Он въехал в очередное садоводство и медленно колесил по линиям. Хотел бы быстрее, но мог упустить из вида что-нибудь важное. И когда увидел похожую на искомую машину, выезжающую из ворот одного из участков, чуть не разрыдался от счастья. Но что делать дальше: следовать за «десяткой» или идти в дом?
Огонь, показавшийся в окнах, подсказал Никите верный ответ. Он вбежал во двор, перемахнув через невысокий забор, и ломанулся к двери. Заперта!
В задымленном окне на секунду показалась тень, жутко похожая на Сашу, дважды или трижды чем-то ударила в стекло с внутренней стороны. Но тут же исчезла. Никита, не раздумывая, схватил с веранды какой-то садовый инструмент и со всей дури саданул им по образовавшейся трещине. Ещё раз и ещё. Он влез в дом, стараясь не дышать едким дымом, и, увидев на полу хрупкую фигурку, схватил её в охапку. Лезть обратно вдвоем было сложнее, поэтому пришлось сначала аккуратно вытолкнуть из окна Сашу, а уже затем на последнем дыхании перебраться самому. Перед слезящимися глазами всё слилось, но главное – Саша была с ним.
Но только он уложил её на заднее сидение, как показалась машина с мигалками. Надо же, доехали, не прошло и года! Усатый гаишник быстренько вылез и в удивлении уставился на горящий дом.
— Видимо, ваш? – только и спросил он, словно оправдывая Никитину спешку.
— Мой! – соврал Никита, понимая, что Саше может стать хуже, и ему некогда размениваться на болтовню. – А это моя девушка, и она надышалась дыма. Её нужно срочно отвезти в больницу!
Гаишник смотрел то на дом, то на лежащую Сашу. Между кустистыми бровями залегла глубокая морщина.
— Поехали! – вдруг решился он. – Следуй за мной!
И вот так, в сопровождении доблестного защитника правопорядка, Никита и вёз Сашу в больницу, выжимая максимальную скорость. Саша вскоре ожила и непонимающе выпучилась на Никиту с заднего сидения – он видел её полубезумный взгляд в зеркале заднего вида.
— Привет, — улыбнулся. – Как ты?
Она закашлялась.
— Всё хорошо. Ты… меня… спас?
Не сказала — просипела.
— Можешь не благодарить. Лучше ляг и не двигайся, тебя должен осмотреть врач.
— А как ты меня нашел? – допытывалась эта вредная девчонка вместо того, чтобы, как подобает хорошим девочкам, исполнить просьбу.
— Всё потом, ладно? И про то, зачем тебя сюда привезли, тоже расскажешь потом. Пока – отдых.
Саша ещё пыталась что-то расспросить, например, про гаишника, несущегося впереди, но Никита отмалчивался. Он, между прочим, безумно волновался за её здоровье и никак не мог сосредоточиться на мокром от внезапно хлынувшего дождя шоссе.
У десятого километра в кювете лежала искореженная серебристая «десятка», около которой уже собрались зеваки. Никита проводил их долгим задумчивым взглядом, но Саше ничего не сказал. А вот гаишник затормозил – видимо, чтобы проверить, жив ли водитель. Ну и ладно, не придется отвечать на лишние вопросы!
В больницу он её практически втащил и, пообещав медсестре в окошке регистрации любые деньги, долго не мог объяснить, что произошло.
— Пожар, — невинно сообщила Саша сипящим голосом. – У меня может быть отравление.
— Может, — подтвердила медсестра. – Но сейчас уже поздно для приема пациентов...
— Я заплачу! – рявкнул Никита.
Медсестра закивала.
В общем, через час Сашу уложили в отдельную палату, и кто-то даже обработал Никите все порезы от неудачного влезания в окно. Уходить домой он наотрез отказался, а к Саше его не пустили – только в приемные часы. Дежурный врач не стал спорить с упрямым гостем (особенно его воодушевила купюра, всунутая в ладонь) и оставил Никиту в покое.
— Пусть сидит, сколько хочет, — бросил он напоследок.
Ночь протекла на удивление скоро, Никита и не заметил, как тьма в окнах сменилась рассветом.
Немолодой врач, уже новый, ещё незнакомый Никите, соизволил подойти к нему часов в восемь утра.
— Н-да, — изрек он, — вы б шли спать.
— Что с Сашей? — Никита вскочил.
— Всё замечательно, в отличие от вас она давно спит. – Врач покачал головой. – Мы подержим её на всякий случай пару деньков.
— А ребенок? Что с её ребенком?
— Какой ребенок?
В докторском взгляде появилось непонимание.
— Она беременна!
— Выясним.
И, коротко кивнув, он ушел.
Вскоре врач вернулся и приказал выметаться домой до пяти часов вечера. Что-то в его тоне убедило Никиту, что лучше послушаться. Он бездумно поплелся на выход, шатаясь от волнения и недосыпа. Медсестра в окошке регистрации охнула:
— Вот это любовь, всю ночь просидел!
Ага, любовь – та ещё дрянь, не поспоришь.
Ровно в пять Никита сторожил на посту. Всё тот же врач показался в коридоре и, пожав Никите ладонь, сел рядом.
— Александра не беременна.
— Что?
Внутри что-то оборвалось. Неужели выкидыш?..
— Наш гинеколог осмотрел её и провел комплекс анализов, посему можете быть уверены на все сто. Александра сказала, что делала тест, но к врачу не обращалась. К сожалению, ни один тест не дает стопроцентной гарантии, а уровень ХГЧ может скакать по разным причинам, в том числе от сильных эмоциональных переживаний. У Александры был стресс?
Глупый вопрос. Вся её жизнь в последние месяцы – сплошной стресс.
— Да.
— Не переживайте. Мы понаблюдаем за ней и попытаемся установить причину сбоя организма.
Никита сжал и разжал кулаки.
— Можно к ней?
— Конечно, напоминаю, у вас есть час.
Никита вошел в палату, пахнущую хлоркой, и увидел Сашу, маленькую и бледную, поджавшую коленки к груди. Она смотрела огромными глазами, в которых стояли слезы.
— Я обманула, — сказала, всхлипнув. — Не было никакого ребенка... а месячные не шли... нервы... гормоны скакали...
Никита нерешительно мялся у порога.
— Ну и что ты ревешь? Это же не плохо, раз не было. А так бы он мог пострадать, понимаешь?
— Мне его… жалко. Я его уже… полюбила.
Саша вытерла слезы ладонью.
— Клянусь, я сделаю тебе хоть десяток детей, только успокойся, – не придумал ничего умнее Никита.
Она заревела с новой силой. Никита сократил разделяющее их расстояние до двух шагов.
— Саш, у нас всего час. Давай поговорим?
Она глянула на него затравленно и дико, но согласилась. Вряд ли им хватит одного часа, но они хотя бы начнут этот долгий и столь необходимый диалог.
49.
Эта неделя выдалась удивительно никакой. Из больницы меня выписали уже на вторые сутки с целой кучей рекомендаций и рецептов. Благодаря деньгам Никиты, меня обхаживали как персону голубых кровей: вокруг койки крутились услужливые медсестры, усатый врач заходил каждый час, все улыбались и интересовались моим здоровьем. Надоели до чертиков! Даже не дали толком всплакнуть по несуществующему ребенку.
Четыре дня назад звонила мать (с чужого номера, её-то я добавила в черный список) и срывающимся голосом сообщила:
— Вадик в больнице, попал в страшную аварию!
— И что? – равнодушно уточнила я.
Короче, оказалось, что матушка существует у постели ненаглядного сыночка, который переломал себе позвоночник и рискует навсегда остаться инвалидом; ну а от меня она, разумеется, ждет денег на операцию.
— Вы — одна кровь, — заявила мать перед тем, как я повесила трубку.
Надо не забыть сменить сим-карту.
Так разрешилась ещё одна проблема: заявлять ли на него в полицию? Нет, жизнь Вадика уже сполна наказала; и мать – тоже.
А с Никитой мы поговорили. Обо всём. О детстве, о юности, о минувших днях. Это был долгий разговор, послевкусие от которого осталось непонятное: горечь пополам с удовлетворением. Но главное – все «тогда» остались в прошлом, и у нас появилась надежда на «сейчас». В качестве любовников, друзей или добрых приятелей – не знаю. Пока мы те, которым есть что вспомнить, и которым трудно друг без друга; на большее я не рассчитываю.
В конечном итоге Никита, узнав, что в покушении замешана какая-то моя подруга, коротко сказал:
— Разберемся.
И он не был похож на молоденького парня, скорее – на взрослого мужчину, готового отгадать любую загадку на свете. Почему-то я ему поверила. С тех пор мы не виделись, я сама не хотела, а он не предлагал. Мы договорились прийти в себя и встретиться, будучи уверенными, что эта встреча нам не повредит.
Я и сама обдумывала, кто же из двух подруг – предательница? И, если честно, подходили обе: Лера слишком любит власть, чтобы делиться ею с нами; а Ира всегда считала (хоть и не говорила), что она отдала больше сил и времени становлению «Ли-бертэ». Кто же…
Вынужденное затишье хуже бури. В затылке свербело предчувствием скорой разгадки.
Я трижды ездила в офис, задерживаясь там до сумерек, работала с отчетностью и уверяла испуганных сотрудников фирмы, что мы живы. И даже пообещала в декабре всем «тринадцатую зарплату». Главное – не развалиться до декабря.
Сегодняшний вечер я надеялась посвятить сладкому безделью, но только вознамерилась заказать с доставкой роллы, как в дверь постучали.
***
Я встаю и, укутавшись в плед (ноябрьская осень обосновалась в комнате общежития, влезла в щели и забилась по углам), иду открывать дверь.
— Поехали, — коротко сообщает Никита.
— Куда?
Я смотрю на него во все глаза. Он серьезен, даже напряжен. И чертовски красив.
— Ты хочешь узнать, кто заказал тебя родному братцу? Тогда одевайся.
Долго уговаривать не нужно, я собираюсь за минуту, и вскоре мы несемся навстречу неизвестному. Никита молчит как партизан и обещает всё объяснить чуть позже, а я изнываю от нетерпения. Пальцы дубеют от переживаний, ладони потеют как у школьницы на первом свидании. Незаметно вытираю их о коленки.
Никита всматривается в дорогу, не гонит, но ловко обгоняет зазевавшиеся автомобили. Я люблю этот сосредоточенный взгляд и чуть нахмуренные брови. Да, люблю! Когда Никита за рулем – он перевоплощается, становится гораздо проще и понятнее.
Мы почти выезжаем за черту города, но сворачиваем в неприметный переулок с одинаковыми блочными домами. Трущобы, изгаженные, исписанные, всеми забытые. Никита с трудом находит место для парковки и, вылезая из «Мазды», прощально оглядывает ту.
— Ты чего?
— Да вот думаю, увижу ли я её вновь. Не район – мечта. Тут тебя или убьют, или ограбят.
Я оглядываюсь. Жутковато и очень тихо, будто всё вымерло. Лишь на детской площадке от ветра скрипят проржавевшие качели. Мы, чтобы не намокнуть, бежим к подъезду. Дверь должна закрываться на магнитный замок, но она открыта нараспашку. Влетаем внутрь. В ноздри ударяет запах мочи. На стенах красной краской выведено: «Ты сдохнешь!» Почему-то мое хихиканье перерастает в истеричный смех – прекрасное местечко. Никита непонимающе озирается.
— Пятый этаж, — угрюмо говорит он.
Мы взбираемся, минуя плевки на полу и собачьи испражнения. Я нажимаю на кнопку звонка, вслушиваюсь в шаги. Никита, словно ненароком, загораживает меня собой и становится перед самой дверью.
— Кто? – раздается очень тихое, почти забитое.
Никита кивает мне, мол, твоя очередь.
— Это я, Саша, — а сама не понимаю, кто же там.
Кажется, тут сотня замков, потому что человек за дверью возится с ними несколько минут. Наконец, я встречаюсь глазами с хозяином квартиры, одетым в застиранный халат.
— Ира?..
Она бледна как сама смерть. Губы синюшные, под глазами залегли черные тени. Волосы давно не мыты и затянуты в пучок. И этот халат в цветочек – мамочки, что за безвкусица?!
— Ира! – вдруг понимаю я, бросаясь к ней в объятия.
Моя подруга пахнет немытым телом настолько сильно, что хочется отстраниться. Но Ира отпихивает меня первой.
— Зачем ты пришла? И привела его?
Никита лишь хмыкает и, не спросив разрешения, переступает порог. Разуваться он не собирается, а я глупо моргаю: расскажет ли она, что произошло?
— Проходите, — сдается Ира. – Как вы меня нашли?
— Пришлось задействовать самые-самые отцовские связи, — скорее не ей, а мне объясняет Никита, входя в неуютную загаженную кухоньку. – А если точнее, эту квартиру Ирина сняла через агентство за неделю до так называемой гибели. Интересное совпадение, о котором не догадалась полиция, но вполне смогли друзья отца.
Никита рассказывал, что с отцом у них тяжелые отношения; интересно, с чего тот сменил гнев на милость и даже поделился какими-то своими связями? Надо не забыть расспросить его, когда разберемся с Ирой.
Я усаживаюсь за стол, стараясь не касаться заляпанной клеенки; Никита предпочитает постоять. Да, Ира никогда не была чистюлей, но до гадюшника не скатывалась! Сама хозяйка, кажется, совсем не замечает грязи или сладковатой вони, плотно стоящей в кухне. Она смотрит на меня пристыженно, как нашкодившая кошка.
— Ну а теперь рассказывай свой кровавый план, — усмехается Никита.
Ира сглатывает.
— Прости… — начинает она.
50.
— А есть за что?
Из подтекающего крана капает вода, разбиваясь о дно эмалированной кастрюли. Раковина забита, мусорное ведро переполнено. На стене грязевые потеки. В квартирах алкашей, по-моему, куда как чище. Не удивлюсь, если сейчас по стене проползет полчище наглых тараканов.
— Я… — Ира мнется в нерешительности. — Не хотела… честно…
— Прекращай уже страдания! — Никита недовольно цокает. — Зачем ты инсценировала свое похищение?
— И как? — вставляю я.
— Лера предлагала тебе продать «Ли-бертэ?» — Дождавшись кивка, она продолжает: — Вот и мне предложила и неоднократно. Я, ясен пень, не дура лишаться собственного дела, потому отказалась. Уговаривать она, как ты сама знаешь, не умеет, но пробовала трижды или четырежды… Грозилась нашим провалом, сулила скорую кончину. Я ещё удивилась, откуда ей, человеку, ни разу не интересующемуся нашей работой, знать, раздавят нас конкуренты или нет? В общем, не помню уже почему, но дернул меня черт зайти к нам в офис поздним вечером. А там эта красота с каким-то лысым мужиком в компьютере копается, пароль-то мы ей сообщили. Ну, я спрашиваю её: «Чего забыла?», а она ответить не успела – мужик сразу начал угрожать. Мол, не продам свою долю, меня кокнут. И вообще за мной, дескать, слежка. Какая слежка, ну?
Я пожимаю плечами.
— Вот-вот. На следующий день мы с Лерой переговорили, оказалось, бойфренд надоумил её скупить наши доли и стать единственной владелицей. Всё бы хорошо, но мне действительно начали угрожать, ещё говорили: пожалуюсь кому – тут же прикончат… И тогда я поняла: надо делать ноги!
— А мне почему ничего не сказала?!
Если квартиру она сняла за неделю до исчезновения и с Лерой переговорила заранее, то почему ничего не сообщила?! Да ещё и успокаивала после расставания с Никитой, интересовалась, как прошло собеседование с Вадиком. Вела себя как ни в чем не бывало, а сама планировала, как бы свалить подальше.
— Я испугалась, Сашка. — Ира густо краснеет. — Ты прости, но есть такие моменты, когда каждый сам за себя. Я вот решила уйти на дно. Не сразу, но квартиру сняла… Ну а потом мне позвонили с неизвестного номера и пообещали прибить, если я и свой кусок «Ли-бетрэ» не продам, и не подговорю тебя продать свой. Короче, круг замкнулся. Да, деньги я наши забрала, но иначе бы я не выжила! Пойми меня!
— А кровь откуда?
Ира вытягивает худое запястье.
— Я в фильмах такое видела и статьи читала. Пришлось хорошенько так порезаться, вот, и измазать всё вокруг. Вообще-то я надеялась, что на Леру с её бойфрендом полиция выйдет, даже телефон оставила дома… но как-то не вышли.
— Лера была в квартире вскоре после твоего исчезновения, общалась с полицией. Может, она удалила все неугодные звонки.
Никита всё это время молчит, но слушает внимательно, будто просчитывает в голове что-то важное.
— Наверное, ты права. Сашенька, ну извини меня! — По щекам Иры катятся слезы. — Я очень боялась! Это Лера во всем виновата! Если её накажут, мы заживем как прежде! Мне так страшно, я ночами не сплю, делать ничего не могу, живу в вечном страхе быть убитой!