– Вувузельщицы, – повторил Гром. – Эти дудки – вувузелы, в них на футболе дуют. А девки из «Булата», у них тут акция.
– Из «Булата»? – не понял я.
– Ну да, из «Булата», это банда такая при губернаторе. «Булат-Бушлат». Молодежь с активной жизненной позицией, спортсмены-омбудсмены. Короче, пионэры, Тимур, его команда и вурдалаки. Слышал про таких?
– Читал в детстве. Старушек через дорогу переводят?
– И старушек, и молодушек, и вообще. Отпетые ребята. Борются с безнравственностью. Какую выберем?
– Ты что, их хочешь пригласить?!
Я удивился.
– Ага, – ухмыльнулся Гром. – Ну, не обеих, конечно, одну. Давай, выбирай. Какая тебе больше нравится?
Я посмотрел на девчонок с дудками. В комплекте с этими дурацкими зелеными трубами, в которые они то и дело дудели, красавицы выглядели… пригородно, так бы я сказал. Та, что была в клетчатой рубахе, казалась… как-то побезопаснее, и я выбрал ее.
– Клетчатую выбираю, – сказал я.
Гром прищурился.
– Клетчатая не пойдет, – сказал он. – Лучше мелкую.
– Почему мелкую? – удивился я.
– Длинной на концерте будет все хорошо видно, а тебе нет. Будешь мучиться. А с низенькой наоборот. Купишь ей в спорттоварах табуреточку, поставишь…
Гром гадко засмеялся.
– Вообще, лучше бы, конечно, чтобы она еще хромоногая была, но нельзя желать сразу всего. В нашей жизни частенько приходится довольствоваться малым. Короче, берем невысокую.
– А если она не согласится?
– Согласится, – заверил Гром. – Ты бы отказался от «Анаболиков»?
Я-то нет, но вот девушки с вувузелами… У них в голове своя атмосфера, кто его знает, что ожидать можно?
– Понимаю твои сомнения, – сказал Гром. – Конечно, если ты пойдешь, то, скорее всего, они тебя отвувузелят. А вот если я… Короче, камрад, смотри и учись.
Гром расправил плечи и направился в сторону девчонок чуть расхлябанной дрыгающейся походкой, как в телевизоре, когда про рил пациков кажут. Девицы себе гремели и вувузелили, Громов поравнялся с ними и завязал разговор, указывая то на меня, то на небо, то на припаркованный недалеко «уазик». Закончилось все просто, невысокая девица расхохоталась, потом от души треснула Громова зеленой дудкой.
Дудка сломалась пополам. Девчонки захохотали громче. А дудок у них много, две вязанки запасных, для таких, наверно, случаев. Громов потер лоб, после вернулся ко мне. Походка у него была уже совсем не такая уверенная, Громов шагал ссутулившись и чуть приволакивая ноги. Как обычно.
– Ну что? – спросил я. – «Анаболики» с дурой, значит?
– Да они вообще шибанутые, – Гром потер лоб. – Терминальные. В том смысле, что кидаются на человека с выпученными глазами.
– А что ты ей сказал?
– Что-что, что обычно. Девушка, не хотите ли пройти на концерт, музыку послушать, бутерброд покушать. Говорю, интересный ансамбль приехал, пойдем, красавица, пойдем.
– А она?
– А она меня дудкой по башке.
– Вот так просто?
– Тут сложности и не надо, – вздохнул Гром. – Ладно, отваливаем, это бесполезно.
– Просто ты не умеешь, – усмехнулся я.
Конечно, не умеет. Недаром низенькую выбрал, думал, что она на него клюнет, низенькие вниманием не избалованы. Но даже низенькая, видимо, не позарилась. Какой удар по величию.
– Да, Гром, был о тебе лучшего мнения, – сказал я с разочарованием. – Все бубнишь, лайф-хакинг, транссерфинг, нейропрограммирование, а на самом деле… Ничего ты, Громик, не умеешь. Камрад.
– Это я не умею?! Да просто она…
– Давай поспорим. Вот я сейчас пойду и приглашу. Влегкую.
Гром рассмеялся.
– Коротышку? – уточнил он.
– Коротышку.
– На что спорим? – В Громове проснулся азарт старого халявщика.
Я зевнул.
– Ну, давай…
– На телефон, – опередил меня Гром. – Если ты выигрываешь, ты мне телефон. А если я, то я тебе свой.
Гром продемонстрировал трубку. Не последняя модель, но и не паршивый, тысяч пятнадцать даже подержанный стоит.
– Идет, – согласился я. – Телефон на телефон. Стой тут, я сейчас.
– Если она согласится, пусть рукой мне помашет, – велел Гром.
– Помашет-помашет.
– Ага, помашет, – усмехнулся Гром. – Будь осторожен, у этой козявки мощный удар. Береги голову смолоду, держи ноги в тепле.
– Поберегу.
Я направился к девчонкам.
Они снова вовсю вувузелили. Гремели, дудели, в бубен били. Кроме того, на поясе у невысокой висел мегафон, но им она почему-то не пользовалась.
Я приблизился, прочитал плакаты.
«Гражданин! Бойкотируй магазин «Щедрый Ручеек»! Здесь продают спиртное несовершеннолетним». «Позор». «Будь трезвым. Будь готовым». «Пьянство – удел рабов». Кроме того, имелись увеличенные фотографии пьяных недорослей в разных, порой весьма отвратительных, позах. Наглядная агитация.
«Сбор подписей в поддержку антиалкогольного законопроекта». И стрелка в виде булатного меча.
Поглядел в сторону стрелки и обнаружил табуретку, на ней альбом с привязанной ручкой.
– Где тут подписаться? – спросил я.
Невысокая указала на альбом.
– Только надо с адресом, – сказала она.
– Зачем?
– Если без адреса, то не считается. А ты что, боишься?
– Нет, – сказал я.
После чего вписал в соответствующую графу адрес, фамилию и расписался. Пятьсот восемьдесят девятый. Неплохо набрали. Каждый сотый житель, получается, подписался.
– А дальше что? – спросил я. – Ну, подписи, и что?
– Прикроем магазинчик, – пояснила низенькая. – Или штраф в три миллиона. Одним словом, пожалеют.
– Понятно. Правильное дело. Слушайте, девчонки, у меня к вам предложение.
Худая и длинная девушка насупилась, невысокая, напротив, ухмыльнулась. Кстати, не такая она уж и невысокая, выше моего плеча, а я длинный для своего возраста. Просто худенькая. Наверное, даже худее своей подружки.
– Ну, предложи, – сказала она. – Только я одному предлагателю только что по башке треснула. Твой дружок, кажется?
Кивнула в сторону Громова, который после позорного отступления прятался в тени дерев.
– Этот? – Я поглядел на Громова. – Да не, он мне не друг. Брат. Приехал из Заречья от синусита лечиться.
– От синусита… – захихикала длинная.
– В Заречье что, все такие бараны? – спросила низенькая.
А она ничего, подумал вдруг я. Лицо такое… Необычное.
– Все, – вздохнул я. – Я там был на прошлой неделе – дремучее местечко. Народ дикий, сплошное животноводство, знаете ли…
Другая девчонка опять хохотнула. С чего-то. Наверное, действительно АО.
– Дикие, значит? – уточнила невысокая. – Животноводство?
– Ага… – сказал я. – Овес колосится, озимые там, туда-сюда…
Но уже не очень уверенно сказал.
– Сашка сама, между прочим, из Заречья, – сказала высокая и синяя. – А я с Монтажного. В Монтажном тоже все дикие? И овес?
– Нет… – неуверенно сказал я. – Там зябь, наверное… Я просто…
– Просто, значит…
Приготовился. Ну, что сейчас эта Сашка-вувузельщица треснет меня по башке своей трубой, и пойду я к Громову, потерпевший, как и он, неудачу, весь в осколках самолюбия.
Но Сашка почему-то не стукнула меня зеленой пластиковой дудкой, я так думаю, просто сломать боялась.
– Иди отсюда, – сказала она. – Животновод. Достали уже сегодня…
– Иди-иди, – поддакнула длинная. – А то у нас патруль скоро меняется, пацаны придут, они тоже из Заречья. Навешают.
Посмотрела на часы и дунула в трубу. И Сашка тоже дунула, и стали они дудеть, и бренчать, и громыхать, и продолжалось это довольно долго, наверное, минуты три. Все эти три минуты я упрямо стоял посреди этой дикарской музыки и думал о том, что телефон мне терять не хочется.
Поэтому, когда Сашка с подружкой закончили звуковую атаку на магазин «Ручеек», я решил действовать иначе.
– Ладно, девчонки, он мне не брат, – признался я. – Учимся вместе. Короче, мы с ним поспорили, сумеем ли мы вас пригласить на концерт. Хороший концерт, «Анаболики» приезжают, там можно в певцов помидорами кидать. А? Соглашайтесь. В четыре часа на Кукуе.
– И что ты выигрываешь? – сощурилась Сашка. – Если мы согласимся?
– Пиццу, – соврал я. – Давайте вы ему скажете, что согласны? Сходим на концерт, а потом на пиццу еще. А? Бесплатно совсем.
Девчонки переглянулись.
– В «Наполи» отличную гавайскую пиццу делают, – продолжал уговаривать я. – С ананасами, с курицей, с креветками и с кокосовым молоком, просто ап. Каждому по большой пицце и по молочному коктейлю за счет этого лошпаноида.
Я кивнул в сторону Грома.
– Ну, не знаю, – поморщилась Сашка. – У меня зачеты…
– Я люблю гавайскую, – сказала длинная. – И «Дьябло». И «Четыре сыра».
– У меня зачеты, – сказала Сашка.
– Я же не предлагаю всю ночь гулять, – успокоил я. – Концерт в четыре начнется, в шесть закончится. Слопаем пиццу – и все, в полседьмого уже свободны. Как?
– Ну… – Сашка поглядела на подружку. – Юль, ну как?
– Нормально вроде, – ответила Юля.
– И прекрасно, – улыбнулся я. – Значит, в четыре часа на Кукуе. Так?
– Так, – кивнули девчонки.
– Саш, еще такое дело. Надо этому… – Я указал на Громова. – Надо ему рукой помахать. Ну, чтобы показать, что вы согласны пойти. Помаши, а, Саша?
– Ладно.
Сашка помахала рукой в сторону Грома.
– Все, встречаемся на Кукуе.
Я повернулся и собрался уже было уйти, но Сашка сказала:
– Погоди, Игорек.
Я остановился. Откуда, интересно, она мое имя знает? Дурак, я, конечно, сам же в альбоме расписался, а теперь удивляюсь. Адрес еще сообщил, молодец. АО во всем блеске, одним словом.
– Игорек, только ты сам тоже приходи, – сказала Сашка. – А если не придешь, я у тебя под окнами такой концерт устрою… Пожалеешь, короче.
– Пожалеешь-пожалеешь, – добавила Юля.
– Да я и не думал…
– Ага.
Сказала Саша и стала дудеть в трубу. И Юля стала дудеть в трубу. Особенно злобно, так что я от этого звукового удара поспешил к Громову.
Громов вертел мобильник меж пальцев и грустнел.
– Гони мобилку, – улыбнулся я.
– Да ладно… – сказал он. – Мы ж прикалывались.
– Разве? А мне показалось, что нет. Ты что, Громов, задний ход даешь?
Я недобро сощурился.
– Да это…
Громов экстренно придумывал отмазку, глаза бегали по мордочке быстро-быстро и как-то по-хамелеоньи независимо, каждый сам по себе.
– Давай я его тебе в следующий раз отдам? – предложил Громов.
Я расхохотался. Чтобы Громов понял, что никакого следующего раза не будет.
– Гони сейчас, – потребовал я.
Громов огляделся. Я вдруг подумал, что сейчас он бежать кинется. Но Громов только плюнул и стал доставать телефон из чехла. Медленно-медленно.
Вообще-то лучше, конечно, чтобы Громов оставался должен, подумал я. Он человек талантливый во многих областях, вдруг пригодится?
– Ладно, – смилостивился я. – Прощаю в честь Дня Заполярника. Можешь телефон себе оставить.
Громов быстро убрал мобильник в карман.
– Но гони тогда три тысячи, – потребовал я. – В качестве отступного – это раз. Гони флаеры на «Анаболиков» – это два.
– Все три? – грустно спросил Гром.
– Ага. Иду с девчонками, – я кивнул в сторону Сашки и Юльки.
– Ты что, больной? – усмехнулся Громов. – Зачем тебе эти… каракатицы?
– Не твое дело. Гони флаеры.
– Да ладно, – Гром, обрадованный, что отделался малой кровью, вручил мне флаеры и деньги. – Трех у меня только нет, тут две пятьсот…
Пришлось взглянуть на него строго.
В результате нашлось две семьсот двенадцать, Громов вывернул даже позорную мелочь, а я взял ее, чтобы он пешком домой перся, ему через весь город, пусть потеет. Хотя он же лайф-хакер, вскочит в троллейбус, проедет бесплатно, его проблемы. Оставалось еще триста рублей, Громов побожился их перевести на карту, я не стал настаивать.
– Слушай, Гош, скажи все-таки, ты чего придумал? – спросил Громов. – Зачем тебе эти сколопендры? Или ты сам в «Бушлат» вступить думаешь? Новость дня: Гоша Орлов, сын Орлова, сын Орловой, вступил в «Бушлат»! Я как в школе расскажу…
– Давай телефон, – протянул я руку.
– Ладно, Гоша, все, молчу, как центрифуга.
– Молчи. – Я похлопал Грома по плечу. – Молчи и обрящешь… Что-нибудь большое. Вечную любовь.
Иногда я говорю, как моя младшая сестра Аглая. Красиво и умно.
– Да иди ты…
Ну, я не стал спорить по этому вопросу, мы расстались. Я направился в центр, а разгоряченный неудачей Громов тоже куда-то поспешил, наверное, к своему психотерапевтическому телефонному автомату. Счастливый, два удовольствия сразу – позвонить бесплатно в Усть-Сысольск – раз, обругать зоотехника оленьсовхоза – два.
А я вполне себе добрался до бульвара Кукуй и стал бродить там туда-сюда. На Кукуе смонтировали сцену, и на ней уже разыгрывалась какая-то тусклая местная группа, что-то вроде «Газгольдер Дэд». Торговцы овощами раскладывали товар – прошлогодние астраханские помидоры, собирался народ с черными воздушными шариками, уже вовсю торговали постерами «Анаболиков» и аудиокассетами – потому что реальные фанаты «Анаболиков» слушали их только на кассетных деках, а лучше на старых «Романтиках».
Я не был таким яростным поклонником «Бомбардировщиков» и слушал их на дисках, да и то иногда, под настроение, а сейчас вот что-то взял и прикупил «Левую Тишину». И четыре плетенки с помидорами. Семечек еще прикупил два стаканчика – до четырех еще полчаса оставалось, и я устроился на скамейке и стал сидеть в свое удовольствие. Ждал Сашу и Юльку и размышлял о превратностях. О странностях. Вот поехал я в гипермаркет купить ошейник с бисером, и никелированную миску, и резиновые кости, и не думал даже, что через каких-то два часа буду сидеть на скамейке Кукуевского бульвара, плеваться семечками и ждать Сашу из молодежного движения «Булат». С Юлей. С вувузелами. Так.
Глава 4
Храни нас бог от ярости норманн
Юлю, Сашу и вувузелы я увидел издали. Честно говоря, мне захотелось… Отступить с минимальными потерями, короче. Выглядели обе… терминально. Вот это самое слово, употребленное Громовым, оно им шло. Хотя я бы сказал, немного колхозно. Колхозно-терминально, одним словом. В резиновых сапогах кислотного цвета. В спасательных жилетках. Жилетки были безобразно фиолетовы, вувузелы на их фоне выглядели странно.
Девчонки подошли ко мне. Та, что Саша, поглядела насмешливо, та, что Юля, понуро.
– Ну, что, куда идти-то? – спросила Юля, неопрятно выворачивая губу.
Ей на пиццу не терпелось. Любит пиццу.
Я улыбнулся и осторожно огляделся. Как-то мне не хотелось, чтобы меня увидели с этими подругами. Не то чтобы я стеснялся, просто…
Просто они мне не подходили. То есть совсем. Особенно Сашка. Я вообще не люблю очень уж пригородных девушек, а пригородных девушек с вувузелами, да еще и в спасательном жилете чтобы…
– Ну, так куда? – повторила Юля с нотками тоски в голосе.
Юля, кажется, ненавидит все живое, это по ней как-то заметно. Если бы Юлю занесло в президентское кресло, она на следующий день бы объявила ядерную войну. Чтобы человечество легло в руинах, установилась-таки долгожданная ядерная зима, единственная погода, полностью соответствующая Юлиному мироощущению. К золе и к пеплу.
Саша все живое не ненавидит, но кого-то явно ненавидит, судя по лицу. Что-то такое… обиженное есть, точно зуб болит.
– Туда, – указал я пальцем.
Мы пошли туда, поближе к сцене. Я, как и говорил, чувствовал себя странно, никак не мог отделаться от ощущения, что иду на областную сельскохозяйственную олимпиаду с двумя птичницами, Юля специализируется по гусям, Саша по перепелкам. Но отступать было поздно. К тому же публика на «Анаболиков» пришла тоже вполне себе специфическая, вряд ли здесь могли объявиться мои знакомые. Да и знакомых у меня гусь наплакал, Юля же по нему специализируется.
Продвинулись вправо, остановились в гуще толпы, в людях со всех сторон. Народу прибыло действительно много, и он продолжал сгущаться, все больше и больше, народ выдавливался из проулков, спускался по лестнице со стороны музтеатра, я думаю, тысячи три уже скопилось.