10. В ПЕРЕУЛКЕ У МЭРФИ
За ремонт взялись всерьез, и когда он был близок к завершению, миссис Кэрью решила про себя, что она выполнила свой долг и здесь можно поставить точку. Обо всем этом следует просто забыть. Этот мальчик не Джейми, просто невозможно, чтобы это был он. Может ли быть, чтобы жизнь возвратила ей ее дитя немощным и изувеченным? Нет. Надо выкинуть из головы такие мысли.
Но забыть это не удавалось. Темная комнатушка и задумчивое лицо мальчика неотступно стояли у нее перед глазами. И она задавала себе без конца один и тот же мучительный вопрос: «А если это все-таки Джейми?» И во все это оказалась замешана Поллианна. Еще можно было отделаться от нее, когда она проповедовала и вопрошала, но как отстраниться от этих глаз, полных мольбы и укора? Уже дважды миссис Кэрью навещала больного мальчика, и ей казалось, что следующий визит обязательно откроет ей истину. Что-то такое будет увидено или сказано, по чему она поймет, что этот мальчик — не ее Джейми. Уже в присутствии мальчика она решительно сказала, что он не имеет к ней отношения, но вопросы продолжали возникать и возникать. Наконец, загнанная в тупик, она решила сесть и написать обо всем Делле. Подробно изложив всю историю своего знакомства с мальчиком, она продолжала:
Наверно, я напрасно навешиваю на тебя свои заботы и напрасно питаю какие-то надежды. Я как будто бы минуту назад была совершенно уверена, а сейчас моя уверенность поколебалась. Вот почему я зову тебя сюда. Ты должна тоже на него взглянуть.
О, как мне хочется услышать, что ты скажешь! Конечно, мы помним только четырехлетнего Джейми, а теперь, если он жив, то ему исполнилось двенадцать лет. Судя по всему, этому мальчику тоже двенадцать лет, хотя он даже не знает дня своего рождения. Глаза и волосы у него чуть темнее, чем были у Джейми, но ведь с возрастом это обычно меняется. Он калека, но не от рождения. В шесть лет он упал, и сперва сильно хромал, а потом и вовсе потерял способность ходить. Его отца никто не может описать сколько-нибудь подробно. Но в том, что я узнала, есть общее с характером мужа нашей бедной Дорис. В доме его звали «профессором», он слыл чудаком, и всю его собственность составляли только книги. В чем-то и Джон Кент был именно таким — чудаковатым, богемным. Но был ли он так помешан на книгах, я точно не помню. Может быть, в твоей памяти отложилось больше? Во всяком случае прозвище «профессор», сам ли он сочинил его для себя в шутку или придумали люди, весьма к нему подходило. А кто этот мальчик — я не знаю. Не знаю! Надеюсь, что ты заметишь что-то и скажешь решительное «нет». Или безусловное «да».
Твоя измученная сестра Руфь.