- Там мясной рулет и компот. Поешь?
Свят отрицательно покачал головой.
- Я был в кафе, - соврал он, - не голоден.
- Совсем не голоден? – вроде бы и простой вопрос, но задан таким тоном, что…
Свят сглотнул, ощущая, характерное пощипывание в глазах...
«Я влюбился в собственного близнеца… Не голоден! Чёрт!»
Свят молчал, наблюдая, как Ян, сползая с постели, делает пару шагов в его сторону, подходит, копирует позу, стоя в нескольких сантиметрах, касаясь ладонью дверного проёма, внимательно смотрит в глаза, на губы, снова в глаза, заставляя ощущать обволакивающий жар от близости.
- Я соскучился… тут… без тебя… И вообще… - еле слышный шёпот и нежнейшее прикосновение пальцев к открытой части руки под задранным рукавом олимпийки.
Они не касались друг друга четыре дня. И это было уже слишком.
- Может, зайдёшь ко мне? Я хочу тебе показать…
- Показать что? – шёпотом отозвался Свят и, увидев хитрую улыбку брата, вдруг почувствовал такое неожиданное расслабление, облегчение, что только сейчас понял, насколько был напряжен без близкого общения с ним.
- Пойдём, - прохладные пальцы сомкнулись вокруг кисти, потянули за собой внутрь комнаты, и Свят, не сопротивляясь, просто не имея на то никаких сил, сделал пару шагов, закрыв за собой дверь.
Ян, так и не отпуская руку брата, остановился возле стола, так, чтобы на них падал свет лампы. Свят, выжидая, не отрывал взгляда от его лица.
- Ну? Я жду, - он слегка дёрнул рукой, показывая нетерпение.
И после этого младший вдруг начал на себе задирать футболку. Свят поднял брови, усмехаясь.
- Опа… Что это мы творим?
А Ян только закусил уголок нижней губы, всё сильнее обнажаясь. А потом просто указал направление, куда нужно смотреть.
- Твою мать! – вырвалось, когда Свят увидел маленькое чёрное с шариком колечко в левом соске младшего. – Когда успел?! Сво-о-олочь же, ну?
И мурашки по всему телу, от одной мысли как это было больно. И как это… сексуально, чёрт побери!
- Ты реально крези… Ну? – а пальцы уже тянулись туда, где… Где хотелось касаться не только пальцами. – Чокнутый… Опять Кира уболтал? Его сеструха вас с ним скоро кастрирует без наркоза! Крети-и-ины! - с восхищением, с растерянной улыбкой, которую никак не удаётся спрятать.
Ян виновато пожал плечами.
- Я ему руки поотрываю! Так и передай! - но не давали покоя ни впалый живот, ни выпирающие рёбра, ни открытая грудь Яна с тёмными сосками, с колечком в одном из них.
- Не… Не надо. Это мы её уговорили, и она всё прибамбасы с работы принесла. Щипцы специальные нужны и игла такая… Ну, не совсем обычная. И колола она сама.
- Больно? Дурак! Какой же ты дурак, - Свята передёрнуло только от одной мысли про иглу.
- Не больно. Уже третий день. Скоро заживёт. Ну, классно же, скажи!
Свят заставил себя оторвать взгляд от всего, что ниже шеи близнеца, и глянуть ему в глаза, чувствуя, что его начинает мелко потряхивать.
Пальцы, бережно устроившись под проколотым соском, ощущали учащённое биение сердца.
- Что ты проколешь в следующий раз? – спокойно и тихо спросил он, делая шаг, разделяющий братьев всё это время, забираясь одной рукой под волосы, устраиваясь ладонью на тёплой шее Яна, а второй аккуратно прижимая его к себе за талию.
- Не знаю… Я ещё не решил, – успел прошептать Ян, прежде чем его рот накрыли губы брата.
Минута невесомости, когда весь мир сосредоточен только на НЁМ, на его губах, на обоюдной режущей нежности, а всё остальное исчезает напрочь. И уже не веришь, что сможешь/захочешь вернуться в обычное состояние, оторваться от всего того, что сводит с ума, что заставляет всё внутри сладко сжиматься.
- Не решил он, гад, - жар дыхания, рот в рот, не отрываясь от губ, лёгкий укус, одуряющая влага гибкого, беззастенчиво хозяйничавшего языка.
Не проходящее головокружение…
И ещё дикая слабость в коленях. А руки, губы, стараются восполнить образовавшийся за несколько дней вакуум в душе, без нужных, рвущих нежностью, прикосновений. И слишком близки слёзы от сумасшедшей кутерьмы в душе.
Свят, едва-едва касаясь губами губ брата, не закрывая глаз, внимательно следя за реакцией близнеца, гладил его ширинку дрожащими пальцами, дурея от собственной решимости. Он уже точно знал, что сегодня попытается развести своего мелкого на обоюдную интимную ласку, и по-звериному чуял, что к этому готов не только он.
А потом последовало и физическое доказательство этому – Ян, отодвинув пальцы Свята, просто-напросто расстегнул верхнюю пуговицу своих джинсов и сам же вернул пальцы брата на место. Свят, не выдержав, с шумным выдохом тихонько выстонал в улыбающиеся губы.
И всё это не отрывая друг от друга взгляда.
Пусть был приглушён свет, но и без яркого освещения знали оба, ЧТО сейчас в глазах брата.
- Меня разрывает нахрен! - прохрипел Свят, сглатывая, лаская пальцами возбуждённый член брата, не веря, что делает это, пусть пока и через джинсы.
- Я знаю… м…меня тоже… - шёпот в ответ, горячая ладошка на шею и вдруг резко откинувшаяся назад голова Яна, когда, не сдержавшись, нетерпеливые пальцы сжимают под тканью то, что так хочется чувствовать на живую.
- Свя-я-ят! - этот стон-выдох и задрожавшее тело явно давали понять Святу, что брат на грани. И что в таком состоянии, как он сейчас, сопротивляться не просто не захочет, а не сможет.
- Офигеть! - его собственная мысль-восхищение от понимания этого, но высказанная вслух прежде, чем он с наслаждением, всей поверхностью языка, лизнул взмокшую кожу на шее близнеца, почувствовав им обозначившийся кадык и неожиданно приятный терпко-солонованый вкус влажной кожи.
От возбуждения влажной, не от жары.
- Мелкий… пожалуйста… - шепнул он на ушко тяжело дышащему брату, кое-как поднявшему голову, стоящему на трясущихся ногах, уткнувшемуся близнецу лбом в плечо, - я расстегну, да?
- Ты ещё спрашиваешь? – улыбка в ответ на это, мозги, развороченные близостью брата и страстью бушующей между ними, и непослушные пальцы, нашарившие застёжку «молнии» и наконец-то её расстёгивающие.
После этой ночи Свят оставил запись на диктофоне.
«Я думал умру… Как-то я недооценивал своего мелкого… Чё-ё-ёрт! Это ещё кто кого из нас развёл на… На то, что было…»
Ангел, слушая эту запись, понимал: как сейчас с ним Свят довольно зажат, рассказывая об их с братом интимных отношениях, так было и тогда, изначально, даже на диктофон. А ещё он понимающе улыбался, вспомнив свой собственный первый опыт с Мозаиком, когда захлёбывался от восхищения при неожиданном напоре Яна, его инициативе, от которой шла голова кругом.
Порочность и невинность в одном существе. От этого можно было свихнуться.
И он тоже мог сказать – недооценивал.
«С ума сойти… По-моему, у моего брательника это в крови… То, что он вытворял, твою ж… Ох… Я ведь об этом и не мечтал. Пока, по крайней мере. Но даже при всём этом мне показалось, что мелочь себя сдерживает! Что, может… просто шокировать меня боялся чем-то ещё? Не знаю… Сучёнок же, а? Меня ломает от него!»
«Господи! Да что ж он там такое с тобой делал? » - Дин в нетерпении покусывал губы, всё-таки надеясь, что Зверь хоть чем-то даст понять, что именно было у них с твинсом в ту ночь.
«Я-то, конечно, уверен, что ничего подобного у него не было. Но что-то в нём есть такое… чёрт… как бы объяснить-то… Блядское такое, что ли… И в то же время, я точно знаю, что он ни с кем… Никогда… Мли-и-ин! Ну, может, и не так, блядское-то должно, вроде, отталкивать, да? А это…»
«Боже ж ты мой… Мой ты Зверёныш! » - Дин улыбался, не сомневался в том, что именно пытается выразить Свят. - «Это просто сексуальность убойная из твоего братика пёрла! И тогда с тобой, и со мной, когда у меня мозг через уши едва не вытек в наш первый раз… А ведь это на самом деле-то не сразу в нём чувствовать начинаешь. Нашему Мозаику надо быть очень возбуждённым, чтобы раскрываться полностью… Уж нам ли с тобой этого не знать!»
«Этот ещё его сосок проколотый… Мне так его вылизать хотелось! Я это обязательно сделаю, когда он заживёт. А вот Ян мне вылизал. И там тоже… Вы-ли-зал… Я думал, что не выживу». - Голос дрогнул, нервно сорвавшись, а Ангел уже понял, от чего совсем юного Зверя так переклинило – по всей видимости Ян ему устроил что-то вроде минета.
«Я же почти подушку прогрыз… Боялся заорать, накрылся ею… А он вот так надо мной… издевался, гад!» - Свят улыбался, Дин это слышал по голосу. – «И мы же это… постель испачкали. Оба. Два… Пипец. Почти одновременно… Я начал… На живот себе, а он себе в руку пытался, придурок…»
Дин, зажмурившись и прикрыв рукой глаза, качал головой, млея от этих подробностей. Не сомневаясь, что та ночь оказалась для его парней такой страстной, что вокруг был горячий воздух.
«А я вообще думал, что второй раз кончу от его стона… Это было так… та-а-ак… Он … Чё-ё-ёрт… Вот почему именно с ним я так себя чувствую? По-чё-му? Я не понимаю… Нет, это не напрягает меня, нет… Родственник, брат… даже не просто брат – близнец, да? Ну и что из этого? ЧТО? Никто никого не заставляет, нам хорошо вместе… Не, ну я не кретин, понимаю, что всё это должно оставаться между нами, так и будет… И будет столько, сколько мы будем этого хотеть, я в этом даже не сомневаюсь… Просто вот... Почему? Именно с ним?»
Щелчок. Пауза. Едва слышный шум улицы. Дин почему-то подумал, что следующую запись Свят делал скорее всего на балконе.
«Я с ним был на занятиях. Наверное, мне не надо этого больше делать… Не думал никогда, что обычный пот на брате может так возбуждать… Было жарко, да. Эта сволочь мелкая… р-р-р… мало того, что рубашку расстегнул… Пирс… Загорелый… Потный… Пояс… Не знаю, как джинсы с него не сваливаются… Так ещё и минералкой умылся… М… а она потекла по шее… По животу… Я там слюнями едва не захлебнулся… Мне его прям там завалить хотелось до одури! Охренеть… Ну, вот как теперь не палиться-то на людях, а? Дурдо-о-ом!»
На удивление Дина дальнейшие записи, судя по иногда называемым Святославом числам, тянувшимся более двух месяцев, ни слова не говорили именно об интимной стороне взаимоотношений братьев. Было наговорено о чём угодно: о начале учебного года, о поездке на картошку к бабуле на выходные, о соревнованиях по плаванию, даже о неожиданной встрече с отцом, когда вместе шлялись в центре города. Но не о том, что происходило, когда близнецы наконец-то остаются вдвоём. О Яне Свят говорил, словно и не было никогда ничего «небратского».
Это было удивительно.
Он даже начал подозревать, что парни на время перестали уделять друг другу внимание, когда последовала запись, взорвавшая мозг Дину уже своими первыми записанными словами.
Это был шёпот.
Хриплый отчаянный шёпот, от которого всё похолодело внутри, а потом заставило залиться жаром щёки.
«Всё-ё-ё… Я не могу так больше! Не могу-у-у… Я его только что чуть не трахнул… И он бы дал, я знаю… давно знаю… Но что бы получилось из всего этого - не представляю просто… Я боюсь… Мы же… Чё-ё-ёрт! Ни он, ни я… Не знаем ни хера! Но я хочу… Так хочу! Я же… Я на своих парней в бассейне скоро кидаться начну! Это пиздец какой-то! Доигрались. Мать его так… Реально боюсь сорваться… Жопы эти… Как на быка красная тряпка действуют… Вот номер-то будет, да?» – а вот это уже был скулёж сквозь очень невесёлый смех, и Ангел также невесело улыбнулся, реально сочувствуя своему неугомонному чудовищу.
Даже ревности не было.
«Надо с этим что-то делать. Не-е-ет, мелкого драть я не собираюсь… И от баб толку не будет. Ненадолго, уж точно. Надо что-то… Я там шарахался на сайте одном… Они же общаются, знакомятся, встречаются, да? Я имею ввиду геи… До фига народу местного! Почему бы мне не попробовать с кем-то таким… э… «голубым»? Просто так, перепихнуться, да? Опыта набраться… Успокоиться. Хоть на время… Иначе… Сорвусь же, блядь!»
«Ага… Понятно. Значит, скоро у нас на горизонте появится Док» , - подумал Дин, и тут уже без чувства накрывающей болючей ревности не обошлось.
«Так, Ангелочек, придурок ты… Спокойно… Вспомни, что это было давно… Давно и неправда! Раз восемь… За три дня…» - очень «вовремя» вспомнились ему слова Зверя, и захотелось взвыть.