Русские банды Нью-Йорка - Костюченко Евгений Николаевич ""Краев"" 11 стр.


— Значит, вы рассчитываете обзавестись в Оклахоме новым стадом? — Энди вернул разговор к более приятной хозяйственной теме. — Будете гоняться за бродячими коровами? А что, так многие начинали. Сам Остин Крейн когда-то прибыл в Техас, имея только двух жеребцов и лассо. Жил под открытым небом, ловил заблудившийся скот, клеймил своим тавром. Скот — такая штука, которая растет сама по себе, без всяких твоих усилий. Только следи, чтоб не украли, и через год стадо прирастает вдвое. А то и втрое, если ты способен не слезать с седла круглыми сутками. В прерии полно скотины, лови себе да загоняй в кораль…

— Нет, я теперь займусь пшеницей, — сказал фермер. — От хлеба прибыль поменьше, зато надежнее.

— У вас большая семья?

— Четверо сыновей, две невестки, да и жена еще ходит на своих двоих. Так что — справимся.

— Ну, с такой командой, конечно, можно заняться пшеницей, — согласился Брикс. — Команда — самое главное. Остин Крейн всегда умел окружать себя нужными людьми. Люди — вот его богатство. Мы все любили Остина, как родного отца. Мы бы сделали для него все, что бы он ни попросил. Перегнать пять тысяч голов в Канзас? Нет проблем! Построить город на пустом месте? Пожалуйста! Проложить железную дорогу через земли индейцев? Эх, если б не подонок Чемберлен, мы бы с вами сейчас не в фургоне сидели, а ехали бы в роскошном вагоне!

— Ну да, — скептически хмыкнул Томпсон. — В эшелоне, вместе с парой сотен ирландцев, немцев и прочих бездельников, которые не смогли прижиться на своей родине.

— Бросьте, старина! Наша родина — весь мир. Жить можно везде, где над тобой не стоят богачи и не вырывают у тебя изо рта заработанный кусок хлеба. Так говорил Остин Крейн. Я даже думаю, что Каса Нуэва рано или поздно назовут его именем, — серьезно сказал Энди. — Остин Крейн это заслужил.

Город, основанный легендарным Крейном, начинался с кладбища. Проехав мимо покосившихся крестов и занесенных песком надгробных плит, фургон остановился перед односкатной хижиной, на крыше которой лежали массивные валуны. Единственным архитектурным достоинством здания являлся дощатый щит, приколоченный прямо к стене. На небрежно оструганных досках кисть неизвестного художника изобразила гарцующего всадника с лассо и винчестером на фоне зеленых холмов.

— «Добро пожаловать в Каса Нуэва! — вслух прочитал Энди Брикс. — Странник! Прежде чем свернуть с дороги, знай, что в нашем городе царит Закон. У нас твердые цены. Пинта виски — 18 центов. Завтрак или ужин — 25. Обед — 35. Порция лошадиного корма — 25. Ночевка лошади — 50. Ночевка одного человека — 10 центов. Запрещается… — Ага, это уже интереснее. — Запрещается входить в салун в грязных сапогах. Запрещается посещать девушек, не помывшись. Запрещается открытое ношение оружия. Нарушителей ждет быстрый суд и молниеносное выдворение за пределы округа. Добро пожаловать в Каса Нуэва».

Мистер Томпсон не собирался тратиться на такие безделицы, как ночевка или посещение девушек. Он даже не потрудился попридержать своих волов, и попутчики спрыгнули на ходу, впрочем, это было нетрудно.

— Если вас вышибут отсюда, вы меня догоните, — кивнул фермер на прощание.

А Энди, глядя вслед фургону, проговорил, сбив шляпу на затылок:

— Эх, Крис, всю жизнь мечтаю вот так же поколесить по земле… Как только уладим все наши дела, обзаведусь фургоном и покачу себе куда-нибудь в Калифорнию или вообще в Мексику, а то и в Канаду. Неважно, куда. Лишь бы ехать. Великая штука — фургон. Вроде и едешь, а всегда дома. Полная свобода. Где хочешь — остановился и пожил. Надоело — тронулся дальше.

— Да, свобода, — поддакнул Кирилл насмешливо. — Пока на проволоку не напорешься.

— Ничего. На наш век хватит земель, куда не добрались ублюдки вроде Смайзерса.

Все их вооружение было предусмотрительно упрятано внутрь свернутых одеял. Взвалив на плечо неудобную, но столь необходимую поклажу, гости Каса Нуэва зашагали по главной улице, которая, похоже, была и единственной. Вдоль запыленных домов с толстыми ставнями на окнах тянулись узкие дощатые тротуары, но горожане предпочитали ходить по пыльной дороге, не доверяя мастерству местных плотников. На Энди с Кириллом оглядывались, но незаметно. Оборванный мальчишка перебежал дорогу сначала в одну сторону, потом в другую, и, наконец, остановился у них на пути и потребовал десять центов за свои услуги. Энди дал пять и спросил, в чем заключался сервис. Оказывается, оборванец разгонял с их пути свиней и кур.

— Дам еще пять, — пообещал Энди, — если покажешь, где сейчас живет Вонг Кен.

— Деньги вперед!

Получив монету, добровольный гид молниеносно развернулся на босых пятках и показал пальцем за спину Кирилла. Энди расхохотался. Кирилл, обернувшись, увидел вывеску: «Вонг Кен. Прачечная. Вонг Кен. Ванные комнаты. Вонг Кен. Парикмахер. Вонг Кен. Лапша и специи».

Не прошло и пяти минут, как Энди и Кирилл уже нежились в дубовых купелях, а их пропыленная одежда исчезла под пеной в корыте, стоящем тут же. Щуплый узкоглазый старичок то подливал в купели горячую воду, то оттирал воротники сорочек, то правил бритву о ремень, и, не умолкая ни на секунду, докладывал Бриксу обо всем, что произошло в городе за время его долгого отсутствия. Это и был Вонг Кен, китаец, один из тысяч китайцев, когда-то трудившихся на прокладке железной дороги.

Правда, сам Кен не укладывал шпалы и не возил щебенку в тачках. У себя в Китае он был учителем, попутно занимался врачеванием, и даже какое-то время служил чиновником в британской колониальной администрации. Несколько лет он занимался тем, что переправлял соотечественников за океан, на заработки. В конце концов и сам оказался в Сан-Франциско, потом судьба занесла его в Техас.

Говорил он с забавным акцентом, и его слова могли бы вызвать улыбку — если б не были такими безрадостными. Кен рассказал, что Генри, младший брат Энди Брикса, сидит в тюрьме. Он уже приговорен к повешению, но адвокат подал апелляцию, и теперь все зависит от судьи. Это была плохая новость. Но имелась и хорошая: тюрьма находится в Маршалле, в том самом городишке, где братья Бриксы провели несколько лет, работая на Остина Крейна.

Когда гости, облаченные в серые халаты, перебрались в комнатку на втором этаже, им был подан настоящий китайский чай. Энди морщился и ворчал, потому что привык освежаться другими напитками. А Кирилл с изумлением разглядывал высоченные стопки книг и газет, стоявшие на полу вдоль стен. Письменный стол был завален словарями, журналами и тетрадями. Вонг Кен, перехватив взгляд Кирилла, сказал:

— Это моя основная работа. Я пишу статьи и рассказы. Прачечная кормит мое тело, а письменный стол питает душу. Вот сейчас я перевожу с французского любопытную историю. В Лондоне орудует убийца. Они назвали его Джеком Потрошителем, потому что он вырезает внутренности у своих жертв. У нас об этом еще никто ничего не знает, и я надеюсь хорошо продать свою статью.

— Брось, — сказал Энди. — Кому тут нужны лондонские байки? Напиши лучше про то, как я бежал с каторги. Конечно, без лишних подробностей.

— Обязательно напишу. Вот только выполню полученный заказ, и обязательно напишу про тебя.

— Заказ?

— Я работаю на одну большую газету. «Даллас кроникл». Под моими статьями подписывается сам Роберт Этвуд.

— Это правильно, — кивнул Брикс. — Кто бы стал читать сочинения какого-то эмигранта. Но тебе придется отложить писанину, Кен. Ты пойдешь со мной. Да, прямо сейчас. Я и так потерял слишком много времени.

— Мне тоже идти с тобой? — спросил Кирилл.

— Не сейчас. Сиди здесь, к окну не подходи.

— Тогда… — он повернулся к китайцу: — Можно мне почитать ваши журналы? Я немного понимаю по-французски.

Энди отставил чашку и встал, направившись к гардеробу:

— Страшно подумать, какой ерундой некоторые забивают голову! По-французски он понимает! В наших краях полезнее знать испанский. Кен, мне нужен приличный костюмчик. И Крису тоже. Есть у тебя что-нибудь?

Китаец покорно кивнул:

— Найдем. А ты, Крис, можешь смело брать любую книгу. Когда-нибудь я открою в этом городе библиотеку. Считай, что ты — первый ее читатель.

Они ушли, а Кирилл жадно накинулся на чтение. Статья о лондонском убийце была написана на редкость примитивно. В гимназии ему приходилось читать гораздо более сложные тексты. Добравшись до финальных строк, он глянул на тетрадь китайца и усмехнулся. Вонг Кен успел перевести только первый абзац, и за такой перевод в гимназии ему бы не поставили больше трех баллов.

Кирилл взялся за карандаш, разгреб место на столе и принялся пересказывать историю Джека Потрошителя, иногда подглядывая в подшивку «Даллас Кроникл», чтобы вставить оттуда нужный оборот. Он увлекся, и не заметил, как пролетело время.

Энди вернулся, когда перевод был почти завершен.

— Ну, как, встретился с друзьями?

— Завтра, — бросил Брикс, глядя на улицу в щель между занавесками. — Все завтра.

— А где Кен? Я тут решил ему немного помочь…

— Кен? Кен ищет для нас лошадей… — Энди ослабил галстук и присел на край стола. — Да, он ищет лошадей. А откуда ты знаешь французский?

— Ну, меня многому учили.

— Многому. Да не тому, что нужно. Ты же не усидишь в седле, если попадется резвая лошадь. Свалишься, треснешься головой, и вылетит из нее и весь твой французский, и вся остальная ерунда, вместе с мозгами.

Кирилл обиженно отвернулся, разглядывая настенную циновку с драконами. А Энди взял какой-то журнал, перелистал и швырнул обратно на стол. От него сильно пахло спиртным.

— Ну что ты молчишь? Нечего ответить?

— А ты ничего не спрашиваешь.

— Я спрашиваю — удержишься ты в седле или нет?

— Не знаю. Постараюсь. Но к чему эти разговоры?

— Постараюсь, — передразнил Брикс. — Да уж постарайся. До Маршалла сотня миль. И это будет бешеная сотня миль. Ты когда-нибудь видел, как несется кошка, если смазать ее задницу скипидаром? Так вот — мы будем нестись еще быстрей.

Назавтра Энди с Кеном ушли рано утром, а Кирилл остался в кабинете. От нечего делать он снова взялся за перевод. Исправил ошибки, а потом переписал набело. У китайца был великолепный набор стальных перьев, и бумага нашлась отличная, так что неожиданная языковая практика доставила Кириллу подлинное удовольствие.

Языки, история, география — в этих предметах он чувствовал себя как рыба в воде. А вот алгебра… Вспомнив о переэкзаменовке, он вдруг понял, что ее не будет. И гимназии больше не будет, кончилась гимназия. Кончилась вместе с прежней жизнью. После всего, что случилось за последние дни, он уже никогда не сможет снова надеть гимназический мундир, снова войти в класс, вытягиваться перед преподавателями и выслушивать их нотации…

Но, где бы он ни был, в Одессе или в Каса Нуэва, никто не отнимет у него права написать о себе, положив перед собой лист хорошей бумаги и обмакнув перо в чернильницу.

«Загадочное происшествие близ Миллвиля!»

«Тайна шхуны «Амазонка»!

«Корабль-призрак! Команда расстреляна юнгой!»

По примеру далласских хроникеров Кирилл начал статью сразу несколькими сенсационными заголовками.

Работа шла споро, и он отвлекся от нее только тогда, когда от голода заныл желудок. Глянув в окно, Кирилл заметил, что тень от соседнего дома дотянулась до середины площади. Значит, солнце уже клонится к закату. Куда же пропал Энди? Застрял в банке?

Кирилл нашел вазу с зелеными яблоками и, подумав, взял одно. Гостеприимный хозяин обязательно предложил бы ему угоститься, не уйди он по делам с Энди. Но куда же они пропали?

«Но куда же исчез юный и беспощадный убийца? — снова принялся строчить он. — Местные жители уверяют, что юнга вместе с сообщником угнал их лошадей и направился в Вайнбург. Однако погоня, организованная шерифом, не дала никаких результатов. А в болотах среди дюн были обнаружены тела двух полисменов, Брауна и Мендосы…»

Здесь Кирилл ненадолго призадумался. Имеет ли он право давать убитым чужие имена? Впрочем, какая разница? Двое помощников шерифа, застреленные в дюнах, так же мертвы, как Браун и длинноносый Мендоса, убитые индейцами. Значит, разницы никакой. Да и читателю далласской газеты все равно, как звали полисменов с далекого атлантического побережья.

Когда стемнело, Кирилл зажег керосиновую лампу и тщательно задернул шторы. Энди строго-настрого запретил ему приближаться к окну и вообще выдавать свое присутствие. Но писать в темноте он не мог, а не писать — тоже не мог.

— Зачем свет зажег? — раздраженно спросил Энди, внезапно появившись в кабинете. — Писака! Лучше бы поупражнялся с кольтом. Кен, ты посмотри, сколько бумаги он перевел! Пошли спать, завтра надо подняться до рассвета.

Поднявшись на последний этаж в узкую комнатушку, Брикс рухнул на койку и принялся стаскивать сапоги.

— Тебя не было так долго, — сказал Кирилл виновато. — Мне жалко было терять время, и я решил помочь Кену.

— Да ладно, — Энди махнул рукой. — Ты не обращай внимания, если я ору. Я ужасно вежливый и даже деликатный человек. Но когда доходит до дела, могу наорать на любого, пусть даже его зовут Джордж Вашингтон. В деле я просто псих, понимаешь?

— В каком деле? Я думал, ты ушел к друзьям…

— Да нет. Нет больше никаких друзей. Только ты, да Кен… — Энди зевнул. — Что ты пристал ко мне с разговорами? Я намотался сегодня, просто ноги отваливаются. Спи. Подъем в четыре.

— Так рано? Мы поедем в Маршалл?

— Поедем, поедем… — слабеющим голосом пробурчал Брикс и сразу же захрапел.

12. Деньги для адвоката

Мундир почтальона был слишком велик для Кирилла. Просторные брюки на подтяжках кое-как можно было заправить в сапоги, но что делать с кителем? Рукава пришлось подшивать. Иголка мелькала в ловких пальцах Кена, а Кирилл неуклюже поворачивался перед зеркалом.

— Лучше бы я надел тот дурацкий полосатый пиджак, — вздохнул он, поправляя форменную фуражку.

— Пиджак тебе понадобится в Маршалле. Ты пойдешь в нем к адвокату.

— А в этом мундире я похож на пугало огородное.

— Поглядите на него, он еще недоволен! — возмутился Брикс, бесцеремонно оттесняя его от зеркала и одергивая точно такой же, синий, с желтым кантом и блестящими пуговицами, китель. — Ему выдали почти совсем новые шмотки, а он строит кислую рожу.

Одежда и в самом деле была почти новой. Во всяком случае, так она выглядела, побывав в прачечной Кена. Никто бы и не подумал, что оба мундира были найдены проворным китайцем на развалинах почты, сгоревшей в прошлом году. Такое же происхождение имели и пачки бумаги, которую китаец использовал для литературной деятельности, и многие другие полезные предметы.

Самой же ценной находкой, по мнению Брикса, были дырявые, с подпалинами, холщовые мешки с почтовым клеймом. В один из них Энди сложил одежду, подаренную ему Кеном, а остальные, пока Кирилл мучился с костюмом, успел набить старыми газетами.

Мешки были навьючены на двух лошадей, которых Вонг Кен среди ночи привел на задний двор. Выехали до рассвета, в полной темноте. И в полной тишине. Кирилл хотел попрощаться с китайцем, но тот приложил палец к губам и молча поклонился.

Вопреки обещаниям Брикса, начало поездки не напоминало старт кошек, взбодренных скипидаром. Лошади едва плелись по тропинке между огородами. Только когда город остался позади, они перешли на легкую рысь. Вброд пересекли спокойную речку, а затем начался подъем в гору, и снова лошади тащились шагом, и от мерного покачивания в седле Кирилла тянуло в сон.

— Мы все сто миль будем так мчаться? — не выдержав, спросил он.

— Нет. Только первые десять. — Брикс оглянулся. — Нам надо до рассвета перевалить через холмы. Успеем.

— А что в мешках?

— Неважно.

— Энди, может быть, это и не мое дело… Но ты можешь мне объяснить, зачем весь маскарад?

— Объясню за холмами.

Солнце уже успело подняться и высушить росу, когда Энди остановился на повороте возле высокой глыбы песчаника.

Назад Дальше