Кремация письма Марии.
Я смотрел, как пепел вылетел в комнату и впервые за всё это время не ощущал ни вины, ни ярости, только лишь затянувшееся чувство огромной потери своих детей и их потерь: они не пойдут в детский сад, не научатся отлично кататься на велосипеде, не влюбятся, не женятся и не познают радости иметь собственных детей.
“Время – лучшее лекарство. Со временем станет легче”, - говорят все, но время ничего не значит. Я всю ночь ещё видел языки пламени в их глазах, пока бежал к ним, как в замедленной съёмке.
Мне сегодня было так больно, как никогда не было раньше и, надеюсь, никогда не будет.
Глава 20
Оливия
Несмотря на то, что прежде чем уйти от доктора Кейна, утром мы дважды занимались сексом, мне весь день его ужасно не хватало; и даже зная о нашей с ним запланированной на следующий день встрече, я сочла невозможным ждать ещё одну ночь, ещё одно утро и ещё один день, когда снова с ним увижусь. Поэтому я позвонила Берилл и она сообщила мне, что если я приду до ухода его последнего пациента в 5-30, то она сможет записать меня.
Я долго собиралась. Нанесла мои новые духи. Потому что знала, как нравится Марлоу играть с моими волосами, гладить их, наматывать их на кулак, вымыла их и расчесала до блеска. Затем убрала их от лица, надев синий бархатный ободок.
Надела красное платье, которое я купила в тот же день. Не то чтобы оно мне нравилось, но его было удобно снимать: молния шла от глубокого декольте, вплоть до нескромного подола. Обулась в туфли на высоких каблуках, того же цвета, что и ободок, их я купила вместе с платьем, и была готова для удовольствия Марлоу Кейна.
Под дешёвым красным платьем я была голой.
Когда я прибыла на место, Берилл присвистнула, заставив меня покраснеть. Мы поболтали немного, затем она взяла сумку и ушла. После того как она закрыла дверь, я сняла пальто и открыла дверь в его кабинет. Закрыв её за собой, я прислонилась к ней. Я прервала его глубокие размышления, потому что в одно мгновение его взгляд ожил, и его заволокло желанием. Я быстро расстегнула платье, его глаза не покидали меня ни на секунду. Я позволила ему упасть на пол и двигалась медленно, демонстративно покачивая бедрами, прямо к окну. Скинула туфли и наклонилась вперёд, положив руки на подоконник. Я могла видеть улицу. Там были люди, и любой из них мог, подняв глаза, увидеть меня голой. Мне было пофиг. Широко расставив ноги, я призывно вильнула своим голым задом и повернула голову, чтобы взглянуть на него.
Он был всего в нескольких шагах, его лицо полно чистой похоти. Он встал, вышел вперед и склонился надо мной. Я чувствовала его дыхание, горячее и учащённое, оно ударялось мне в шею, а затем его кулак намотал мои волосы… и потянул. Моя голова дернулась назад. Я уставилась на него. Его лицо потемнело, а глаза горели от необходимости. Рука ласкала изгибы моей задницы. Он шлепнул по ней.
- Что вы хотите, леди Оливия? – спросил он тихо.
Я почувствовала волнение, словно покалывание на моей коже. Глядя в его глаза я сформулировала своё желание.
- Мне нужен ваш большой член в моей заднице, доктор Кейн.
Марлоу
Моя реакция была совершенно противоположна ожидаемой.
Её лицо побледнело, а затем покраснело от стыда. Её податливое тело напряглось.
- Извини, я перегнула палку? Это настолько отвратительно? – её голос дрогнул. Бедняжка, она пыталась отшутиться, но была унижена.
Моя рука всё ещё была в её волосах. Слова Марии были пеплом во рту. Она всё ещё дразнит меня. «Сначала в рот, затем, когда твой член хорошенько поработает в пизде, ты разворошишь задницу. И после ты приносишь этот дерьмовый хуй домой и кладешь мне его в рот. Ты мудак, вот ты кто! Я до сих пор насквозь пропитана твоей гребаной спермой.»
Но это совершенно не соответствовало действительности. Я не поступал с ней так. Для начала, я не изменял ей никогда. Не то что секс, а уж тем более анальный. Я не достаточно до этого спятил.
Пару раз за четыре года у нас был анальный секс. И оба раза инициатором была она. Думаю, мне не особо хотелось с ней анального секса. Я посмотрел на Оливию, на неё, бедняжку с поникшим лицом и невинным предложением, разнёсшим всё вокруг неё.
И я улыбнулся. Медленной улыбкой. Вся разница в том, что я не хочу твою задницу, Мария, но, о Боже, как я хочу быть в её, Оливии.
Я хотел это так грязно, насмешка Марии была практически правдой. Я никогда больше не позволю ей разрушить то, что было у меня с Оливией.
Вот мой ответ на твоё мерзопакостное письмо, Мария. Хрен тебе! Как ты смеешь обвинять меня, ты – эгоистка, убийца-психопатка, а? Ты убила моих детей. Я никогда не пытался намеренно причинить тебе вреда, и это не моя вина, что я не любил тебя так, как любила меня ты. Это жизнь. Жестокая. Прими её.
И угадай, что ещё? Когда я кончу в попку Оливии, я планирую раскрыть её ягодицы, чтобы моя сперма вытекала. И знаешь что ещё? Может я даже слизну её языком. Потому что я грязный. Гораздо грязнее, чем ты могла себе представить.
Оливия
- Без смазки? – Его голос был скорее рыком.
На секунду я испугалась, что он был зол или того хуже, испытывал отвращение. Он определенно был в шоке, но потом желание вернулось в его глаза, пламенея сильнее, чем раньше, и я толкнулась задом к его твердости, сказав:
- Я смазана и готова.
- Ну хорошо. Встань на цыпочки.
Я мгновенно повиновалась. Его руки схватили меня за бедра и грубо наклонили так, что моя киска торчала кверху, крича «внимание - провалишься». Он встал на колени и поддерживая мои ягодицы, раздвинул их и спрятал лицо в киске. Я чувствовала своими складками его нос, в то время как его язык истязал мой клитор. Поза была настолько грязной и сексуальной, что кровь бросилась мне в голову.
- Ах, - застонала я, когда его толстый палец, смоченный моими соками, нашел свой путь в мою попку. Медленно он поворачивал его, растягивая и подготавливая меня.
- Поверти бедрами, - велел он, и я могла чувствовать его дыхание, задевающее клитор. Я объезжала его язык. Это двойное ощущение было невероятным, почти… гипнотическим.
- Быстрее, - приказал он.
Я мгновенно повиновалась, покачиваясь и судорожно трахая его рот и язык, до тех пор пока каждая клеточка в моём теле не растаяла, как масло в горячей духовке, и я уже была не странной девушкой, потерявшей память, а жидкостью в бассейне непередаваемого удовольствия. Я никогда еще не чувствовала себя настолько наполненной. Совершенно удовлетворенной. Я практически вернулась на стадию «прежняя Оливия», как только он отошёл от меня.
- Жди здесь, - приказал он. Я наблюдала за ним, пока он взял подушку с длинного дивана в другом конце комнаты и вернулся с ней. Он держал её передо мной, ведя меня вперед, пока подушка не оказалась зажатой между моим пахом и подоконником. Было слышно, как его брюки упали на пол, а его твёрдый член вошёл в мою скользкую киску.
- О, доктор, - выдохнула я, содрогаясь от удовольствия и толкая себя на восхитительный толстый ствол. Не спеша, полностью контролируя, без какой либо срочности, он трахал меня некоторое время, затем вышел и потерся головкой члена, густо смазанной моими соками, об узенький вход моей попки.
- Это моя прекрасная попка, - сказал он. – Я в этом эксперт! Мне не нужно твоего разрешения от тебя или кого бы то ни было. Я буду входить в неё и оставаться там так долго, как мне захочется. Ты поняла?
- Да, - стонала я. – О Боже, да.
Мне до боли хотелось быть заполненной им. Позади себя я ощущала его содрогающееся тело. Меня не нужно уговаривать. Я расслабилась и ждала, пока он медленно, сантиметр за сантиметром, каждый раз останавливаясь, чтобы дать мне привыкнуть к вторжению, принуждая меня и растягивая узкий проход, где не следовало бы быть человеку, пока не оказался настолько глубоко, что я не могла уже ни о чём думать.
Когда он достиг этого, я с облегчением выдохнула. Он использовал эту возможность, чтобы протолкнуть себя ещё глубже в моё тело. Мои ноги дрожали, а мышцы напряглись. Ощущать его так глубоко во мне было странно, но жутко интересно. Я могла чувствовать как он пульсирует и трепещет внутри меня.
Я обернулась и посмотрела на него. Его глаза были прикрытыми и тёмными, а челюсть крепко сжатой с чистой похотью.
- Ты такой чертовски огромный, - захныкала я.
Его ответом было отступить и вбиться обратно. Я закричала от пронизывающей меня боли, но она тут же сменилась буйной радостью от того, как он продолжал двигаться во мне. Я ощутила себя растворившейся вокруг него. В окне уже не было видно отражения, оно запотело от моего дыхания. Его член дарил мне множество ощущений, от которых начинала кружиться голова. Это было единственным, что имело значение. Я дарила ему удовольствие.
Я сжала его ствол внутри себя настолько сильно, как только могла, так что он зарычал. Он чувствовал, отлично зная, что я могла бы сделать с ним. Это заставило меня почувствовать себя сильной. Он увеличил свой темп. Эти движения заставили тереться мой клитор о маленькую подушечку зажатую между мной и подоконником.
Его толчки становились всё более безумными, и налитый кровью клитор терся о подушку всё сильнее и сильнее. Я снова начала приближаться к кульминации. Моё тело напряглось. Его член как будто понял меня, он увеличился внутри меня. Но я больше не могла концентрироваться на этом – ощущения которые зарождались во мне, пронеслись сквозь меня ураганом.
Меня закрутило в водоворот чистого удовольствия. Соки хлынули из меня и стекали вниз по моим ногам. Я кричала снова и снова, в то время как он кончал во мне, извергаясь внутри меня.
Разбитая вдребезги, как если бы я упала с высокого моста, я удерживала его своими мышцами, прислушиваясь к ощущениям своего тела. Они все были едва различимыми. Они не хотели его покидать.
Он медленно вышел. Я вздохнула.
Он наклонился и облизнул мои липкие бедра. И это было только началом того, что он облизывал той ночью.
Глава 21
Не подходи слишком близко - это темная сторона, здесь прячутся мои демоны.
Марлоу
Она умиротворенно лежала в моем антигравитационном кресле. Я смотрел на её лицо, невинное и ужасно доверчивое, и почувствовал пронзившее меня яростное желание защитить её. Я ранее это испытывал, но только не по отношению к женщине.
В первый раз это было, когда родился мой сын, и медсестра дала его мне завернутого в одеяло, всего в морщинках, пятнах, красного, и откровенно говоря уродливое маленькое существо – скорее подменыш (вещь ребенок, оставленный эльфами взамен похищенного.- прим.переводчика), чем человек. Его глазки и кулачки были плотно сжаты, и первым ощущением, нахлынувшим на меня были не радость и счастье, а сильный страх.
Смогу ли я защищать его от этого жестокого мира достаточно долго, до тех пор, пока он не сможет позаботиться о себе сам? Это чувство пропало также быстро, как и появилось, но я никогда его не забывал. Удушающая паника. Сейчас это вернулось. Этот страх того, что не смогу защитить её, пока она сама не будет в состоянии это делать. Я отпустил это. Я знал, что смогу добраться до разгадки этой тайны. Я знал, что Ивана выбрала меня неслучайно.
Сегодня моей целью было вернуть её в тот день, когда умерла её мать, но для начала мне хотелось отвести её в безопасное воспоминание. Что-то, что она могла бы рассказать и показать, как и другие успешные путешествия в прошлое.
- Ты в абсолютной безопасности, Оливия, - сказал я тихо. – Нет ничего, что могло бы причинить тебе вреда. Тебе сегодня исполнилось шесть лет, и пора спать. Где ты?
- В башне, - пробормотала она. – У меня был чудесный день. Подарки лежат по всему полу. Ивана говорит, что они могут полежать здесь сегодня, но завтра всё нужно будет аккуратно убрать.
- Она сейчас там? – Она по-детски улыбнулась. – Что она делает?
- Ивана читает мне сказку. «Почему мачеха такая жестокая?» - спрашиваю её я. «Именно так чаще всего изображаются в сказках мачехи», - говорит она. «Почему?» «Потому что она не в силах прекратить ревновать свою падчерицу, я полагаю». Я хмурюсь. «Но ты не такая?» «Конечно же нет», - говорит она и расплывается в наглой ухмылке. «Но могла бы, если бы не любила тебя так сильно». Я киваю. Это кажется для меня совершенно логичным. «Ивана?» «Да, дорогая». «А почему Золушка не расскажет своему папе о том, как её мачеха и сестры с ней поступают?» «Быть может, потому что Золушка была слишком хорошей, чтобы сплетничать о ком либо. И, я считаю, она могла подумать, что если бы её папа узнал об этом, то ему было бы очень, очень трудно сделать выбор между ней и мачехой, так как он любил их обеих». Я хмурюсь и думаю о том, что она говорит. Это довольно шокирующая для меня информация, что отец Золушки любил их одинаково. «Ты думаешь, что он мог бы выбрать злую мачеху, а не хорошую, добрую Золушку?» - спрашиваю я. Ивана скрывает улыбку. Взрослые всегда так делают. «Наверное, нет», - говорит она и закрывает книгу. Я вжалась спиной в подушки. «Если бы я была им, то выбрала бы Золушку», - говорю я. «Я бы тоже», - шепчет она и целует меня на ночь, переключая лампу на синий ночник, и тихо выходит из комнаты. Я слышу эхо от её туфель, пока она спускается по ступенькам башни. А после я смотрю в ночноё небо, полноё звезд, гадая при этом, где моя мама. Начинаю чувствовать себя всё более и более сонной. И засыпаю.
Она замолчала и я уже собирался отвести её в тот день, когда умерла её мать, как вдруг она снова заговорила, и я понял, что здесь есть больше воспоминаний, гораздо больше.
- Меня будит царапающий звук. Я хочу спать. Я не хочу просыпаться, но звук становится громче. Я открываю глаза и прислушиваюсь… и вдруг я просыпаюсь. Это не царапание, которое мне послышалось, а звук когтей, звук собачьих когтей поднимающихся по каменным ступеням башни. Вместе с собачьей, есть ещё одна поступь. Гораздо тяжелее и устойчивей. Шаг за шагом они идут вверх. Я прижимаю своё одеяло к подбородку и задерживаю дыхание. Дверь открывается.
Её конечности начали беспокойно вздрагивать.
- Кто пришел к тебе в комнату?
- Садовник Том и его питбуль Тигр, - сказала она. Дрожь проявляется в её голосе. – Я боюсь их. Я хочу, чтобы они ушли.
- Ничто не может навредить тебе, Оливия. Ты просто наблюдаешь за этой сценой из очень безопасного места.
- Тигр заходит в комнату, его шаги шумные. Этот звук заставляет меня леденеть. У него мощные челюсти, а также он очень сильный. Я видела, как Том тренировал его в саду. Под его блестящим, черным мехом извиваются и бугрятся мускулы. Его широкая, квадратная голова поворачивается в мою сторону, а его маленькие свинячье глазки находят меня. Я боюсь Тигра. «Внимание», - говорит Том, и Тигр выходит на середину комнаты. Он не сдвинется с этого места, пока Том не даст ему команду уйти. Его жёлтые глаза не мигают. Он открывает пасть и начинает шумно дышать. Слюни капают на пол. «Я не хочу», - говорю я Тому. – «Пожалуйста. Это всё ещё мой день рождения, и папа говорит, что мне дозволено делать всё, что я хочу на мой день рождения». Том смеется. – «У меня есть для тебя подарок на день рождения». «Я не хочу», - говорю я. Тигр начинает рычать. Этот звук пугает меня. Я начинаю плакать. «Прекрати», - ругает меня Том. – «Я не могу выносить, когда ты так делаешь». Рычание Тигра становится всё более свирепым. Из пасти начинает выступать пена. Том заставляет снять меня штанишки. Затем он наклоняется своим ртом ко мне между моих ног… и лижет, и сосет мне… там внизу…., а потом моя голова начинает кружиться, и через некоторое время моё тело словно плывет.
Я вскочил со своего места, ошеломленный начал ходить по комнате, прижав руки ко лбу. Я не мог в это поверить. Я обнаружил белую сову. И ею был чертов садовник! Шипение чистой ненависти вырвалось из моего горла. Отвращение, подобно пальцам, впившимся в мои кишки, царапало, рвало и кололо. Педофилия никогда не переставала ошеломлять меня, неважно сколько бы раз я не слышал об этом. Как эти больные люди могут разрушать невинных маленьких детей.