Наверняка он просто на съёмках — Граня не переставала позитивно мыслить. Освободится — перезвонит обязательно!
Вот сейчас пришло сообщение, что абонент «Папа» снова появился в сети. Агриппина набрала его номер.
Он сбросил вызов…
Девочка вышла в полутёмный зрительный зал, села на ступеньки и принялась набирать папе СМС — чтобы он перезвонил ей. По важному вопросу. Срочно.
Граня не привыкла просить о таких простых вещах. Умолять позвонить — ну что же это такое?.. В памяти сам собой всплыл вдруг обрывок разговора — плачущая мама жаловалась подруге на то, что «он» игнорирует её просьбы, не берёт трубку, когда она звонит. «Ведь ничего особенного-то мне от него и не надо, он уже не мой ведь муж — откуда же вредность такая? За что он так со мной? Или раз совсем вычеркнул из жизни, то, значит, никаких разговоров и просьб? Всё?» Тогда Гране мало что было понятно из этой сбивчивой речи. А сейчас вдруг смысл как-то приоткрылся… Может, и её папа из своей жизни тоже вычеркнул, как когда-то маму? Не может быть — она же, Граня, его дочка! Настоящая! С ней нельзя развестись, как с мамой!
Или… можно — если она надоела, если место в том участке сердца, которое отвечает за любовь, занято кем-то другим?
Граня замерла. Перестала набирать сообщение. Слеза капнула на экран телефона. Ещё одна капнула…
Девочка всхлипнула.
Всё, о чём она сейчас подумала, было похоже на правду.
На неправильную правду.
Но правда всегда одна.
Да? Это правда, что одна правда?..
… — Эй, с кем ты там разговариваешь? — раздалось вдруг со стороны звукооператорского пульта.
Агриппина вздрогнула. Вскочила, автоматически придала лицу бодрое и спокойное выражение.
— С кем разговариваешь-то? — снова раздался вопрос.
Граня присмотрелась и увидела парня, сидящего за чуть подсвеченным широким пультом.
— Я? Разговариваю? — оглядевшись и не увидев никого другого, к кому бы ещё мог быть адресован этот вопрос, спросила она.
— Ага, ты, — весело ответил парень. — «Правда всегда одна! Это правда, что это правда»… У тебя кто? Хомяк? Котёнок? Покажи.
Оказывается, свои вопросы к Великому и Таинственному она произносила вслух! Ну, совсем раскисла девчонка! А хомяк — это тема…
— Не хомяк, а морской свин, — сообщила она.
— Ну покажи, покажи! — ещё больше оживился парень за пультом. — Неси его сюда. Пусть он тут у меня по доске побегает! Ему понравится!
Агриппина рассмеялась. Подошла к пульту, присмотрелась к оператору и поняла, что он совсем мальчишка. Её ровесник или чуть постарше. У кого что на уме — а у него хомяки и котята…
— Шучу — я просто по телефону разговаривала, — разочаровала любителя хомяков Граня.
— А-а… Ясно, — кивнул парень. — А ты новенькая, да? Из добора?
— Да.
— А как тебя зовут? Я Гриша.
— А я Граня, — улыбнулась Граня.
— Надо же — Гр-р-раня… — прорычал Гриша.
— А сам-то — Гр-р-риша! — прорычала в ответ Граня и засмеялась.
Гриша тоже засмеялся.
— Ты танцуешь? — спросил он, весёлыми глазами глядя на Граню.
— Пою! В хоре.
— А-а, ну, тогда буду на вас смотреть с пристрастием, — пообещал Гриша. — А я второй звуковик. Я весь спектакль вот здесь, на пульте. Главный там, — Гриша показал рукой под потолок, — а моя задача — поддержка, вывод звука в фойе, шумы и спецэффекты.
— А вот скалы когда рушатся…
— Да-да, это не на основной фонограмме же записано, это как раз я включаю — наложенные звуки! — закивал Гриша, радуясь, что Граня оценила важность его работы и поняла природу явления. — А ты разбираешься?
— Да просто догадалась. — Гране тоже польстило, что её способности к осмыслению действительности похвалили.
Вот в таком режиме — кукушка хвалит петуха — Граня и Гриша проболтали весь перерыв.
Граня даже забыла о том, что ждёт звонка от папы.
Но рано или поздно всё заканчивается — раздалась команда пятиминутной готовности, артисты бросились к сцене. Граня, которой Гриша трогательно помахал руками со скрещенными пальцами («чтоб всё было хорошо!»), тоже помчалась.
Начался прогон.
До папы Агриппина дозвонилась вечером. Из дома. Позвонила просто наудачу — а он трубку взял! Спокойно, весело, как ни в чём не бывало — будто не видел пропущенных Граниных вызовов, не сбрасывал звонков и не выключал телефона, поинтересовался, как дела у его Грушки-девчушки. Стараясь пропустить мимо ушей ставшее ей просто ненавистным слово «Груша», девочка была вынуждена прочирикать что-то безлично-позитивное. Мама, которая была неподалёку, слышала её разговор — так что Граня не только не могла сказать в трубку: «Папа, я прошу тебя подписать один очень важный для меня документ», но и вообще произнести слово «папа». Маме всегда было очень неприятно, когда её единственная девочка щебечет с папашей. Понятно, что от общения с ним никуда не деться — но вот больно это было маме. А Граня не хотела маме боли причинять.
Поэтому сейчас — как могла бы сказать это любому другому нейтральному человеку — она заявила папе, что срочно хотела бы встретиться и поговорить с ним, поскольку у неё есть к нему большая просьба. Граня говорила так, что даже половую принадлежность того, с кем она общается по телефону, установить было невозможно. «Ты», «К тебе», «С тобой»… Так она могла бы говорить с любой подружкой — поэтому мама, до которой долетал этот разговор, расслабилась и даже, видимо, не прислушивалась. А вот если бы Граня с телефоном начала закрываться в своей комнате, прятаться в ванной — мама немедленно бы напряглась и если не подслушала, то после разговора точно поинтересовалась бы его тематикой.
К сожалению, папа отшутился и дал понять, что в ближайшие несколько дней — ну никак. Агриппина по опыту знала, что на папу надо просто сильнее давить, пожелала ему спокойной ночи.
И решила позвонить снова завтра с утра. Он просыпается поздно, сонный плохо соображает и — иногда принимает самые неожиданные решения. Репетиции завтра нет, так что после контрольного звонка Агриппина попросту подкатит к его дому, дождётся, когда тот выйдет — и заставит подписать бумагу. Папины паспортные данные она в эту бумагу уже сама вписала.
…Странно. Ещё вчера она долго бы расстраивалась, переживала, как же так сильно папа её стал игнорировать, долго придумывала, что делать. А тут — мгновенно. И проблема забыта.
Потому что хотелось думать о Грише. Это вот что такое? «Пришла пора — она влюбилась»? Влюбилась? Она, Граня? Быть такого не может. Да и за один вечер влюбляются разве только… В сериалах разве только. Или не только?
Граня не влюблялась — только потому, что было неинтересно. В детском возрасте она, конечно, влюбилась пару раз. В детском саду. Сама этого устыдилась — мама помогла правильно расставить акценты и понять, что всё это просто повторюшничество, дань моде: «все в группе повлюблялись, влюблюсь-ка и я»…
Но мало того — Граня не стремилась поскорее разнообразить свою обычную жизнь жизнью интимной. Ей и всей её тусовке было, что называется, по приколу чувствовать себя над физиологической суетой. По собственному выбору, а не потому, что ни-зз-зя, никто из них романов не заводил — ни внутри компании, ни за её пределами, случайных связей для непременного получения опыта не искал.
И это они считали своей фишкой. Спокойно, не напоказ. И гордились этим.
Мама всё детство долбила Гране, что в школьной жизни главное — дружба (главное после учёбы, разумеется), а ещё лучше — просто нейтральное взаимное уважение. И девочка поверила. Успокоилась. Подруг у неё было много, друзей тоже — за время совместной учёбы сбилась эдакая компания юных снобов, очень образованных, очень беспроблемных. Когда было не лень, они поддерживали имидж людей стильных, критичных, циничных, остроумных и беспечных… О том, что им не по приколу участвовать в погоне за половыми ощущениями, сама же она, Граня Градова, и придумала, и внятно сформулировала для своей тусовочки… Всем понравилось.
— Мы ещё дети, — прикрыв глаза и томно затягиваясь сигаретой, любил повторять Иванко Чарников, поздний сын пожилых богатых бумагопромышленников. Вздыхал, лениво качал ногой и повторял эту фразу ещё на нескольких языках, как будто сообщал о своём возрасте беспечности всему миру. — Weare still children[1 — Мы всё ещё дети (англ.).]… Nous sommes encore les enfants[2 — Мы всё ещё дети — только по-французски.]… Siamo ancora dei bambini[3 — Мы всё ещё дети — по-итальянски…]…
Другие охотно соглашались с Иваном, смешным белобрысым переростком. Соглашались — и отправлялись все вместе на фестиваль какого-нибудь концептуального кино, где часто прорывались в зал с боями, доказывая, что уже взрослые.
Вот такие они были противоречивые — и получали от этого удовольствие.
И Граня вместе с ними.
А теперь что?
…Карие глаза Гриши, улыбка — милая и весёлая. Всё это — и глаза, и улыбка, обращённые к ней, Гране! Он рад ей, он заинтересован, он не отводит взгляда. И так — все двадцать минут подряд, до тех пор, пока Граня не умчалась на сцену. Двадцати минут достаточно, чтобы влюбиться?
Если да, то она точно — влю-би-лась…
Агриппина затаилась в своей комнате, выключила свет, уселась на кровать, замоталась одеялом и стала смотреть в темноту. Спать не хотелось. Да какое там спать!..
Забыть Гришу было невозможно. Невозможно не думать о нём, не воскрешать перед мысленным взором его славное лицо. «Глупое сердце, не бейся…» — вот так поэзия пригождается! Сердце-то бьётся. Тахикардия просто. Мама часто страдала тахикардией и пила валерьянку с пустырником, после чего укладывалась на диван и лежала неподвижно, ожидая, когда страдания закончатся. И вот теперь сердцебиение у Грани.
Но разве ей до лежания на диване? Хочется бегать. Может, просто-напросто она перерепетировала, переутомилась? Всё-таки шесть уроков в школе, пять часов на сцене — это для её возраста о-го-го? Поэтому и не поощряется детский труд?..
«Валериановых капель, матушка?» — подшутил бы папа в этом случае.
Папа… Или по его поводу Граня расстроилась? Да, расстроилась — вон и ладони стали влажными. Нервишки, однозначно-с…
Нет, никакой не папа — Гриша! Граня честно призналась себе в этом — и сердце её сладко защемило. Простые слова, часто употребляемые в письменной речи (в основном в низкопробных романчиках — так наверняка квалифицировала бы эту фразочку мама). Но точнее не скажешь! Сердце — которого раньше Граня никогда не чувствовала — ну, стучит себе, если прижать руку к грудной клетке или местам прощупывания пульса, — да и стучит. А тут щемит, грустно от этого как-то — и сладостно. То есть невыразимо приятно. И плакать хочется.
Граня и заплакала. Улыбалась Грише, с радостью вспоминая его весёлую улыбку и всё то, о чём они болтали, и плакала. Прямо рыдала — чего не делала со времён младшей-младшей школы…
Утром ничего не прошло. Не изменилось, не забылось. Гришу хотелось видеть. Гришу хотелось слышать. Гришу хотелось обнять. Поцеловать — очень хотелось. Хотелось беспрерывно болтать с ним — таким остроумным, не хуже всех мальчишек из их славной школьной тусовки. Пробежаться с ним по всем тем местам, где они обычно бывают. А ещё — как можно скорее познакомить его с Тусей, Ольгой, Бет, Зедом, Иванко, Андреем-Шпрехером, Катрин, Вилли! Гриша сто процентов впишется в их славное общество, он такой!..
…Однако в школе Граня поняла, что рановато афишировать свои страстные чувства. Все перемены напролёт её компашка циников-умников глумилась над одноклассницей Теплушкиной. Эту Теплушку несколько раз видели в обществе продавца мобильников. А вчера Зед, Бет и Вилли, зайдя в ближайший офис-стекляшку, чтобы положить денег на телефон, увидели их обнимающимися и целующимися. Прямо за углом этой самой «стекляшки». Наутро в школе Теплушкина бросилась объяснять, кто это такой был, оправдываться, что продавец мобильников ей нужен был лишь для продолжения получения позитивного опыта в сфере отношений с молодыми людьми.
Но Гранины друзья были неумолимы: веселились, как могли, расписывая перспективы их отношений, составляли свадебное меню и выбирали место для проведения празднества, достойное такой престижной пары.
Теплушкина слышала это. А может, и не слышала… Но, явно смущенная наличием в своей жизни этого продавца, сидела сильно пришибленная.
Граню не то что покоробило от этого — она просто чуть не взорвалась. От жуткого, просто жутчайшего негодования! Тоже, понимаете ли, аристократы выискались! Не подходит, значит, Теплухе продавец мобильных телефонов! Не соответствует социальному статусу…
Граня тут же представила, как друзья будут ржать, узнав, что ей понравился трудяга-звуковик. И её полная негодования речь так и не была произнесена…
Под очередной взрыв хохота девочка молча уселась на своё место. Друзей-подружек своих она сейчас просто ненавидела. И тут — явно для объективности — ей вспомнилось, что точно так же, если не жёстче, некоторое время назад они прикалывались над романом их одноклассника Жоры с дочерью тюменского нефтяника. В сентябре дочь эта пришла новенькой в десятый класс (привёз нефтяник семейство жить в столицу, выбрал доченьке престижную школу, всё как положено), Жора увидел её, влюбился. И совершил глупость — сделал свои чувства достоянием общественности. Так что потешались надо всем: что Ромео на год младше Джульетты, что ниже ростом, что они на переменах держатся за руки. И особенно смаковалась история про то, как они пошли на романтическую пешую прогулку по Москве и заблудились — пришлось ловить машину. Но такси шайтан-арба (а останавливались исключительно такие) так испугало не привычную к московскому демократическому транспорту тюменскую принцессу, что она встала посреди тротуара и зарыдала. Растерявшийся влюблённый забыл, как звонить в службу заказа такси… Дело кончилось тем, что позвонили родителям. Дождавшись от хлюпающей носом дочери внятного ориентира, где в данный момент влюблённые находятся, нефтяник, бывший в это время в Лондоне, вызвал шофёра на машине. Тот отыскал бедолажек и развёз по домам… История стала известна всем — потому что попала под статью позднего хождения по улицам несовершеннолетних без сопровождения взрослых. В тот день завуча угораздило наведаться домой к новенькой, узнать, как она адаптируется, а тут маменька с телефоном в руках носится, ждёт доставки загулявшей принцесски…
Всем ученикам средней и старшей школы это было рассказано. В назидание — не шляйтесь по улицам, не ловите машины…
Не сразу, но смех на всех углах убил-таки Жорину любовь. Любовь прошла, а шутки долго не иссякали. И исходили они в основном от этих вот остроумцев, Граниных друзей…
Так что молчать, не рассказывать! Ни за что!!!
Подходило время бежать на репетицию. Прогуливать для этого историю — последний урок. Граня аккуратненько собрала вещички, договорилась с подружками о прикрытии в случае возникновения шухера. Выбралась из здания школы.
И тут вспомнила, что за всеми переживаниями этого дня забыла ещё раз дёрнуть по телефону папу! Сейчас-то уже день в разгаре, позвонив, Граня убедилась, что папа трудится — после полуминуты вступительного трёпа «Ну как ты? Ну что ты там, Грушенька?» он свернул разговор: «Ой, на второй линии важный звонок! Не сердись, пока, Грушок!» И обещал перезвонить вечером.
Вечером так вечером.
…Граня идеально вписывалась в спектакль. Запомнила все мизансцены, порядок выходов и уходов — не говоря уже о партитуре. Сегодня она была особенно точной, внимательной и пела прекрасно.
И в первом же перерыве — недолгом, на пятнадцать минут — помчалась к звукооператорскому пульту.
Гриша сидел там. Двигал тумблерами, щёлкал по клавишам ноутбука, соединённого с общей звуковой системой, переговаривался по специальной связи с другим звуковиком.
Он был рад Агриппине, очень рад! Вытащил из-под стола пирожное — кольцо с творожным кремом. Протянул Гране. Подарок! Первый подарок.