнением покачал головой.
– Даже если мы краску и купим, – сказал он, – нам придется всю старую обдирать вручную.
– У тебя же дрель была, – напомнил Витька. – Со специальной щеткой?
– Сгорела. Папаша спалил. Слишком много халтуры набрал – и спалил. Теперь на новую копит. Так что дрели нет.
– А как еще можно отскрести от краски целый танк? – спросил Жмуркин.
Генка стал думать. Он лег на верстак и принялся вырезать ножом на доске свое полное имя. Это было уже двадцать восьмое имя Геннадий, украшающее стену, и это свидетельствовало о том, что думал Генка довольно регулярно.
Он добавил себя к списку еще пару раз, воткнул нож между досками и сказал:
– Есть одна идея. Правда, я никогда так не работал, но можно попробовать. Если у вас нет других планов, то мы можем идти. Вернее, ехать.
– Вы, значит, на мотоцикле поедете, а я опять пешком пойду?! – возмутился Жмуркин. – Что за тупая несправедливость?
Витька таинственно улыбнулся.
– Мы тебе не говорили, хотели сделать сюрприз, – Генка указал на мотоцикл. – Давай, Витька, покажи ему.
– Ты изобрел суперчайник? – осведомился Жмуркин. – Или моечную машину для домашних животных? Или, наконец, ты изобрел работающий вечный двигатель?
Витька сдернул брезент.
– Опа! – только и смог сказать Жмуркин.
Работая по вечерам после школы, Витька и Генка прицепили к мотоциклу модернизированную коляску. Теперь на «Пчеле» можно было ездить втроем.
– По чертежам изготовили, – похвалился Генка. – В старых журналах нашел. «Пчела-убийца М».
– Что значит «М»? – спросил Жмуркин.
– Модернизированная. Можем испытать.
– Она не отвалится? – спросил Жмуркин. – Коляска?
– Можете садиться. А я соберу инструменты.
Жмуркин выкатил мотоцикл за ворота, уселся в коляску и запахнулся резиновым пледом. Затем вытащил из кармана коробок с майским жуком и выпустил насекомое в небо. Генка погрузил в багажник мешок с какими-то гремящими штуками и уселся за руль. Витька закрыл гараж.
Генка надел шлем и завел двигатель. Затем передал каски Жмуркину и Витьке.
– Надевайте! И поехали! – Генка врубил первую передачу и прибавил газу.
Модернизированная «Пчела-убийца» несколько утратила свои скоростные качества и маневренность, зато втроем перемещаться таким способом оказалось гораздо удобнее. К тому же не надо было тащить в руках сумки с инструментами – все влезало во вместительный, пристроенный к коляске багажник.
На мотоцикле до улицы Победителей добрались быстро, минут за десять. Затормозил Генка рядом с танком.
– Я не знаю, получится ли, – Генка вытащил из багажника мешок с инструментами. – Но попробовать можно…
Генка развязал горловину и вытряхнул на землю пластиковое ведро, скребок и паяльную лампу.
– Жмуркин, рви за водой, – приказал Генка. – Все равно от тебя никакой пользы нет…
Жмуркин высказался по поводу отсутствия пользы в мире вообще, потом взял ведро и побежал к ближайшей колонке.
– Ты хочешь сжечь краску? – спросил Витька.
– Угу, – Генка раскочегаривал паяльную лампу. – Или сгорит, или отслоится, или растрескается хотя бы. Легче счищать будет.
– А если танк загорится?
– Не загорится, – Генка работал насосом лампы. – Краске уже почти полвека, в ней все горючие вещества давно выветрились. Должны были выветриться… А на случай возгорания на башне будет дежурить Жмуркин с ведром воды. Зальет.
Лампа разгоралась. Сначала огонь был желтым и медленным, но чем энергичнее Генка работал поршнем, тем прозрачнее и длиннее становился язык пламени.
Подошел Жмуркин.
– Таскать воду должен Витька, – сказал он. – Ему полезно спортом подзаняться, хилоид совсем. А я должен работать головой, я мозг…
– Залезай на башню, мозг, – велел Генка. – Не пререкайся и сторожи. Если слишком сильно будет дымить, зальешь водой. А ты, Витька, возьми скребок. Как Жмуркин ведро опрокинет, ты сразу скреби…
Жмуркин ехидно усмехнулся и полез с ведром на башню.
Генка нацепил на глаза рабочие очки, отрегулировал длину пламени и запрыгнул на гусеницу. Направил огонь на стальной бок. Краска сразу почернела. Генка придвинул лампу ближе. Краска пошла пузырем, пузырь лопнул, показался металл. Генка сместил горелку вправо.
За пять минут он расчистил от краски примерно метр. Жмуркин опрокинул сверху ведро. Металл зашипел. Витька принялся водить по нему скребком. Остатки краски сходили легко, осыпались на гусеницу мелкой чешуей.
– Нормально, – сказал Генка. – Жмуркин, вали еще за водой, шевели копытами! И вообще шевелитесь, что вы как дохлые-то?!
Жмуркин обозвал Генку изобретателем-неандертальцем, Витьку – поэтом-питекантропом, но за водой пошел. Генка снова приступил к танку.
За три часа работы ребята сожгли всю старую краску с брони. Без краски боевая машина выглядела как-то побито и растрепанно, приобрела грязно-железный цвет.
Генка обошел вокруг памятника.
– Ничего, – сказал он и потушил паяльную лампу. – Хорошо получилось… Теперь надо за краской сгонять. Только вот деньги…
Жмуркин достал из кармана три тысячи.
– Алексей Алексеевич выделил, – сразу объяснил Жмуркин. – На расходы. Поедем за краской. Только красить будем уже не сегодня. Давайте завтра. Не все же делать в один день.
– Завтра так завтра, – сказал Генка.
– Давайте и краску завтра купим, – предложил Витька. – Сегодня в лом…