А сейчас, наверное, она сама — бабочка. Яркая, легкая, воздушная и наполненная пузырьками радости. Модная, с сумкой от Лилло, в сандалиях со стразами и в цветастом сарафане сидит в самой чудесной машине на свете и проживает свой самый чудесный день.
— Ну, скажи, куда мы едем? Скажи!
— Иногда не стоит знать всего заранее, принцесса. Подожди чуть-чуть и ты все увидишь.
— Но мы точно направляемся в Ланвиль. Я видела указатель!
Чейзер улыбнулся.
При нем, сдержанном и загадочном, она казалась себе персонажем из мультика: неугомонной девочкой, постоянно дергающей медведя за шкуру, прыгающей вокруг и беспрерывно задающей вопросы: "А что будет дальше? А если вот так? А тут? Ну, расскажи-и-и мне!"
Профиль Мака завораживал, и тот факт, что каждая черточка была давно изучена, не мешал Лайзе всякий раз любоваться его лицом. Красивым, мужественным, спокойным лицом уверенного в себе человека. Какие же все-таки притягательные руки. А эти ладони…
Она разглядывала не просто мужчину, а свой шоколадный магазин, фабрику сладостей и поражалась, сколько всего разного может быть собрано в одном человеке. И ум, и упорство, и нежность, и непредсказуемость, и задор, и азарт. Любовь к дорогам, дух путешественника, романтизм и где-то в глубине железная логика. И этот набор противоречий, который не противоречил самому себе, назывался Маком Аллертоном.
— О чем задумалась, душа моя?
Если бы у Лайзы, как у кошки, был моторчик, в этот момент он бы точно включился — так легко и расслабленно прозвучали греющие сердце слова.
— О тебе. И об этом дне. А еще о том, что в тот раз ты просто привез меня домой и позволил выспаться. Не стал… наказывать.
Слева рассмеялись.
— Я же не изверг. У любого человека есть предел, после которого он выматывается, а у тебя был насыщенный день. К тому же, никто не говорит, что я про свои обещания забыл.
— О-о-о… Значит, сегодня?
— Не волнуйся. Просто расслабься и наслаждайся. Это будет самый лучший подарок для меня.
— Хорошо.
— Тем более, принцесса, я ведь не всегда предсказуем. Даже если так иногда кажется.
— Да мне вообще не кажется, что ты предсказуем.
— И более глубок. Ты ведь это хотела увидеть?
Где-то внутри трепетно защекотало. Да, хотела. И одновременно боялась. Что, если Мак окажется "тем самым", и все галочки заполнят необходимые поля и квадратики в анкете "мой идеальный мужчина"? Тогда придется довериться, раскрыться, а это всегда немного боязно.
Да, лучше последовать правильному совету и немного расслабиться. Просто расслабиться.
Мысли прервал заботливый вопрос:
— Ты не голодна? До Ланвиля еще восемьдесят километров. Можем свернуть и поесть в каком-нибудь крохотном городке по пути.
— Нет, я успела позавтракать.
— Хорошо.
— А ты?
— Я тоже успел. Кстати, ты когда-нибудь была там, куда мы едем?
— Нет, хотела, но так и не доехала.
— Тогда ты не знаешь о том, что там начинается море?
— Море?! — Лайза едва не взвизгнула от восторга. — Настоящее море?
— Да. Не залив, не озеро, не бухта — море.
— Как здорово! И почему я об этом не слышала? А мы его увидим?
Мак, не отнимая рук от руля, повернул запястье и взглянул на часы.
— Да. Где-то через полчаса.
— Ура-а-а!!!
День сделался ярче: еще громче застрекотали кузнечики, горячее принялись припекать лучи, а воздух наполнился сладким ароматом счастливого "уже скоро".
Через полчаса они действительно увидели море. А еще через пятнадцать минут, Лайза увидела настоящую белоснежную яхту — не лодку, не катамаран, не какое-то плавучее средство, а именно яхту — большую, с гладкими формами, отполированными полами и темными стеклами, резко и красиво контрастирующими с белоснежными панелями.
Восторгу не было предела: как же, ведь это не журнальная картинка, а настоящая красавица, которую можно потрогать. Лайза тут же оббегала все, что можно оббегать: этажи, лестницы, каюты. С изумленными вздохами осмотрела каждое помещение, потрогала хромированные перила, прополоскала ладонь в джакузи, установленную наверху, и застыла напротив столика, сервированного на двоих.
— Мы будем тут есть? Мы вдвоем, ты и я?
Мак, глядя на лицо с огромными распахнутыми глазами, наслаждался написанным на симпатичном личике замешательством.
— Да, но только позже. Мы здесь пообедаем и поужинаем. А пока как насчет поплавать?
— Поплавать?
Забыв сказать "да", Лайза уже неслась к каюте, в которой оставила сумку.
Море.
Как давно она не видела море — год, два, три? На прежнем Уровне? В прежней жизни? Она почему-то не могла вспомнить деталей. Помнила, что такие вот слепящие глаза зайчики, бегущие по волнам, и соленые брызги случались в последнее время только на экране телевизора.
А здесь была вода. Настоящая, мокрая, теплая, ласковая. Она укутывала одетые в лоскутки бикини тело со всех сторон, мяла его, чуть сплющивала, закручивалась оставленными пальцами воронками и исходила от шеи волнами.
Море.
Лайза хохотала, отбиваясь от цепких рук Чейзера (плевать на прическу, плевать на макияж), брызгала в него водой, пыталась уплыть, а после, с непривычки быстро выдохнувшись, отдыхала у него же на услужливо подставленном колене. Обнимала за шею, вдыхала запах кожи и морской соли, любовалась смеющимися глазами, в которых отражались блики и пенные гребешки.
А потом, набравшись сил, прыгала в глубину, оттолкнувшись от его ноги и била по упругой поверхности ладошками — просто так, от радости, от свободы, от запутавшегося в волосах счастья. И, истратив силы на очередной заплыв вокруг спокойно покачивающейся яхты, расслабленно отдыхала, лежала на спине, наслаждалась бархатным чувством облизывающей кожу воды.
— Как здорово! Слышишь? Здорово!
Покрытые солеными капельками губы лишь улыбались в ответ.
— А как называется эта яхта?
— Ей даст название хозяин. А пока она новая, ничья. Я арендовал ее на день, чтобы присмотреться. Если понравится, мы купим ее себе.
— Мы купим? — Лайза хохотала в ответ. — Себе?
Она ни на миг не верила в серьезность его слов и не зацикливалась на произнесенном "мы" — слишком прекрасно на душе, — просто смеялась, пропускала через себя каждый солнечный зайчик, каждое дуновение ветерка, каждый миг прекрасного дня.
— И как же мы ее назовем?
— Тебе и выбирать.
— М-м-м… Ну, раз это жемчужина моря, островок посреди океана и девочка — ведь этот девочка? — я бы назвала ее "Мечта". Как тебе?
— Отлично. Пусть будет "Мечта"
Глаза Мака улыбались, а на их дне, прикрытая прозрачной глубиной все тех же волн, сквозила нежность.
— Как такое может быть, чтобы никто не знал, куда ведет это море?
— Может, к краю Уровня? Здесь никого нет, потому что это море не указано на карте.
— К краю Уровня? — Лайза распахнула глаза; мокрые стрелки ресниц слиплись пиками; Мак залюбовался. — А почему оно не указано на карте? И дороги к нему не указаны?
Они стояли на нижней палубе. Ласково плескались серовато-синие волны, облизывали белый борт, стекала с мокрых плавок вода.
— Дорог тоже нет, но некоторые их находят и приходят сюда купаться. А так, как видишь, — Мак качнул головой, указывая на расстелившуюся до самого горизонта водную гладь, — никого.
Да, никого. Лайза задумалась: они приплыли сюда на моторной лодке, которая теперь была прикреплена к задней части яхты, и действительно не встретили по пути ни одной живой души. Что на берегу, что здесь лишь свежий ветер и тишина. Морской простор.
— А к краю Уровня… Это если плыть, то упрешься в невидимую стену?
— Я не знаю, я еще не плавал.
— А кто-нибудь плавал?
— Если так, они не писали об этом отчетов.
— А может, попробуем? Вдруг это море ведет на другой Уровень? Или в другое измерение?
Мак засмеялся. Снял с перил полотенце, накрыл им хрупкие, с разметавшимися мокрыми прядями волос и покрытые солью плечи.
— Если захочешь, попробуем. Все попробуем. Найдем время и отправимся в кругосветное путешествие по безымянному морю. Без карты и без направления.
— Здорово! А мы не потеряемся? Вдруг застрянем вдвоем на неопределенное количество времени, как герой в одном фильме.
— А чего нам бояться? Тот герой был один, а мы будем вдвоем. Точно "Мечта".
Она стукнула его кулачком по груди и рассмеялась, а он в ответ обнял и уткнулся носом в пахнущую волнами макушку.
До вечера они, казалось, переделали тысячу дел: принесли из лодочной кухни еду и пообедали; испробовали джакузи, долго меняли режимы подогрева воды и подачи пузырьков, после чего нежились в бурлящих потоках; разложили на крыше складные лежаки и какое-то время лениво подставляли бока плывущему вдоль зенита солнцу. Вновь исследовали палубы и трюм, восхищались устройством мощного двигателя: трогали, разглядывали металлические поршни и трубки и по очереди рассказывали друг другу, какие детали (наверное) можно было бы заменить, чтобы добиться сверхзвуковых скоростей. Врали, сочиняли и ухохатывались над собственным незнанием предмета.
Когда Лайза примерила кепку капитана и принялась с серьезным видом крутить штурвал и вещать: "Уважаемые пассажиры! Мы входим в шторм восемь баллов, а впереди по курсу акулы…" — Мак всерьез пожалел, что не взял с собой фотоаппарат.
Яростно и звонко звенел дергаемый за веревку колокольчик.
Время, как и солнце в небе, ползло медленно, но без остановки.
До ужина Лайза отыскала где-то удочки и минут пятнадцать пыталась удить рыбу, пока не осознала, что без наживки и, опять же, знания дела процесс результата не приносит.
Неинтересные удочки были забыты, но обнаружились два скутера — начались гонки. Минут сорок вокруг яхты слышался рев двух моторов, женский визг, плеск рассеченных пополам волн и дикий восторженный хохот.
На покрытой высохшими следами ступней палубе свернулась леска; за бортом, покачиваясь вверх-вниз, плавали забытые белые с красным поплавки.
— Смотри! На ужин нам оставили несколько салатов, нарезку, сыр, масло и восемьдесят коробочек с приготовленными блюдами. И какие выбирать? — Стоящая у распахнутой дверцы огромного холодильника Лайза, к этому моменту высушившая волосы и переодевшаяся в легкий цветастый сарафан, вопросительно смотрела на Мака. — Здесь точно можно год жить с такими запасами! Все, отправляемся в кругосветное путешествие сегодня же!
Маленький капитан. Чертовка. Неугомонная девчонка с синющими глазами и вечной в них радостью жизни.
В этот момент Мак понял, что любит ее. Вот так просто и так глубоко.
Осознание этого факта не явилось неожиданностью, оно просто прозвучало внутри тогда, когда для этого пришло правильное время.
Его девчонка. Его милая ненаглядная чертовка с моторчиком в попе. И сарафане, который ей очень к лицу.
— Доставай все, что хочешь, любовь моя.
Сказал и увидел, как у нее порозовели щеки.
Лайза на секунду зависла, застыла, держа в руке пластиковый контейнер, а потом взглянула на него с затаенной робостью — не шутит ли? Зачем использует такие слова?
В ответный взгляд Мак вложил всю накопившуюся в сердце нежность.
Лайза порозовела еще сильнее и отвернулась, а через секунду достала из холодильника столько контейнеров, сколько позволяли обхватить руки.
Опускались сумерки. Темнело небо, застыли у горизонта подсвеченные розовым облака, посвежел ветер. Теперь море казалось темным, таинственным, другим. В таком не хотелось купаться, но за таким хотелось наблюдать: всматриваться в неведомую глубину, представлять, что на дне выстроены города подводной цивилизации. А, может, где-то, присыпанные песком, лежат клады, а мимо, прямо над ними, плавают рыбы.
Палуба стала оазисом — освещенным пятном, где посреди волн тепло и уютно. Здесь позвякивали бокалы, пахло разогретым стейком и овощами, играла музыка.
Лайза прожевала кусочек мяса, следом зеленую фасолину, взмахнула ножом в такт музыке и спросила:
— Вот эти песни, что здесь играют, я не понимаю слов. Так странно? Откуда эти записи? Обычно текст ясен, а тут как будто разные языки, но ни один непонятен. Как так?
Мак, расслабленно откинувшийся на спинку плетеного стула, улыбнулся.
— Все верно. Эти записи из очень далеких мест. Мне их по дружбе привозит коллега по работе — она часто бывает в командировках.
Лайза тут же нахохлилась: что это еще за коллега? Перед глазами тут же предстал образ длинноногой большегрудой блондинки в латексной одежде, с вырезом до пупа и дымящимся кофе на подносе.
Аллертон расхохотался. Видимо, прочитал возникший в сознании образ по глазам.
— Эта коллега — женщина моего Начальника, его вторая половина. Так что твои опасения напрасны.
— Женщина твоего начальника?
— Да.
Образ блондинки тут же сменился другим: сухой надменной теткой с орлиным носом и надменным взглядом. Вторая половина начальника. Такая, наверное, должна быть невыносимой мымрой.
— А кого ты представила теперь? У тебя такое лицо, будто ты вспомнила уборщицу Магду из забытого Богом колледжа, которая всегда бьет учеников палкой от швабры.
Теперь они смеялись вместе.
— Нет, я представила кого-то хуже — эдакую сухобздейку, приказчицу в юбке, мегеру с повадками акулы.
Мак усмехнулся, покачал головой и хлебнул воды.
— Нет, все не настолько плохо, но поводов для беспокойства все равно нет. Однажды мы вместе съездим в те места, где звучит незнакомая музыка. Ведь ты поедешь со мной?
— Поеду.
И она снова запуталась в проступившей в зеленовато-коричневых глазах нежности. Покачивались от ветра стебельки цветов, поставленные в стаканчик, играло на скатерти бликами пламя зажженной низенькой свечки; мягко покачивался пол — море убаюкивало яхту неслышной песней.
Они долго говорили; Лайза предпочитала больше слушать, а Чейзер, наоборот, рассказывать: о себе, о друзьях, о местах, где побывал, о тех, с кем сводила и разводила жизнь. Этот вечер показал его под иным углом: не только, как человека физически развитого, натренированного лишь на нужды Комиссии, но и как личность интеллектуальную, образованную, развитую разносторонне.
Покручивалась в пальцах прозрачная ножка бокала, блестело на мизинце тонкое серебряное колечко.
Она удивлялась: какая бы из граней характера Чейзера ни проступала на поверхность, каким бы он ни становился — легким в общении, расслабленным, веселым, чуть саркастичным, собранным или серьезным, — над ним всегда, словно неотъемлемая часть, висел ореол силы. Она пропитывала каждое слово, каждый жест — сделанный и несделанный, — аура спокойствия настоящего уверенного в себе мужчины.
И этого мужчину Лайза за сегодняшний день видела возле себя слишком близко и слишком часто, чтобы снова не впасть в эмоциональную прострацию, в зависимость от физического контакта. То их локти случайно касались друг друга во время обсуждения мотора, то переплетались в джакузи ноги, то покоилось на соседнем лежаке почти обнаженное тело, то обнимали под водой теплые руки. И все же ничто из этого не содержало подоплеку — исключительно сексуальный подтекст, — скорее, некую чувственность, глубину, тот самый новый уровень, на который незаметно соскользнули их отношения.
Ничто после этого вечера не останется прежним — Лайза откуда-то знала это; невозможно будет притворяться, что охотник, однажды догнавший ее на ночном шоссе, — лишь случайный прохожий на полотне судьбы. Нет, сидящий напротив мужчина, с озорными искорками в красивых глазах, пришел в ее жизнь надолго и уходить, похоже, не собирался.
Знала она так же и другое: этой ночью он не будет настаивать на близости — он слишком умен для опрометчивых шагов — и сделает все, чтобы убедить ее в собственном куда более обширном интересе, нежели только в «горизонтальном».
Покачивалась яхта без названия (может быть, однажды у нее на борту действительно появится слово «Мечта»?), вместе с ней покачивались неспешные мысли.