— Да неужели? — откликнулся Аберфорт. — Хорошее дело, надеюсь? Приятное? Лёгкое? Такое, что его можно поручить ещё не кончившим школу волшебства детишкам и они с ним справятся, не надрываясь?
Рон мрачновато хмыкнул. Гермионе было явно не по себе.
— Я… Нет, оно не лёгкое, — сказал Гарри. — Но я должен…
— «Должен»? Почему «должен»? Его ведь нет в живых, так? — резко произнёс Аберфорт. — Бросай это, парень, пока и с тобой не случилось того же! Спасайся!
— Не могу.
— Почему?
— Я… — Гарри растерялся. Объяснить он не мог, поэтому перешёл в наступление. — Но вы ведь и сами участвуете в борьбе, вы — член Ордена Феникса…
— Я им был, — ответил Аберфорт. — Ордена Феникса больше нет. Сам-Знаешь-Кто победил, борьба окончена, а кто говорит иначе — сам себя обманывает. Тебе здесь покоя не будет, Поттер, ему слишком хочется до тебя добраться. Поэтому уезжай за границу, спрячься, спасайся! И этих двоих лучше возьми с собой. — Он указал большим пальцем на Рона и Гермиону. — Они не будут здесь в безопасности до самой смерти, ведь теперь все знают, что они работали с тобой…
— Я не могу, — сказал Гарри. — У меня здесь дело…
— Поручи его кому-нибудь другому!
— Не могу. Это могу сделать только я, Дамблдор объяснил…
— Вот как? Он действительно объяснил тебе всё, он был честен с тобой?
Гарри всем сердцем хотел ответить «да», но почему-то это простое слово не желало сходить с его губ. Аберфорт, похоже, угадал его мысли.
— Я хорошо знал своего брата, Поттер. Он научился скрывать и утаивать ещё на руках нашей матери. Утайки и ложь — мы выросли на этом, и Альбус… у него был природный талант.
Глаза старика скользнули к картине над каминной полкой. Гарри заметил теперь, что это единственный портрет в комнате. Ни фотографии Альбуса, ни ещё чьей-нибудь здесь не было.
— Мистер Дамблдор, — робко спросила Гермиона, — это ваша сестра? Ариана?
— Да, — отрезал Аберфорт. — Вы, видно, начитались Риты Скитер, мисс?
Даже в красноватых отблесках огня видно было, как залилась краской Гермиона.
— Мы слышали о ней от Элфиаса Дожа, — сказал Гарри, пытаясь выгородить подругу.
— Старый дурак! — буркнул Аберфорт, прихлебывая медовуху. — Всерьёз верил, что мой братец весь так и лучился светом! Что ж, он не один такой, вот и вы трое в это верили, судя по всему.
Гарри молчал. Ему не хотелось выказывать сомнения и неуверенность, терзавшие его в последние месяцы по поводу Дамблдора. Свой выбор он сделал, когда копал могилу для Добби. Он решил идти дальше по извилистой, опасной тропе, указанной Альбусом Дамблдором, смириться с тем, что ему сказали не всё, что он хотел знать, решил не проверять, а просто верить. Ему не нужны были новые сомнения, он не желал слышать ничего, что могло отвлечь его от цели. Он встретил взгляд Аберфорта, так разительно сходный с взглядом его брата: ярко-синие глаза словно рентгеновскими лучами пронизывали собеседника, и Гарри казалось, что Аберфорт читает его мысли и презирает за них.
— Профессор Дамблдор очень любил Гарри, — тихо сказала Гермиона.
— Вот как? — откликнулся Аберфорт. — Забавно, большинство из тех, кого мой брат очень любил, кончили хуже, чем если бы ему вовсе не было до них дела.
— Что вы хотите этим сказать? — выдохнула Гермиона.
— Не обращайте внимания, — ответил Аберфорт.
— Но вы говорите очень серьёзные вещи! — не отступала Гермиона. — Вы имеете в виду вашу сестру?
Аберфорт уставился на неё. Несколько секунд губы его шевелились, словно он пережевывал слова, которые хотел проглотить. Потом он заговорил:
— Когда моей сестре было шесть лет, на неё напали трое магловских мальчишек. Они увидели, как она колдует — подглядели через садовую изгородь. Она ведь была ребёнком и не умела ещё это контролировать — ни один волшебник в этом возрасте не умеет. То, что они увидели, их, надо думать, испугало. Они перебрались через изгородь, а когда она не смогла показать им, в чём тут фокус, маленько увлеклись, пытаясь заставить маленькую ведьму прекратить свои странные дела.
Глаза Гермионы расширились. По виду Рона похоже было, что его мутит. Аберфорт поднялся во весь рост, высокий, как и Альбус. Он стал вдруг страшен в своей ярости и безысходной боли.
— То, что они сделали, сломало её: она никогда уже не оправилась. Она не хотела пользоваться волшебством, но не могла от него избавиться. Оно повернулось внутрь и сводило её с ума, порой вырываясь помимо её воли. Тогда она бывала странной… и опасной. Но по большей части она была ласковой, испуганной и покорной.
Мой отец погнался за подонками, погубившими Ариану, и наказал их. Его заточили в Азкабан. Он так и не признался, что заставило его пойти на это, — ведь если бы Министерство узнало, что сталось с Арианой, её бы навсегда заперли в больнице святого Мунго. В ней увидели бы серьёзную угрозу для Международного статута о секретности, поскольку она не владела собой и волшебство невольно вырывалось из неё, когда она не могла больше сдерживаться.
Нам нужно было спасать и укрывать её. Мы переехали и распустили слух, что она больна. Мама ходила за ней и старалась, чтобы девочке жилось хорошо и спокойно.
Меня Ариана любила больше всех. — При этих словах за морщинами и клочковатой бородой Аберфорта вдруг проступил чумазый подросток. — Не Альбуса — он, когда бывал дома, вечно сидел у себя в комнате, обложившись книгами и наградными дипломами и поддерживая переписку с «самыми знаменитыми волшебниками того времени». — Аберфорт фыркнул. — Ему некогда было с ней возиться. А я был её любимцем. Я мог уговорить её поесть, когда у мамы это не получалось. Я умел успокоить её, когда на неё находили приступы ярости, а в спокойном состоянии она помогала мне кормить коз.
А потом, когда ей было четырнадцать… понимаете, меня не было дома. Будь я дома, я бы её успокоил. На неё накатил очередной приступ ярости, а мама была уже не так молода, и… это был несчастный случай. Ариана сделала это не нарочно. Но мама погибла.
Гарри испытывал мучительную смесь жалости и отвращения. Он не хотел больше ничего слышать, но Аберфорт продолжал рассказывать. Гарри спросил себя, когда старик в последний раз говорил об этом, и говорил ли он об этом вообще когда-нибудь.
— Так Альбусу не удалось отправиться в кругосветное путешествие с Элфиасом Дожем. Они вместе приехали на мамины похороны, а потом Дож уехал, а Альбус остался дома главой семьи. Ха! — Аберфорт сплюнул в огонь. — Я бы за ней присмотрел, я ему так и сказал, наплевать мне на школу, я бы остался дома и справился со всем. Но он заявил, что я должен закончить образование, а он займёт место матери. Конечно, это было крупное понижение для нашего вундеркинда — присматривать за полусумасшедшей сестрицей, которая, того гляди, разнесёт весь дом, и наград за это не предусмотрено. Но месяц-другой он справлялся… пока не появился тот. — Лицо Аберфорта стало теперь по-настоящему страшным. — Грин-де-Вальд. Наконец-то мой брат встретил равного собеседника, такого же блестяще одарённого, как он сам. И уход за Арианой отошёл на второй план, пока они строили планы нового Ордена волшебников, искали Дары Смерти и занимались прочими интересными вещами. Великие планы во благо всех волшебников! А что при этом недосмотрели за одной девчушкой, так что с того, раз Альбус трудился во имя общего блага?
Спустя несколько недель мне это надоело. Мне уже пора было возвращаться в Хогвартс, и тогда я сказал им, тому и другому, прямо в лицо, вот как сейчас тебе. — Аберфорт взглянул на Гарри, и сейчас очень легко было увидеть в старике взъерошенного, злого подростка, бросавшего вызов старшему брату. — Я сказал им: кончайте всё это. Вы не можете увозить её из дома, она не в том состоянии; вы не можете тащить её за собой, куда бы вы там ни собрались, чтобы произносить умные речи и вербовать себе сторонников. Ему это не понравилось. — Отблеск огня отразился от линз Аберфорта, и они снова полыхнули белой слепой вспышкой. — Грин-де-Вальду это совсем не понравилось. Он рассердился. Он сказал мне, что я глупый мальчишка, пытающийся встать на пути у него и у моего блистательного брата… Неужели я не понимаю, что мою бедную сестру не придётся больше прятать, когда они изменят мир, выведут волшебников из подполья и укажут маглам их настоящее место?
Потом он сказал ещё кое-что… и я выхватил свою палочку, а он — свою, и вот лучший друг моего брата применил ко мне заклятие Круциатус. Альбус попытался его остановить, мы все трое стали сражаться, и от вспышек огня и громовых ударов Ариана совсем обезумела, она не могла этого выносить… — Краска сбежала с лица Аберфорта, как будто его смертельно ранили. — Она, наверное, хотела помочь, но сама не понимала, что делает. И я не знаю, кто из нас это был, это мог быть любой из троих — она вдруг упала мёртвой.
Голос его оборвался на последнем слове, и он опустился на ближайший стул. Лицо Гермионы было мокро от слёз, а Рон побледнел почти так же, как сам Аберфорт. Гарри испытывал только отвращение: он хотел бы никогда не слышать этого, выкинуть это из головы.
— Мне так… так жаль, — прошептала Гермиона.
— Её не стало, — прохрипел Аберфорт. — Навсегда. — Он утёр нос рукавом и откашлялся. — Конечно, Грин-де-Вальд поспешил смыться. За ним уже тянулся кой-какой след из его родных мест, и он не хотел, чтобы на него повесили ещё Ариану. А Альбус получил свободу, так ведь? Свободу от сестры, висевшей камнем у него на шее, свободу стать величайшим волшебником во всём…
— Он никогда уже не получил свободы, — сказал Гарри.
— Как ты сказал? — переспросил Аберфорт.
— Никогда, — продолжал Гарри. — В ту ночь, когда ваш брат погиб, он выпил зелье, лишающее разума. И стал стонать, споря с кем-то, кого не было рядом. Не тронь их, прошу тебя… Ударь лучше в меня.
Рон и Гермиона глядели на Гарри во все глаза. Он никогда не вдавался в подробности того, что произошло на острове посреди озера. Случившееся с ним и Дамблдором по возвращении в Хогвартс полностью затмило все предшествовавшие события.
— Ему казалось, что он снова там с вами и Грин-де-Вальдом, я знаю. — Гарри вновь слышал мольбы и рыдания Дамблдора. — Ему казалось, что перед ним Грин-де-Вальд, разящий вас и Ариану… Это была для него пытка. Если бы вы видели его тогда, вы не говорили бы, что он освободился.
Аберфорт сосредоточенно рассматривал свои узловатые руки с набухшими венами. После долгой паузы он произнёс:
— Откуда ты знаешь, Поттер, что мой брат не заботился больше об общем благе, чем о тебе? Откуда ты знаешь, что он не считал возможным пренебречь и тобой, как нашей сестрёнкой?
Сердце Гарри словно пронзила ледяная игла.
— Не думаю. Дамблдор любил Гарри, — сказала Гермиона.
— Тогда почему он не приказал ему скрыться? — выпалил Аберфорт. — Почему не сказал: спасайся? Вот что надо делать, чтобы выжить.
— Потому что, — ответил Гарри, опережая Гермиону, — иногда действительно нужно думать не только о своём спасении! Иногда нужно думать об общем благе! Мы на войне!
— Тебе семнадцать лет, парень!
— Я совершеннолетний, и я буду бороться дальше, даже если вы уже сдались.
— Кто тебе сказал, что я сдался?
— «Ордена Феникса больше нет», — повторил Гарри. — «Сам-Знаешь-Кто победил, борьба окончена, а кто говорит иначе — сам себя обманывает».
— Я не говорю, что мне это нравится, но это правда!
— Нет, это неправда, — сказал Гарри. — Ваш брат знал, как покончить Сами-Знаете-с-Кем, и передал мне это знание. Я буду бороться дальше, пока не одержу победу или не погибну. Не думайте, что я не знаю, чем это может кончиться. Я много лет это знаю.
Он ждал, что Аберфорт станет насмехаться или спорить, но тот молчал, сердито глядя из-под насупленных бровей.
— Нам нужно проникнуть в Хогвартс, — повторил Гарри. — Если вы не можете нам помочь, на рассвете мы уйдём и попробуем отыскать дорогу сами. Если вы можете помочь — что ж, самое время сказать об этом.
Аберфорт сидел всё так же неподвижно, сверля Гарри глазами, так невероятно похожими на глаза его брата. Наконец он откашлялся, встал, обошёл вокруг стола и остановился у портрета Арианы.
— Ты знаешь, что делать, — сказал он.
Она улыбнулась, повернулась и пошла прочь — не так, как это обычно делали люди на портретах, выходя сбоку из рамы, а назад, словно бы по длинному тоннелю, уводившему за её спиной в глубь картины. Они глядели вслед удаляющейся хрупкой фигурке, пока она не скрылась во мраке.
— М-м… что… — начал было Рон.
— Путь в замок сейчас только один, — сказал Аберфорт. — Вы, наверное, знаете, что они закрыли все старые тайные ходы с обоих концов, поставили дементоров по всему периметру стен и регулярно патрулируют внутри школы. Никогда ещё Хогвартс не окружали такой охраной. Как вы собираетесь действовать, когда директором там — Снегг, а его заместители — Кэрроу… Ладно, это уж ваше дело. Ты ведь сказал, что готов к смерти.
— Но что… — Гермиона взглянула на портрет Арианы.
В конце уходящего в картину тоннеля появилась маленькая белая точка, и вот уже Ариана движется обратно к ним, увеличиваясь по мере приближения. Но теперь она была не одна — с ней шёл ещё кто-то, выше её ростом, прихрамывая и явно волнуясь. Гарри никогда не видел у него таких длинных волос. Лицо его было изранено, изорванная одежда висела клочьями. Обе фигуры становились всё больше, так что в раму помещались уже только лица и плечи. И тут картина распахнулась, словно дверца в стене, и за ней открылся настоящий тоннель. Оттуда выбрался обросший, израненный и оборванный настоящий Невилл Долгопупс и с воплем восторга бросился к Гарри:
— Я знал, что ты придёшь! Я знал, Гарри!
Глава 29
Исчезнувшая диадема
— Невилл… Как… Откуда…
Но Невилл уже заметил Рона и Гермиону и с радостными возгласами бросился их обнимать. Чем дольше Гарри смотрел на Невилла, тем больше ужасался его виду: один глаз заплыл лилово-жёлтым синяком, лицо было испещрено шрамами, и каждая деталь в его внешности указывала на постоянные невзгоды и лишения. И всё же его измочаленное лицо сияло от счастья, когда он наконец выпустил из объятий Гермиону и повторил:
— Я знал, что ты придёшь. Всё время твердил Симусу: надо только подождать!
— Невилл, что с тобой было?
— Что? Это? — Невилл небрежно отмахнулся. — Да это ерунда! Симус выглядит гораздо хуже. Вы увидите. Ну что, пошли? Да, — он повернулся к Аберфорту, — Аб, к нам тут, наверное, ещё пара-тройка подвалит.
— Пара-тройка? — мрачно повторил Аберфорт. — Что значит пара-тройка, Долгопупс? Здесь комендантский час и Воющие чары над всей деревней!
— Я знаю, поэтому они трансгрессируют прямо к вам в трактир, — отозвался Невилл. — Посылайте их сразу в тоннель, ладно? Большое спасибо.
Невилл подал руку Гермионе и помог ей взобраться на камин, а оттуда в тоннель. За ней последовал Рон, а за ним Невилл. Гарри повернулся к Аберфорту:
— Не знаю, как вас благодарить. Вы дважды спасли нам жизнь.
— Вот и будь поосторожнее впредь, — угрюмо фыркнул Аберфорт. — Третий раз у меня может и не получиться.
Гарри вскарабкался на камин и в отверстие за портретом Арианы. С другой стороны были гладкие каменные ступени. Похоже, проход находился здесь уже много лет. Со стен свисали медные лампы, земляной пол был плотно утоптан. Они шли, а за ними по стенам скользили, колеблясь, их тени.
— И как давно он существует, этот проход? — спросил Рон. — Его ведь нет на Карте Мародёров, правда, Гарри? Я думал, есть только семь тайных путей в школу и из школы.
— Они опечатали их все перед началом учебного года, — сказал Невилл. — Теперь через них не пройдёшь — вход защищён заклятиями, а на выходе поджидают Пожиратели смерти и дементоры. — Он пошёл спиной вперёд, глядя на них, сияя, впитывая долгожданные лица. — Не думайте обо всей этой ерунде… А правда, что вы прорвались в «Гринготтс»? И сбежали оттуда на драконе? Всё это знают, только и разговору что об этом. Кэрроу избил Терри Бута, потому что Терри кричал об этом в Большом зале за обедом.
— Да, всё это правда, — сказал Гарри.
Невилл ликующе засмеялся.
— А что вы сделали с драконом?
— Отпустили на волю, — сказал Рон. — Гермиона, правда, хотела оставить его себе вместо котёнка…