– Не дергайся, дурак!
– Честное слово давала!
– Это не я, это тебя Бог покарал… которого нет… Лежи! А то так и будешь ходить в драных штанах при всех… Вон смотри, князь едет.
– Подумаешь, – буркнул Филипп. – Князь вообще не носит штанов, и то… Ай!
Князь Юр-Танка подъехал на смирной своей кобылке, прыгнул с седла. Одет он был не как владыка княжества, а как обычный мальчишка из прибрежного города Юр-Танка-пала, в котором почти круглый год лето. На нем был хоро – широкий набедренный пояс, с которого сзади и спереди свешиваются короткими фартучками концы полосатого чупа – пропущенного между ногами куска ткани. Правда, в ткани блестела дорогая серебряная нить, а босые ноги от щиколоток до колен закрывали чеканные поножи. Да и на груди золотая цепочка с медальоном или образком…
– Юрик, привет! – Филипп двинулся от Лис навстречу князю. – Привез петушков? А то у нас новичок!
Юр-Танка взял его тихонько за плечи.
– Привез, Филипп, здравствуй… Здравствуйте, все.
Ему обрадовались так же искренне и нешумно, как держался он сам. Обступили. Рэм взял его руку в обе ладони.
– Здравствуй, князь. Почему тебя не было прошлый раз?
– Воевали, – сказал Юр-Танка невесело, но просто, как о надоевшей черной работе.
– Хал? – спросил Рэм.
– Хал… И его племянник Саддар, у него тяжелая конница…
– Когда только это безобразие у вас кончится, – сказала Лис.
Чуть заметно Юр-Танка улыбнулся:
– Кончилось уже… Они не рассчитали, влезли в долину между Желтыми холмами и Хребтом Змея. Думали, что мы далеко… А мы их взяли с двух сторон – ни уйти, ни развернуться для боя.
– И что? – подпрыгнул Филипп.
– Командиры говорят: «Пришла пора, искрошим их, князь, и будет мир…»
Тихо сделалось, только огонь потрескивал да переступала копытами лошадь. Юр-Танка глянул на одного, на другого, опустил глаза.
– На крови что за мир… Я поехал вот так, без доспехов, без меча. Один… Говорю: «Хал, зачем опять пришел? Ты был когда-то союзником отца…» А он злющий, старый, глядит из-под шлема: «Почему приехал, как в гости? Я не убью – другие убить могут… Проводите его, пусть дает команду своим сотням, а мы сумеем умереть как надо…» Я говорю: «Хал, зачем! Ну, будут опять кровавые ручьи, вороны жирные будут, а для чего? Что мы делим-то между собой?» А он: «Как что делим? Дикую долину!» А в Дикой долине – только буераки да камни, даже пахать нельзя. Ни княжеству нашему, ни Халдагею она, если подумать по-хорошему, не нужна… Я говорю: «Она и одной-то жизни не стоит… Если возьмешь ее, спрячем мечи? Подумай…» Он отвечает: «Что думать, князь. До этой ли Дикой долины мне теперь? Воля твоя. Выпустишь – уйдем…»
– Рэм, а почему ты решил, что Юр-Танка христианин? – спросила Лис.
– У него же образок. Там Божья Матерь и Младенец…
– Он в прошлый раз говорил, что это его мама, – как-то ревниво заметил Ежики.
– Он говорил: «Похожа на маму», – сказал Рэм.
Филипп завозился и проговорил с непонятным упрямством:
– Он же не может знать, похожа или нет. Она умерла, когда ему года не было. Разве он помнит?
– Портреты могли остаться, – терпеливо объяснил Рэм.
Филипп, видимо от досады, что не все ему известно про князя (хотя и друг считается!), возразил капризным голосом:
– Старинные портреты не бывают похожие. А фотографий у них там нету.
– Извини, Филипп, но ты несносен, – сказал Цезарь.