Снова тихий, едва различимый вздох.
— Но ко мне тебе ни присосаться. А к другим что же?
Снова вздох. Александр задумался.
— Ну хорошо. А если я дам… немного, ты сможешь со мной поговорить?
Колыхание сущности можно было принять за согласие.
— И я тебя увижу?
Снова нечто, похожее на кивок.
— То есть, ждешь, что я это сниму? — он указал на свой амулет. — Пожалею тебя?
В ответ — вновь колыхание. И едва различимый смех. Скорее скорбный, нежели веселый.
— В мою жалость не веришь? Тоже верно, — кивнул герцог, не отрывая взгляда от необычного собеседника. — На что же надеешься? На любопытство?
Да, было похоже на то. Что ж, можно попробовать сыграть в любопытство. Александр неторопливо встал и подошел к кровати, куда еще перед ужином закинул свою дорожную сумку. Расстегнул пряжки, проверил содержимое.
— Ну, давай подкормлю, — обернулся к сущности, все так же мнущейся у стола. — Что мне для этого, снять амулет?
Нечто кивнуло. Впрочем, герцог и не сомневался. Идти на поводу у создания тьмы было рискованно. Но иногда бывает необходимо рискнуть. Очень медленно Александр снял с груди амулет.
Сгусток неведомого двинулся к нему. Медленно. Настолько медленно, что герцог не выдержал:
— Ну, что же ты? Давай!
И оно подлетело стремительно, будто решившись. Коснулось не груди, как ожидал Александр, губ. Он вздрогнул от отвращения и неожиданности, однако, уже в следующий миг его рука выхватила из сумки «ловчую сеть» и набросила на потерявшего осторожность врага.
И ничего не случилось. Сеть прошла насквозь, ударив по самому герцогу. А призрачный сгусток чуть отстранился от неудачливого ловца и рассмеялся. Значительно громче, чем смеялся прежде.
— Не выйдет, герцог, — послышался голос. Негромкий, мелодичный, девичий. — Я не твоя. Меня тебе не поймать.
— Разве? — не растерявшись, герцог немедленно вернул амулет на место. — Я пока не ловлю, я лишь не позволяю тебе выпить лишнего.
Сеть пришлось убрать с самым невозмутимым видом. Обидно. Ему обещали, что она поможет.
— Мы ведь собирались поговорить, нечисть, верно? — продолжил он, не выпуская неведомое из вида. — Так давай, проявись. Голос вон, я смотрю, уже прорезался. Давай и облик показывай. Познакомимся.
— Мы знакомы, — прошелестело в ответ, и призрак отстранился еще на пару шагов. — Немного.
Неведомая субстанция загустела, обретая формы и расцвечиваясь хоть призрачными, но все же красками. И перед напряженно ожидающим герцогом появилась дева. Совсем не та, увидеть которую он рассчитывал.
— Не смей! — с плохо сдерживаемой ненавистью прошипел Александр, а рука сама метнулась обратно за ловчей сетью. Пусть не поймать, но хотя бы хлестнуть! — Желаешь поговорить — так не претворяйся той, кем ты не являешься! Принимай свой собственный облик, Роуз, и возможно, мы сумеем договориться.
— Но я не Роуз, — чуть качнула красавица белыми локонами. — Я — Анабель.
— Ложь! — все так же возмущенно ответил герцог. — Анабель мертва, и уже давно.
— Конечно, — легко согласилась призрачная дева. — Именно поэтому ты и не смог поймать меня своей сетью. Роуз ты бы ей поймал. Она еще жива, я — нет.
— Прекрати морочить мне голову! Да, один раз тебе удалось меня задурить. Но неужели ты думаешь, что я вновь куплюсь на твое хорошенькое личико? Тем более, что оно — не твое!
— Мое, — упрямо качнула головой дева. — Я сильфа, нам не дано принимать чужой облик, — она отлетела еще чуть дальше и устроилась на широком подоконнике. Луна серебрила ее и без того нечеткую фигуру, делая ее еще более монохромной и будто сияющей. — Вот только разве ты купился — на личико?
— Ты не сильфа, — герцог только поморщился. — И ты не Анабель. Хотя, я готов поверить, что и не Роуз, — про то, что сильфы, действительно не способны принимать чужой облик, он, к стыду своему, вспомнил только сейчас. Слишком уж много совершенно новой для него информации вывалили на него в храме. И слишком уж неожиданным было увидеть Ее… Хотя — мог бы уже и понять, кто и во что с ним играет. — Ты — сыттар, да? Покопался в моем сознании, вытащил оттуда… самое дорогое и светлое, — он не признался бы в подобном никому, но какой смысл пытаться скрыть это от того, кто и так видит его насквозь? — И теперь терзаешь меня этим обликом, выжимаешь эмоции, сбиваешь с мыслей…
Было мерзко. Да, он уже знал, что сыттары — эти мерзкие демонские отродья — способны копаться в душе человека, как в своей шкатулке, вытягивая оттуда то, что пробьет человека на самые сильные, самые искренние эмоции. Но себя он считал неуязвимым. Бесстрастным. Человеком долга. Закостенелым, циничным. И потрошить его юношеские мечты — это было подло и грязно. Впрочем, подлость — их суть.
— Сыттар действительно считал тебя, — кивнула меж тем его непрошеная гостья. — И нашел твою слабость. Вот только потом он не стал притворяться ею. Зачем? Он просто прислал меня. Разве кто-то может быть Анабель лучше самой Анабель?
— Ты не Анабель, — упрямо повторил Александр, глядя, как ее тонкие прозрачные пальцы нежно расправляют прозрачные ленты на букете фиалок. — Ты — ложь! Весь твой облик ложь, начиная с проклятого букета! Почему ты с ними? Ты что, так любишь эти цветы? Так любила их в жизни, что таскала их в руках дни напролет, никогда не расставаясь?
— Нет, — качнула головой та, что упорно именовала себя Анабель. — Я даже не помню их в жизни. Не помню, рвала ли их, был ли у меня когда такой букет…
— Вот видишь.
— Но меня с ним нарисовали. И один юноша… он полюбил меня именно такой, как я была на портрете.
— Я не любил тебя, не обольщайся. И не люблю. Ты — нечисть. Зло, даже если когда-то ты и была…
— А знаешь, меня никогда не любили, — она продолжила, словно бы не услышав. — Мы жили уединенно и небогато. А я была слишком тихой, излишне скромной… Даже у моей служанки был ухажер, а я… Меня словно не замечали… Потом внезапная свадьба и Он… сыттар, да. А они не умеют любить. Они холодные и пустые. Способные только тянуть чужое, ведь ничего своего у них нет. И когда он вытянул все до последнего вздоха… Впрочем, дальше неинтересно, — Анабель чуть вздохнула. — А потом… потом мне показали тебя. Да, нарочно, специально, у Герлистэна был план…
— Герлистэн? — даже любуясь ее лунными локонами, главного он не упускал. — Твой сыттар?
— Не мой. Моему я давно не нужна. А Герлистэн коварен, ты его опасайся.
— Ну, пока твой коварный только бежит от меня, сверкая пятками… Так в чем был план?
— Если сыттар проигрывает, это не значит, что ты его побеждаешь. Это значит, ему захотелось выпить эмоций победителя, и только.
— В чем план, Анабель? — он и не заметил, что подошел к ней почти вплотную.
— Я не знаю, — очень осторожно она положила руки ему на плечи. — Но, если ты видишь его следы — он не бежит, он заманивает.
— Как заманила меня ты? — он тоже попытался ее коснуться. Ничего не почувствовал — руки свободно скользили сквозь ее видимый облик.
— Как я, — кивнул она, не отводя взгляда.
— Это было подло.
— Я знаю.
— И куда ты манишь меня сейчас? — ее он схватить не мог, пришлось схватиться за подоконник.
— Никуда. Просто греюсь, — ее глаза были слишком близко, голубые, бездонные. В самом деле бездонные, он видел сквозь них кроны деревьев, окаймлявших дорогу.
— Разве сильфы чувствуют холод?
— Они чувствуют нежность. И тепло, идущее из души.
— Во мне давно нет нежности, сильфа, — он качнул головой, но так и не отстранился.
— Может быть, но тот мальчик меня любил.
— Не тебя, образ.
— А я, по-твоему, что-то иное? Меня никто никогда не любил, только ты.
— Я не… — вновь попытался он воспротивиться.
— Я сильфа. Я тоже читаю в душах.
Ее губы шевелились так близко, что он не выдержал, качнулся вперед чуть сильнее. Звон амулета, ее болезненный вскрик, он дергается назад, она вылетает в окно.
— Ты это нарочно, — герцог нервно проводит рукой по короткому ежику своих волос. — Надеешься, я сниму амулет. Не сниму, не надейся.
— Не снимай, — она вернулась в комнату, легко пройдя сквозь стену. — Иначе он почувствует, и его лярга вновь присосется к тебе. Это опасно.
— А ты благородно не присосешься? — он усмехнулся, отворачиваясь. Смотреть ей в глаза было непозволительной глупостью, он едва не потонул в них, забыв обо всем на свете.
— Я — нет, — вздохнула она. И пояснила: — Я не могу, ты — его добыча. И ваша связь не разорвана, просто… затруднена.
— А что же ты делала только что? — не выдержал, повернулся к ней вновь. — С чего мы начали нашу беседу?
— Ну, — Анабель смутилась. Или талантливо изобразила смущение. — Я просто тебя поцеловала. Ведь по-другому ты бы не дал.
И прежде, чем он нашелся с ответом, упорхнула прочь. Сквозь стену, даже ее не заметив. Он подождал какое-то время. Вновь воспользовался храмовым моноклем и внимательно осмотрелся. Нет, не вернулась.
Герцог долго рылся в своих вещах, перебирал уникальные артефакты, полученные в хранилище Храма. Так ничего и не выбрал. Достал пухлую папку с изъятыми из Архива документами. Их изучение требовало времени, а сидеть в Храме вечно он не мог. Пришлось напоминать зарвавшимся служителям Деуса, что кузен короля и второй человек в государстве имеет достаточно полномочий, чтоб решить любой спор в свою пользу.
Пододвинул колченогий табурет к грубо сколоченному столу, зажег побольше свечей и углубился в изучение материалов. Прежде он акцентировался на сыттарах. Теперь пытался понять, что такое сильфа. Нет, в общих чертах он знал. Но остается ли в них что-то от человека, когда они перестают быть людьми? И реально ли вновь вдохнуть жизнь в ту, от которой остался лишь облик? И если для ответа на первый вопрос фактов все еще не хватало, то на второй ответ выходил отрицательным: по всему выходило, что нет. С Анабель он опоздал лет на восемнадцать. Она даже не призрак, она — «дыхание сыттара», его щупальце, выброшенное во внешний мир, его пищевод. Все, что она берет у людей, она берет не себе, ему. А сама существует лишь за счет его силы.
Ее возвращения он не почувствовал. Просто понял в какой-то миг, что опять не один.
— Тебе велено следить за мной? — поинтересовался, не оборачиваясь.
— Нет, — скрываться она не стала. — В этом нет нужды, ты не настолько ему интересен.
— Почему же ты здесь?
— Потому что ты интересен мне.
— У сильф бывают собственные интересы? — он недоверчиво хмыкнул.
— Порой, — очень плавно она подлетела и уселась на край стола. Или сделала вид, что уселась. — Если им хоть немножечко повезет, и о них забудут.
— О тебе, выходит, забыли?
— Выходит. Ландалиан полагает, что я все еще с Герлистэном, Герлистэн — что я вернулась к Ландалиану.
— А ты, значит, не вернулась… — не слишком вникая в собственные слова, Александр судорожно листал свои бумаги. Где ж это было? А, вот: — Ландалиан — это Северный Ветер, верно? А Герлистэн, получается, Южный?
— Людям известно даже это?
— Не всем людям. Что это значит? Почему они Ветры?
— Не знаю. Просто имена, отражающие сущность: они — лишь потоки воздуха, там внутри — ничего нет.
— А почему Северный, Южный?
— Их восемь. Надо ж им как-то различаться.
— Хорошо, тогда сравни их меж собой. Они похожи?
— У них нет внешности, кроме той, что они себе выдумали.
— Меня больше интересует характер. Привычки. Интересы.
— Ландалиан холоден. Вымораживающе равнодушен, непреклонно прямолинеен… Его пища — тоска, отчаянье, безысходность.
— А Герлистэн? Я так понимаю, ему я обязан, — герцог раздраженно потер звездочку на ладони, — вниманием к своей персоне.
— Ему, — она кивнула, и ее белые локоны чуть качнулись в такт. — Южный Ветер, что жар пустыни — горяч, неугомонен, любопытен. Братья его не любят — он редко способен остановиться в своих желаниях. Вечно недовлен тем, что имеет, а посему — склонен к интригам и коварству. Его пища — страсти, и они будоражат его, не давая покоя.
— Страсти — в смысле «похоть»?
— Ну почему, любые страсти. Все, что горячит кровь и возбуждает чувства. Все, что вызывает азарт и заставляет умолкнуть разум.
— Зачем ему Черный замок? Раньше сыттары не брали приданого.
— Я не знаю, — она равнодушно пожимает изящными плечиками. — Прежде, в самом деле, не брали.
— А что ты знаешь? — смотрит он пристально. Бесплотный призрак с пристрастием не допросишь. Чуть надавишь — улетит или развеется. А информатор ценный.
— Не слишком много, — свою ценность она демонстрировать не спешит.
— Дорогу в долину?
— Ты не сможешь туда войти, — сильфа спокойна, но категорична.
— Вот как? А моя «жена»? Сможет?
— Конечно, — и вновь ни капли сомнений. — Я же когда-то вошла, — сильфа изящно встает. На воздух, он видит это четко. Пола она не касается. — Но лучше бы тебе догнать ее прежде, — сорвавшись с места, Анабель облетает вокруг настороженно замершего герцога — медленно, словно разглядывая со всех сторон. — Твоя защита не идеальна. Он найдет, как ее обойти. И ты умрешь.
— Разве «мужья» умирали? — сильфа остановилась за спиной, и Александру приходится развернуться. Не настолько он этому духу верит. Да и смотреть он при разговоре привык в глаза. Пусть они и призрачные. — Данные архивов свидетельствуют о другом.
— И кто же из них стал известен? Чего-то добился? Где-то служил, быть может? — теперь сильфа оказывается слишком близко. И еще подается вперед. Почти вплотную, не отводя от него своих полупрозрачных глаз. И лишь амулет между ними. Несколько сантиметров, которые она легко преодолела бы, не обзаведись он в свое время данной игрушкой. — «Мужья» — доноры силы, из них качают — они лишь отдают. Вялость, слабость, апатия. Жизнь, бесцельно прожитая в кресле, а то и в постели.
— И чем мне, в таком случае, поможет встреча с «женой»? Почему мне нельзя позволить ей уйти в долину? — лишь когда край стола впивается ему в спину, герцог понимает, что пытается не позволить ей коснуться предупреждающе вибрирующего амулета. Ей было больно прошлый раз, он помнит. Еще развеется.
— Там он сделает ее сильфой, и она станет неуязвимой, — Анабель чуть подается назад и, склонив голову на бок, с легким удивлением улыбается герцогу. Словно прочла его мысли, поняла мотивы. Лучше него самого поняла. — Здесь же твоя «жена» смертна. А смерть рвет все связи.
— Вот как? То есть, если я стану свободен от нее, я смогу достаться тебе? В этом твой интерес?
Она лишь смеется:
— Глупый. Со мной тебя тоже ждет смерть. А я хочу, чтоб ты жил.
— Почему?
— Так. Считай, мой каприз, — передернув прозрачными плечиками, она легко отлетела к окну и привычно устроилась на подоконнике. — Ты вовсе не собираешься ложиться? Сам говорил: подъем будет ранний, а день долгий… Или я тебя настолько смущаю?
— А я тебя, значит, не смущаю, — он закрыл свою папку и убрал в дорожную сумку. — Совсем?
Она снова весело рассмеялась.
— Конечно, совсем. Я сильфа, мне нет дела до человеческих глупостей.
Ему тем более не было дела до призрака давно не существующей девицы. Поэтому, неспешно поднявшись, он спокойно расстегнул и сбросил сорочку, дав возможность приставучей нечисти полюбоваться своим мощным торсом. Тренированное тело воина, рельефные мышцы, подтянутый живот с кубиками пресса — ему было чем гордиться не только перед умертвиями. Столь же неторопливо он стянул сапоги, снял чулки и штаны, встал, потянувшись во весь рост и давая возможность любопытной сильфе разглядеть себя.
Она и не думала отворачиваться или таять в воздухе. Смотрела. С интересом, но без удивления или излишнего любопытства. И ему пришлось дать себе мысленного пинка, что не девица она. Давно. Совсем. И с чего он вообще решил перед ней красоваться? Досадуя, он упал на кровать и, закрыв глаза, дал себе команду погрузиться в сон. Столь полезному навыку жизнь давно научила.
А проснулся от резкого пронзительного звука рога. Далекого, но так отчетливо слышимого.
— Вот и все, — прошептала сильфа, встретившись с ним глазами. — Прощай.