Идиот!
Они могли не выжить там!
Я корил себя за все произошедшее, но от этого совершенно не легчало. Более того, становилось только хуже. Хотелось махнуть на все рукой, напиться, уйти в загул.
Так я бы поступил еще не так давно. А теперь… Теперь я изменился. И благодарить за это надо было Настю. Вот только, к сожалению, она меня вряд ли слышала.
Палата Эдика была двумя этажами ниже. Друг лежал на кровати, подложив под спину подушки, а рядом с ним на стуле сидела молоденькая медсестричка. Девушка вслух читала книгу, а рука фотографа покоилась на ее коленке.
– Здравствуй, Эд, - холодно произнес я, разрушив эту идиллию.
Медсестра тут же вскочила со стула, к ее щекам прилила краска. Захлопнув книгу, она пролепетала нечто нечленораздельное и выскочила за дверь.
– Не ожидал тебя тут увидеть, – признался Левинский, и улыбка исчезла с его лица.
Под футболкой виднелся специальный корсет.
– На ноге расписать зашел, – я кивнул на белоснежный гипс на правой ноге фотографа.
– Напишешь большими буквами, что я самый мудачный мудак, который только попадался в твоей жизни?
– А надо?
Я опустился на освободившийся стул, облокотился на колени, совершенно не имея представления с чего начать тот самый разговор. Но это сделали за меня.
– Как там Настя?
– Стабильно. Отек не спал, из комы ее не выводят.
Эдик отвел взгляд, сжал руки в кулаки:
– Мне жаль, что так вышло.
– Жаль? - я с трудом удержался, чтобы его не ударить. - Жаль, что ты воспринял ту игру всерьез? Жаль, что чуть не угробил ее из-за собственного идиотизма? Что тебе жаль, Левинский? Себя?
Он дернулся и тут же поморщился от боли, встретился со мной взглядом:
– Я думал, что ты играешь ради пари. Думал, что все твои телодвижения в сторону Насти только ради тачки! Я и представить не мог, что ты способен кого-то на самом деле полюбить, Макс! Ты ведь менял баб, как перчатки.
– Кто бы говорил, – я презрительно хмыкнул . – У тебя послужной список куда длиннее.
– Да брось, это так, треп… Алена была исключением. Но она оказалась… Да к черту! Макс, почему ты мне не сказал, что тебе плевать на машину?!
– И ты бы поверил?! И отстал от нее? Что, серьезно?
На это Эдик ничего не ответил.
– Какого хрена ты пьяным за руль сел? – я и сам не узнал свой голос.
Левинский вздрогнул, будто только что коснулся оголенного провода.
– Сейчас я не отвечу, потому что все оправдания будут звучать глупо, – глухо отозвался он. – Я приехал к тебе, чтобы признаться в том, что те фотки не настоящие. Что не было у меня ничего с Настей. Она чудо, но не тянется ко мне. Кому как не мне с это чувствовать! Тонкая душевная организация, все дела, - съязвил он. - Хотел извиниться и разорвать пари. Но…
Я скрипнул зубами.
– Но застал у тебя Настю…- произнес он, наконец. - И все как будто смешалось.
Я провел ладонью по лицу, пытаясь понять, как два таких идиота, как мы, могли испортить человеку жизнь. Она ведь нас теперь не простит. Не подпустит. В этом я был уверен на все сто процентов. И не важно какие слова мы сможем подобрать, Настя не позволит себе обжечься второй раз.
И это понимал не только я, потому что вид у Эдика был ровно такой же подавленный и виноватый.
– Дружба крепче… - он не договорил, поднял на меня взгляд, словно дожидаясь ответа. А я грустно усмехнулся.
– Кому к черту нужен этот камень, если прилетел он Насте в голову?!
– Прости меня.
Сейчас хотелось только закрыть глаза и отмотать события назад. Не впустить Эдика в квартиру, найти слова объяснения для Насти, стать сильнее самого себя. А не стоять вот так перед тем самым чертовым разбитым корытом и корить себя за произошедшее.
– Я виноват не меньше твоего. И я не ненавижу тебя, не хочу ломать дружбу, но...
– А кто хочет? – нервно хохотнул Эдик. – Думаешь, мы ее еще не угробили до конца?
– Главное, чтобы мы не угробили Настю, – я стиснул челюсти. – Я не знаю, что теперь делать, не хочу пускать все на самотек.
– А ты реально втрескался, – удивился Левинский. – Я сейчас даже немного ревную.
В ответ я только отчаянно выдохнул, не находя выхода из сложившейся ситуации.
– Пусть придет в себя, – решительным несвойственным тоном произнес он вдруг. – А ты к тому времени придумай, что ей сказать. Она простит тебя, я уверен. У нее к тебе чувства, я это видел. Блин, да только слепой бы не заметил! Поверь, у вас все еще наладится, - и, примирительно подняв брови, он протянул руку.
Я бросил взгляд на протянутую ладонь, замер на мгновение. Вздохнул и пожал.
– Это значит, ты простил меня? - с полуулыбкой спросил он.
– Да, – подтвердил я. – Просто радуйся, что лежачих не бьют. И когда встанешь на ноги, не спеши попадаться мне на глаза.
Левинский отвернулся, а я вышел. Все, что мне оставалось - ждать и надеяться только на то, что Настя сможет простить идиота, который влюбился в нее как мальчишка.
Глава 25
Настя
Весь мир звенел. Трудно объяснить, но все вокруг меня превратилось в звон, будто кто-то водил пальцем по огромному хрустальному бокалу. От этого звука дребезжал череп, хотелось оглохнуть… Но я заставила себя разлепить веки.
Свет безжалостно ударил хлыстом. Я зажмурилась, моргнула несколько раз, привыкая. Во рту пересохло так сильно, что малейшее движение языка причиняло боль. Надо заставить себя подняться, доползти до кухни… Интересно, Маргарита Михайловна дома? Удобно просить ее или лучше самой?
Окончательно присмотревшись и сфокусировав взгляд, я осознала: звать Маргариту Михайловну все равно бесполезно. Я была не дома. Желтые стены, капельница, ритмичный писк аппаратуры… Больница. Какого черта? Что я упустила?!
Подняла голову, попыталась сесть, но сил не хватило, и я тряпичной куклой упала на подушку.
- Проснулась? – донесся откуда-то сверху приятный, но незнакомый баритон.
- А? Простите, где я? И как давно?
- Вы, моя дорогая, в палате интенсивной терапии. Меня зовут Оскар Тимурович, я ваш лечащий врач.
- Что случилось? Как я сюда попала? Папа знает?
- Тише, тише, - он пододвинул стул и сел рядом, внимательно изучая мое лицо. – Давайте сначала разберемся и сверим данные. Торопиться нам с вами совершенно некуда. Итак. Как вас зовут, сможете сказать?
Я терпеливо выдала все, что он хотел от меня услышать. А он будто составлял анкету для ФСБ: возраст, адрес, место работы, название вуза, девичья фамилия матери…
- Послушайте, что со мной? – не выдержала я, наконец.
- А вы совсем не помните?
Я поморщилась. Попытки влезть в собственные воспоминания причиняли физическую боль. Эдик… Так, я с ним говорила. Он сердился… Точно. Мы расстались. Я поехала к Максу… Из мутной пелены вдруг выступило его обнаженное тело, и я вздрогнула. Наша ночь, ласки, сбившееся дыхание, - все это лавиной обрушилось на меня.
- Я была у друга, - немного неуверенно произнесла я, опасаясь, что картинки, которые выплыли из подсознания, окажутся фантазией.
- Тааак, - медленно протянул врач. – А дальше?
Я прикрыла глаза, восстанавливая прошлое из обрывков. Я, Макс… Утро… Звонок… Эдик! Он пришел, они кричали… Почему они кричали? Спорили… Нет. Нет-нет-нет… Я мотнула головой и с трудом сдержала рвотный позыв. Макс обманул меня! Он просто хотел первым уложить девственницу! Я бежала, Эдик предложил подвезти… Мотоцикл, холодная кожаная куртка, прижатая к моей щеке… Запах спиртного… Не-е-ет… Этого не может быть…
- Вспоминаете? – Оскар Тимурович обеспокоенно взялся за мое запястье. – Говорить можете?
- Я была на мотоцикле. Авария, да?
- Да.
Я с трудом сглотнула и облизнула пересохшие, покрытые коркой губы. Внутри заворочался скользкий ледяной комок страха. Авария? На мотоцикле? Могу ошибаться, но скорость была большой. В таких ДТП выживают редко. А если и выживают, то остаются инвалидами. Я стиснула одеяло и попыталась пошевелить ногами. Да! Господи, спасибо тебе! Чувствительность сохранилось . По крайней мере, я смогу ходить…
- А Эдик? Эдуард Левинский? – испуганно спросила я и снова попыталась подняться, чем вызвала неудовольство врача. – Он был за рулем. Он жив? Вы знаете, что с ним?
- С ним все в порядке. Отделался легкими травмами. И сейчас в обычной палате. А вот вы…
- Что?
- Да не волнуйтесь вы так! Ничего ужасного. Но травма головы была сильная. Чтобы не рисковать, мы погрузили вас в медикаментозную кому. И теперь, когда отек спал, привели в чувство. Насколько я понимаю, серьезных функциональных повреждений нет. Но пока надо наблюдаться. Переведем вас в общую палату, посмотрим, проверим… Расслабьтесь и приготовьтесь к постельному режиму.
- А как долго я была в коме? – насторожилась я.
Яркий солнечный свет заливал палату. Стало быть, прошло не меньше суток. Но как же папа? Я пропустила традиционный ежевечерний созвон, и если кто-то сказал ему, что единственная дочь в коме… Макс, этот чертов мерзавец, вполне мог брякнуть, не подумав. Если вообще вспомнил обо мне, получив заветную насечку на кровати.
- Четыре дня, - помедлив, сообщил врач.
Четыре дня! Время будто остановилось для меня. За это время папа от волнения мог с ума сойти! Заработать очередной приступ или даже… Господи, только не это!
- Вы сообщили моему отцу? – с трудом выдохнула я.
- Нет. Ваш молодой человек очень просил этого не делать. Сказал, что у вашего папы проблемы со здоровьем, и лучше его не нервировать, пока все не прояснится. Взял переговоры на себя. Я не вникал, лучше вам выяснить это лично у него.
- Хорошо.
Я не горела желанием снова видеть Макса. Более того, боялась, что не удержусь и вырву с корнем его лживый язык. Расцарапаю мерзкое лицо, отрежу то, что двигало им все это время… Но только после того, как выясню, что он наплел папе. Пожалуй, сейчас ложь пришлась как нельзя кстати.
- Он, между прочим, рвется вас увидеть. Скажу честно: вам с ним повезло. Такой заботливый парень… Обычно их сдувает, как только на горизонте возникают трудности. Поверьте, я-то знаю, у меня у самого два раздолбая. А ваш Макс… Я говорил ему, что это палата интенсивной терапии, а не проходной двор. Но он умолял меня… - Оскар Тимурович вздохнул и закатил глаза. – В общем, решение за вами. Конечно, это против правил, но я готов сделать маленькое исключение, пока к вам никого не подселили и нет ненужных свидетелей. Или вам лучше дать пока отдохнуть от посетителей?
- Четыре дня… Думаю, я достаточно отдохнула. Пусть приходит.
- Сколько энтузиазма, - с сарказмом протянул доктор. – Он точно ваш жених?
- Куда уж точнее…
Жених! И после всего Максу хватило совести выдумать этот абсурд! Хотя… Чему тут удивляться? Наверное, так работал его организм. Стоило ему приоткрыть рот, как с языка само собой слетало очередное вранье.
Один разговор. Только один… Я выдержу.
К горлу уже подкатывали рыдания, и вовсе не из-за боли во всем теле. Но я держалась из последних сил. Врач не должен был увидеть мою реакцию. Иначе попросту запретил бы все посещения. А я обязана была выяснить, что с папой. Точнее, что ему наболтал этот гад Макс.
- А можно… - я прочистила горло и с трудом нацепила маску невозмутимости. – Можно воды? Пить очень хочется.
- Конечно! – врач встал и поправил фонендоскоп. – Я скажу дежурной сестре.
Оставшись одна, я смогла расслабиться. Отпустила внутренние вожжи, и щеку обожгла горячая дорожка. Я чувствовала себя грязной, использованной… Оскверненной. Не то, чтобы я носилась со своей девственностью, как с редким и хрупким цветком, и возвела ее в статус алмаза, которого достоин только принц. Ну… Не сложилось раньше. Так вышло. Когда отец вкладывает последние деньги в твою учебу, в дистанционные курсы американских университетов, все, что ты можешь сделать – оправдать ожидания. Вывернуться наизнанку, но выполнить и перевыполнить план. Когда мне было искать «того самого»?
Ночь с Максом казалась мне самым естественным, что только могло со мной произойти. Я впервые была в ком-то уверена, впервые позволила себе раскрыться, довериться… Не просто раздвинула ноги, я отдалась целиком… А это было ему не нужно. Лишняя шелуха, которая прилагалась к главному. К машине. Нет, он даже не переспать со мной хотел. Только выиграть спор. Интересно, как ему удалось так успешно изобразить страсть? Или я, провинциальная простушка, настолько глупа, что не смогла распознать актерскую игру? И пил ли он заветную голубую таблетку тем вечером, чтобы снизойти до меня?.. С трудом я повернулась набок – мои ребра будто бы топтал целый табун. И только тугая повязка позволила не сойти с ума от острой, обжигающей боли. Закусила угол простыни, чтобы прийти в себя. Затолкала рыдания поглубже, судорожно втянула воздух… Еще немного. Я справлюсь.
- Смотрите-ка, кто к вам пришел! – нарочито весело пропела медсестра. – Ой, вам плохо? Сейчас поставим укольчик, обезболим…
- Мне зайти попозже? – голос Макса звучал хрипло и безжизненно, но мне не надо было поднимать глаза, чтобы узнать этого человека.
- Нет, - я заставила себя лечь обратно на спину. – Все нормально. Если можно, мы поговорим, а потом укол…
- Конечно, конечно, - сладко улыбнулась медсестра и вежливо ретировалась. Видно, Макса терзало чувство вины, и он подкинул персоналу деньжат. Как будто это что-то могло изменить!
- Я не один, - Макс на мгновение выглянул в коридор, махнул рукой, и я увидела Эдика.
Они оба были в больничных халатах, вот только Кузьмин-младший набросил его поверх костюма, а Эдик был в футболке, спортивных штанах и неуклюже ковылял на костылях. Оба выглядели побитыми жизнью. Макс осунулся, под глазами пролегли чернильные круги, щетина отросла. Что же до Эдика… Его жизнь, кажется, долго и методично пинала ногами и бейсбольной битой. Говорят, что женщины жалостливы… Это не про меня. В тот момент мне только хотелось добавить обоим. И им крупно повезло, что я не могла даже сесть на кровати.
- Мы оба хотим поговорить с тобой, - начал Макс, не решаясь подойти ближе. Видно, боялся, что у меня под рукой может оказаться судно.
- Какая прелесть, - я презрительно скривилась. – Жаль, я не хочу вас слушать. Сделай одолжение, Макс. Просто скажи, что ты сообщил моему папе.
- Настенька, послушай! – вмешался Эдик, безуспешно пытаясь изобразить прежнюю улыбку соблазнителя. С выбитым зубом вышло довольно скверно.
- Я тебе не Настенька! – рявкнула я. – Макс, я жду ответа. Или я слишком многого прошу?
- Ты все не так поняла!.. рьяно начал Макс, но тут же замялся. – То есть… Спор был, но я бы не стал… То есть стал бы, но не после того, как узнал тебя ближе… Все случилось не поэтому! Ты мне нравилась так, как никогда и ни одна женщина… Я… Я влюбился…
- Чудесное превращение донжуана… - Эдик хмыкнул.
- Заткнись, кретин! – прорычал Макс. – Это правда! Я сделаю все, что хочешь, чтобы это доказать. Я готов завтра же отказаться от поста в «КьюМедиа». Хочешь, передам тебе все полномочия? Хочешь, женюсь?
- Ты все сказал? – холодно переспросила я. – А теперь ответь мне на вопрос: что ты наплел моему папе?
- Написал ему пару строк с твоего телефона. Все время держал при себе, отвечал. Сказал, что ты в командировке в Доминикане, роуминг слишком дорогой для звонков…
- Вот видишь, как просто? Ты просто рожден для того, чтобы врать.
- Настя, выслушай! Это совсем другое, мне плевать было на этот спор… - на лице Макса промелькнуло такое отчаяние, что я чуть было не поверила. Снова. И почему он занялся бизнесом, когда мог бы загребать миллионы в Голливуде?
- Я прошу тебя, выйди, - тихо, но твердо произнесла я. - Выйдите оба. Заявление об увольнении подпиши за меня. После того, что ты сделал, подделать подпись для тебя не составит труда. Сверхурочные можешь оставить себе. Ты их честно заработал.
- Настя!!!
- Уходи. И больше никогда не попадайся мне на глаза.
Он постоял еще с минуту, сверля меня взглядом, полным наигранной боли и тоски. Потом кивнул Эдику, и они, наконец, исчезли из моей жизни.