Спиною к будущему - Резниченко Ольга Александровна "Dexo" 15 стр.


Чую неладное. Жуткие, пугающие перемены в его отношении ко мне.

Внезапно разворот – и присел на корточки. Руки упер в колени, взгляд потупил в пол.

Немного мнусь в сомнениях, но, проигрывая положению, поддаюсь. Осторожно опускаюсь вниз и сажусь прямиком на какие-то пыльные, местами, даже, вроде, притрушенные побелкой, доски.

Взгляд на своего ката, судью… и выжидаю. Выжидаю вердикт и то, что меня ждет по окончанию этого безумия.

Короткий взгляд на меня, движение. Решается на слова:

- Я уже ничего от тебя не жду. Ты все время меня доводишь до грани: всучиваешь надежду, и, едва я открываю тебе сердце, - как тут же бьешь в него ножом и пинаешь от себя прочь, - обомлела я от прозрения, какого он обо мне мнения (и это я-то?!!). - Ты - не ангел, ты - демон. Самый что ни есть чертов демон. Знаешь, - вдруг взгляд куда-то в сторону. - Что бы, когда бы не происходило с тобой… Даже, если, наверно дуло в рот тебе засунуть - ты не заплачешь. Никогда.... это жутко. Никогда не видел слез на твоих глазах.

Взгляды наши сцепились

(невольно дрожу, чувствуя, как пробирается сквозь темень моей души до самого сокровенного).

- Понимаешь? Даже иконы плачут, но не ты…

Молчу. Пристыжено опускаю взгляд.

- Иногда я даже боюсь тебя, - продолжает. - И нет, не того, что снова ужалишь или плюнешь в морду, в душу. Нет. Иногда, мне кажется, будто ты - бездна. Черная дыра. Даже если проглотишь меня - не заметишь. Ничего не заметишь. Выстрелишь в грудь - и не дрогнешь. И ты даже не больная, нет. И не искалеченная судьбой, как ты думаешь, - глаза в глаза. - Ты - мертвая... МЕРТВАЯ.

(шум дождя, барабанной дробью по крыше)

Проигрываю зрительный бой. И снова опускаю очи.

- Даже когда больной ублюдок душил тебя в больнице. Пытался т***нуть и задушить - на твоем лице,... кроме обычного замешательства,... не было ничего: равнодушие в своей сути.

Вика..., - невольно вздрогнула я, услышав свое (настоящее) имя... Поежилась. - Посмотри мне в глаза. - Подчиняюсь. - Ты - Мертвая?

Косой дождь усиливается и нагло врывается сквозь оконные проемы (без стекол и рам).

Капли жестокой иронией стекают по моему лицу, рисуя на камне фронтолизы слез.

Вдох. Глаза в глаза.

- Но не когда ты рядом.

Тяжело сглотнул слюну.

- Тогда что ты со мной творишь?

Невольно закачала головой. Отворачиваюсь.

Это я-то?

Хотя…

Правду? Он... хочет правду?

Решаюсь на самое невероятное, на что, казалось бы, способна в этой жизни.

Глаза в глаза, и истина на ладони:

- Ты мне очень… дорог. Как никто и никогда... И даже не смотря на то, что ты для меня всегда был, в первую очередь, - бандитом, врагом,... я проиграла бой. Давно проиграла. Мертвая, говоришь? Мертвая... ? Наверно, - тяжелый вздох, продолжаю, - ты правильно подметил. А я все не могла разгадать свою апатию и жестокость.

А оно…

Мертвая..., - короткий взгляд на него, а затем округ. - Но ты каким-то чудом оживил меня. Не знаю, видимо... не я тебя тогда спасла здесь, пару лет назад, а... ты меня, явившись в мою жизнь.

И всё было бы хорошо. Просто... идеально.

Но...

Ты принял другое решение.

Да, я хотела уехать. Но куда я от тебя? Куда? Если... оживаю только рядом с тобой?

Не громогласное тому слово - любовь. Или ... зависимость.

Просто... просто, ты мне нужен, нужен как воздух. Нужен... был, пока не проявил свою слабость. И гнусность. Я бы просто съездила в Питер, как мы с батей когда-то мечтали, проветрила мозги, и вернулась, но нет - мой хозяин решил иначе. Вот только я - ничья. Давно ничья, и никому не могу принадлежать. И дело не в гордости или чести. Дело в том,... как ты верно подметил, что... мертвая. В том доме погибла и я, а то... что тело осталось жить - глупая ошибка судьбы. Пустая... надежда.

Ты думаешь, заарканив меня, посадив в клетку, - проявил силу? Это - трусость и слабость. Ты был сильным, ты был примером для меня, ИДОЛОМ моим, а потом всё рухнуло: ... ты испугался, причем не чего-то невероятного, что можно было бы принять, понять, а элементарного моего права… выбора, - болезненно рассмеялась. - Ты испугался лишиться давно уже сломанной, потрепанной игрушки, вредной привычки. Испугался одиночества. Но мы и так все... в сути своей одиноки, даже если просыпаемся в кровати с кем-то другим...

Ты - слабак. А значит, я не могу больше восхищаться и дорожить тобой. Ты меня потерял… из-за своей… смешной,

ребяческой трусости.

Внезапно дрогнул, невольно меня спугнув. Молча, ни роняя ни звука, достал из кармана пакет и протянул мне. Сквозь быстро образовавшиеся капли дождя на целлофане сложно различить буквы. Хмурюсь, пытаясь разгадать представленное. Бросает на колени.

Невольно поддаюсь интересу, раскрываю и быстро перебираю пальцами, скользя взглядом. Захлопнуть, замотать все обратно – и замереть в жутком прозрении.

- Сам это знаю. Потому и привез тебя сюда, где все началось, что бы уже со всем покончить. Поставить гребанную ЖИРНУЮ ТОЧКУ. Я тоже так больше жить не могу. И не хочу... Езжай,... куда ты там хотела. Паспорт. Билет на послезавтра. Дело замяли, а, вернее, уже полностью переключили свое внимание на настоящих подозреваемых. Больше никто не потревожит. Там кредитка: пароль - твой год рождения. Это – за моральный ущерб. Сними все деньги и переложи на свою, чтобы… я тебя не мог отследить по ней. Это так – чтобы не переживала зазря.

Прощай.

И удали мой номер. А я -…, - тяжело сглотнул, – удалю твой.

Дернулся к рукам, раскрыл наручники, спрятал трофей в карман.

Резвые шаги на выход, не оборачиваясь.

Чувствую, как по моим щекам, вторя холодному дождю, побежали горячие, жгучие слезы...

***

Несмело выйти, выбраться наружу, на улицу. Авто по-прежнему на лужайке, около колодца. Подошла ближе - внутри пусто. Ключи в замке зажигания.

Осмотреться по сторонам, покрутиться - нет его нигде.

Зарычала, завопила на всю глотку. Рухнула на землю, схватившись руками за голову. Ору, визжу, сумасбродно качаясь взад-вперед – да только… легче не становится. Обмерла, не дыша, еще раз пропуская через себя осознание того… что его больше нет в моей жизни. Прижалась спиной к колесу.

Лицо в ладони.

Больные рыдания, в очередной раз разорвав тишину, лихорадочно содрогая грудь. Мысли, чувства – всё вперемешку, целиком окутывая меня и погружая … в обреченность и беспросветное полное одиночество.

Глава 15. Питер

***

Не смогла исполнить просьбу, … и удалить его номер телефона. Не смогла… полностью и сразу вычеркнуть из своей жизни, как это он решил сделать со мной. И пусть не звонила, … заветная надпись среди списка контактов грела, словно самый нежный огонь, на который способна наша вселенная.

Хотя… не исключено, что он не изменил его, от греха подальше. От беды, которой я стала для него. Сплошным разочарованием.

Сказано, мертвая… и чего полезла в душу… к живому, тленом окутывая всё его бытие?

***

Уехала в Питер.

До этого - недели сомнений в желаниях. Потом добровольный поход к следователю (что от меня шарахнулся, словно от самого жуткого чудовища, одно только, что креститься не стал) за подтверждением, что запрет на выезд с места моей регистрации (прописки) снят. Причем, открыт теперь не только Питер, а любая заграница (делай только визу).

Дело, и вправду, перенаправили по основному руслу, а все документы, связанные со мной (даже как свидетелем) уничтожены подчистую.

Этому же Колмыкину и оставила его, Клёмина, тачку – не противился, обещал… передать ключи.

Деньги с кредитки - взяла. Но лишь в той сумме, что мои родители (опекуны) потратились на адвоката для всей этой бесшабашной истории. Естественно, Котовы всячески сопротивлялись этому моему решению, поступку: и мои собственные не нужны, и тем более те, когда созналась, что это "от человека, который и заварил всю эту кашу" (без подробностей). Последнее, конечно, еще больше усугубило ситуацию и даже до чертиков напугало их, но, в конце концов, я все разрулила и успокоила бедных.

Доводы и настойчивость мои оказались куда успешные, нежели "взрослых". В итоге сошлись на том, что они не отвергают "мой подарок", а я взамен - клятвенно обещаю в подобное больше никогда не ввязываться.

Обещаю... конечно, обещаю, что я... сама себе враг? Однако, никто же еще не отменял форс-мажоры?... которые за мной, почему-то, ходят, словно одержимый маньяк, по пятам.

И снова пауза в моей печальной интернатуре. Отец повторно прикрывает тылы, найдя даже какого-то там знакомого в Ленинграде, и обещает организовать продолжение учебы и работы уже там.

А я и не против.

Самое страшное, сложное и болезненное… сидеть здесь, в этом чертовом котле возможностей и былых чувств, да ждать… каждый день, каждую минуту, что кто-то нахально откроет с ноги дверь и силой, едва не за волосы, утащит тебя в неизвестном направлении вершись вновь свой странный, но такой приятный суд. Что кто-то сломает решетку твоей собственной тюрьмы… и поменяет всё к чертовой матери. Спасет. Исправит…

Кто-то… ?

Имя тому только Клёмин. Клёмин и только Клёмин. Ибо никто, кроме него, не нужен.

Никто… ни тогда, ни сейчас, ни когда-нибудь еще, в грядущем.

***

Время неустанно мчало. Питер. Моей обителью, пристанищем стал Питер.

Безумно красивый город. Солнечный, светлый, теплый… даже если идет дождь, и вокруг лишь… медовый свет фонарей столбовых, мостов или, располагающихся рядом, всплеска фантазии, зданий.

Серебристая, с прожилками янтаря, мелькающая тысячами искр томного огня и лунного света, рябь реки… заставляет поверить в сказку. Шумная набережная... Задорные, роняющие капли воодушевления, разговоры. Молодость, кружась в вальсе с историей, завораживает, затягивает, заражает влюбленным, приподнятым настроением, отгоняя свои грустные мысли куда-то на задворки, сменяя, пусть и неглубокими, но приятными, чарующими измышлениями и фантазиями. Нежными, по-дестки, глупыми… грезами.

И уже, порой начинает казаться, что я смогу здесь прижиться. Вопреки всему.

Полюбить его, как родной Кенигсберг. Открыть ему душу, поверить – и снова начать осмысленно вдыхать воздух… и строить планы на будущее.

***

Прошло полгода, если не больше.

Интернатура победно, словно раненый солдат, добежала, доползла до своего конца, завершения. Но принимать окончательное решение, по поводу того, оставаться ли здесь, в терапевтическом, или же… наконец-то пуститься по стези… хирурга, я еще не спешила.

Нужно сначала разобраться со всем тем, что творится в голове, в доме, на душе,… а уж потом, резать и крутить судьбу дальше.

***

Вверх сквозь тонкое стекло, 

Подняться от земли, 

Руками в небеса, 

Вверх туда, где стаи птиц, 

Издав прощальный крик, 

В последний раз уходят навсегда, 

Чтоб позабыть шипы дождя, 

И горький привкус ноября…

Я опять останусь здесь, 

Одной встречать рассвет, 

И снова ждать тепла… 

Знать, что я усну одна, 

И что нас больше нет.

Так трудно верить, верить до конца…

Tracktor Bowling , « Отпусти »

И тем не мене, привыкаешь к улицам, к домам. К переменам – и рутина вновь охватывает старой, заботливой, материнской пеленой, забирая наивные мечты… на то, что скоро всё переменится. Что сердце перестанет так отчаянно ныть и выть. Особенно по ночам, когда нет сил… противостоять ни тугим мыслям, ни волнующим воспоминаниям…

А ведь всего этого могло бы и не быть. Не согласись поехать на эту треклятую Бальгу… Или же четко последовать своему первому решению: отказаться ему помогать, спасать, рискуя всем… Или поддаться на слова и панику друзей, на упрощенное мировоззрение… и попытаться увезти раненного в ближайший поселок к врачу, или вызвать скорую…

Была бы история, была бы… да только, совсем иной. Совсем… по-другому печальной.

Но я рада, даже не смотря на то, что потом со мной происходило, и… в каком состоянии теперь моя душа, я рада. Безумно рада, что поехала, что спасла Клёмина, и что сделала всё необходимое, чтоб его не схватили другие подонки.

Рада, что он появился в моей жизни и пробудил… душу.

И даже если без него я вновь стала пустой. Вновь,… как и прежде.

Дивно как-то…

Не знала, никогда не думала, что моё душевное поле – все еще плодоносно, и что внутри меня всё еще может зародиться жизнь, проклюнуться росток чувств, эмоций… и любви. Не знала, что способна еще на что-то трепетное и нежное. На что-то… настоящее.

Но увы… теперь… всё это бессмысленно. Бессмысленно и глупо.

***

- Лин, пойдешь с нами в кафе? – обратилась ко мне моя новая подруга, коллега, Валя.

Обмерла я в рассуждениях, откинувшись на спинку софы, руки за голову.

- Пу-пу-ру-пу-пу, а зачем?

Удивилась, округлила та глаза из-за моего странного вопроса.

- Ну, кто за чем. А я – за кофе. После ночного дежурства самое то: горький, терпкий, из зерен, а не нелепая растворимая… какаха.

Скривилась я. Та еще мне ценитель кофе.

- А меня вот, - встаю, прошлась к столу, достала с полки баночку. – Вполне устраивает… эта твоя какаха.

Насыпаю чайной ложкой порошок в чашку.

- Фу, - поморщилась, ржет.

Поддерживаю, смеюсь, косой взгляд на подругу.

- Согласно, жутко звучит. Но ты поняла.

Хохочет.

- Нет. Ладно, я так понимаю, не идешь?

- Не, - качаю головой.

- Там круасаны свежие.

Кривляюсь, лживо щурю от злости и коварства глаза.

- С малиновым джемом, - не отступает.

Качаю головой в негодовании, сжимая губы.

- И вишневым, - замигала та бровями.

- Мои килограммы меня не простят, - смеюсь.

- Ох, ох, кто бы говорил! Тебе еще можно немало туда докинуть. За последнее время он как…

Смолчала.

- Ну что? Договаривай, - коварно ухмыляюсь.

Поддается на мое настроение – смеется.

- Постарела, - и живо высунула язык, паясничая.

Резкий разворот и, хватая свой плащ, с вешалки живо выскакивает за порог.

- Если что, знаешь, где мы! – кидает мне на ходу, не оборачиваясь.

Вышла невольно я в коридор, провожу ее взглядом.

Тяжелый вздох.

Идиотка.

Постарела я. Ишь, какая… сволочь.

Ладно, говоришь, надо подкрепиться?

Иду обратно в ординаторскую. Снимаю халат, переобуться, движение за курткой, зонтиком – и пошаркать за своими товарищами.

***

- Слушай, Лин, - вдруг отозвался Петя и нагло, как раз под шумок, потянулся за последним круассаном. – А че ты все время одна? Нашла бы уже кого-то. Вместе бы гуляли, на природу ездили.

Раздраженно закатила я глаза под лоб. Отвернулась.

- Придурок, отстань от нее, - рявкнула Наташа и тут же ляскнула по его наглой руке. Едва тот осекся, как сама ухватила трофей и быстро стала жевать.

- Ном-ном-ном, - кривляет ее Жмурко. – Жадина. Смотри, не подавись.

Смеется девушка.

- Это ты шмотри, тебе же меня шпашать.

Хохочет с напханным ртом.

- Не, я пас, - ржет и Петя.

Обмерла, округлив глаза, девушка. Пристальный, угрожающий взгляд.

- Он пусть Лина тебе искусственное дыхание делает, а я … погляжу со стороны.

Смеемся все. Взгляды на наших любимых клоунов.

Крутит у виска Наталья пальцем.

- Идиот, штоль? Какое ишкуштвенное, - прожевала, видимо, устав шепелявить и веселить нас лишний раз. Проглотила. – Какое искусственное дыхание, когда поперхнулась? А еще врач... Или ты хочешь, чтоб по принципу пылесоса она из меня крошки высосала?

Назад Дальше